Европейское турне

В лекционном зале тесно, студенты сидят на скамьях плотно, касаясь друг друга локтями и плечами. За кафедрой стоит сам Гюнтер фон Шуппе, один из популярнейших профессоров берлинского университета Фридриха Вильгельма [1] в области точных наук. Хороший математик, физик, механик, а главное — блистательный преподаватель, способный объяснить сложные вещи буквально на пальцах.

Маленький суетливый человечек сомнительного происхождения сильно напоминает обезьянку своеобразной физиономией и несуразной фигурой. Да и в быту, поговаривают, отличается довольно-таки неприятными привычками. Неряшливый, нечистоплотный, неделями не меняющий засаленную одежду, выглядит профессор весьма непрезентабельно. Однако когда

Вдохновенные движения, горящие глаза и хорошо поставленный голос профессионального лектора, почти двадцать лет отработавшего приват-доцентом [2] . Чёткие движения умелого чертёжника, и вот на доске с идеальной точностью нарисована проекция несложного механизма в сопровождении формул.

— Карандаш сломался, — услышал Алекс шёпот позади и передал запасной, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от лектора.

— Спасибо, брат студент.

Кивок в ответ, так же не поворачиваясь, фон Шуппе как раз начал чертить интересную схему, весьма ёмко и образно комментируя начертанное.

Учёба в университете образца 1866 года, попаданцу нравилась больше, чем дома. Несмотря на разговоры о Классической советской Школе, преподаватели такого уровня дома попадались редко.

Почитание Европы? Да нет… просто материальная заинтересованность преподавателей. Точно также дела обстояли ныне и в Российской Империи. Сумел заинтересовать студентов, будет посещаемость, а значит — хорошие деньги за лекции.

Проявил себя не только как хороший лектор, но и как видный учёный? Звание профессора с твёрдым окладом от государства, и это помимо денег за лекции от студентов. Звание профессора даётся пожизненно, оклад выплачивался даже в том случае, когда учёный давно уже вышел на пенсию. Неплохой стимул для преподавателей стремиться к совершенству.

Профессор закончил лекцию, и студенты загомонили, обсуждая её. Шуппе окружили, не давая пройти и прося уточнить некоторые моменты. Тот смеялся и отшучивался, отвечая чёткими, отменно выверенными фразами, нередко разбираемыми на цитаты.

Наконец профессора отпустили, без внимания студентов тот снова превратился в карикатуру на человека и пошёл к выходу, нервно вздрагивая от каждого шороха, втягивая голову в плечи. Поговаривали, что в прошлом фон Шуппе хватало неприятных моментов, так что тараканы в голове учёного откормленные. Ну да бог с ним…

Переждав поток, Алекс спокойно собрал записи и вышел за гомонящей толпой. Как обычно, слегка отдельно.

Дело даже не в инаковости попаданца, резко отличающегося от хроноаборигенов. Просто берлинский университет чрезмерно немецкий, с развитой системой студенческих братств. Формируются братства на основе землячеств и политических убеждений — почти исключительно националистических, имперских.

Отношение к славянам в этой среде и без того не лучшее, а уж после совместного демарша России и Франции, Укравших Победу и прервавших объединение Германии, оно стало вовсе уж скверным. Попаданец счёл невозможным вступать в подобные братства. Выслушивать регулярно лекции на тему неполноценности славян и предательстве России желания как-то не возникло.

Пусть его считают Алексом Смитом, но внутри-то он Алексей Кузнецов, и по характеру далеко не Штирлиц. К чёрту.

Поскольку не состоит ни в одном из братств, то и одевается как филистер [3] , чем ещё больше выделяется из толпы [4] . Иногда хочется влиться в студенческую тусовку…гулять хроноаборигены умеют не хуже потомков. Но даже если отбросить неприязнь к славянам, остаётся ещё и проблема фуксов [5] .

Бегать на побегушках? Спасибо, не тянет… Раскрывать инкогнито также не хочется. Вот и остаётся одиночество. И учёба.

Вздохнув, вышел из аудитории одним из последних, переждав поток гомонящих студентов.

— Спасибо, — брат-студент, за карандаш, — сказал улыбающийся бурш [6] со шрамом на лице [7] , стоящий чуть в стороне от входа, — выручил.

— Пожалуйста, брат-студент.

— Я Адольф, — протянул руку бурш, — Адольф фон Нарбэ.

— Алекс Смит..

— Как насчёт выпить пива в приятной компании? — Подмигнул черноволосый бурш.

Алекс слегка приподнял бровь, показывая тем самым лёгкое недоумение приглашением, но кивнул. Почему бы и нет? Понятно, что немцу что-то нужно… как раз и проясниться — что.

Адольф попадался на глаза не в первый раз, и всегда бурша окружали друзья и… свита? Да, часть его окружения можно назвать именно так.

— Адольф!

— Брат-студент!

— Нарбэ!

Путь до пивной затянулся — казалось, нового знакомца Алекса знают все встречные, радостно приветствуя бурша. Но после школы трущоб, сцены, политической активности, войны и работе в береговой охране, Фокадан легко высмотрел ряд несоответствий.

— Давай, — Ёрничая, дал мысленную команду очередному случайно встреченному студенту, и тот дал. Как в плохом театре, случайно встреченный приятель оглянулся на невидимого Алексу суфлёра, и немного судорожно обернулся, едва не оскальзываясь на мокрой брусчатке, одновременно расплываясь в чересчур широкой, резиновой улыбке.

— Фон Нарбэ! — Молоденький фукс радостно замахал ладошкой и прямо-таки расцвёл, когда бурш царственно кивнул ему в ответ, не сбавляя шага.

— Вербовать будут, — вяло оживился предстоящей интриге попаданец. Вряд ли опознали как полковника в отставке и довольно-таки известного драматурга, недаром усики и бакенбарды отпустил ещё на корабле. Как студент Алекс ещё ничем не прославился — не было загулов, дуэлей, научных открытий.

Значит, студенческое братство ведёт дежурную вербовку интересного иностранца? Да, похоже на то. Инаковость хоть и мешала сойтись с местными накоротке, но она же выделяла Алекса из толпы. Уверенное поведение, манеры бывалого человека, да ещё и при деньгах… как ни крути, но взгляд цепляется.

— Интересно, интересно… агента влияния с прицелом на будущее будут делать или кошелёк на ножках понадобился?

Студенческие братства германских земель, явление странное. С одной стороны очень националистические. После столь неудачного окончания войны, с фактически отобранной победой, сложно ожидать чего-то иного.