Эйсид Хаус
Шрифт:
На работе его коллег особенно взволновало одно газетное сообщение. Шестилетнюю девочку по имени Аманда Хитли схватили на тротуаре в нескольких ярдах от ее школы, запихнули в машину и увезли в неизвестном направлении.
— Что за животное сделало это? — спрашивал Мики Флинн в состоянии яростного негодования. — Если бы я только мог добраться до ублюдка... — и он намеренно позволял своему голосу угрожающе затихнуть.
— Он, очевидно, нуждается в помощи, — говорила Ивонна Ламсден.
— Я дам ему помощь. Пулю в череп.
Они спорили с противоположных позиций, один сфокусировавшись на судьбе похищенной девочки, другая на мотивациях похитителя. Зайдя в тупик, они обратились за помощью к явно испытывавшему
— Что ты думаешь, Иэн? — спросила Ивонна.
— Не знаю. Просто надеюсь, что ребенка найдут невредимым.
Ивонна подумала, что тон Смита свидетельствует о том, что он не возлагает на спасение слишком большие надежды.
Вскоре после этой дискуссии Смит решил пригласить Ивонну на свидание. Она ответила отказом. Он не был ни удивлен, ни разочарован. На самом деле, он пригласил ее прогуляться с ним только потому, что чувствовал необходимость, а не искреннее желание, это сделать. Приглашение на свадьбу кузена пришло по почте. Смит полагал, что обязательно должен прийти туда с кем-то. Как обычно, он отправился домой на уикэнд, нагруженный видео. Он решил, что отклонит приглашение, и сошлется на болезнь в качестве оправдания. Типа грипп с осложнением.
В этот субботний вечер Смита пришел повидать его брат Пит. Смит услышал звонок, но решил проигнорировать его. Он не смог решиться сделать паузу в «На Гребне Волны», когда пошла ключевая сцена, в которой работающему под прикрытием агенту ФБР Киану Ривзу приходит на помощь серфер Патрик Суэйзи и они объединяют силы против каких-то устрашающе выглядящих противников. На следующий вечер, звонок прозвенел снова. Смит опять проигнорировал его, поглощенный «Голубым Бархатом».
Под дверь была просунута записка, но Смит не обнаружил ее до утра понедельника, когда собирался уходить на работу. В ней говорилось, что у его матери был удар, и она была серьезно больна. Он позвонил Питу.
— Как мама? — спросил он, чувствуя вину за неспособность изобразить больше участия в своем голосе.
— Она умерла прошлой ночью, — сказал ему подавленным, замогильным голосом Пит.
— Ага... понятно... — сказал Смит и повесил трубку. Он не знал, что еще сказать.
За год, с тех пор как он начал смотреть спутниковое телевидение, Иэн Смит изрядно прибавил в весе, сидя в кресле и поглощая бисквиты, шоколадные батончики, мороженое, рыбные филе, пиццы, еду из Китайских закусочных, и всевозможную легкую закуску из микроволновки. Он даже начал брать лишние дни отгула по причине мнимой болезни, чтобы смотреть видео утром и днем. Тем не менее, тем утром, когда он узнал о смерти своей матери, Смит отправился на работу.
На похоронах он испытывал слабую тупую боль в груди; в контрасте с контуженным горем его брата и невероятной истерикой, устроенной его старшей сестрой. Боль Смита становилась острее, когда он думал о любви, которую мать проявляла к нему в детстве. Тем не менее, образы из фильмов продолжали перемешиваться с этими переживаниями, анестезируя боль. Несмотря на все попытки Смит был неспособен поддерживать эти мысли до такого уровня, чтобы их острота смогла тронуть его. Как только представилась первая возможность, он улизнул с похорон и направился домой, зайдя в два видео-проката. Сердце бешено колотилось в его груди, и рот заполонила слюна в предвкушении просмотра еще одной пары новых наименований из Холливела. Он приближался все ближе к своей цели.
В течение последующих дней он воспользовался предлогом тяжелой утраты, и использовал отпуск по семейным обстоятельствам, чтобы смотреть больше видео. Он едва спал, бодрствуя всю ночь и большую часть дня. Он принял амфетамин, купленный по случаю у его соседа Джимми Куинна, с целью поддерживать бодрствование. Состояние его сознания было непривычным; и все же, образы Джули, казалось, складывались как бутерброд между каждой его сознательной мыслью.
Это становилось перебором, даже для Иэна Смита. За исключением работы, он выходил из квартиры только лишь за тем, чтобы быстро зайти в видео-магазины и супермаркет. Одним вечером он выключил видео и отправился прогуляться к Уотер оф Лейф, снедаемый тревогой и неспособный сконцентрироваться на вечернем просмотре. Вишни в цвету у загаженного берега стоячей реки создавали чарующий аромат. Смит побрел вдоль берега, когда сумерки стали уже сгущаться. Его шаги потревожили группу юнцов в закрытых капюшонах, оборвавших свой разговор и начавших украдкой бросать на него угрожающие взгляды. Смит, не обращая на них внимания, погруженный в свои мысли, прошел мимо широкими шагами. Он миновал хрипящих алкоголиков на скамейках, чье нечленораздельное рычание воскрешало в памяти демонов, виденных им в фильмах или просто воображаемых; пустые банки суперлагера; разбитое стекло; использованные презервативы и собачье дерьмо. В сотни ярдах над спокойными, зловонными водами мрачно высился старый каменный мост.
Кто-то стоял на мосту. Смит прибавил шагу, наблюдая за начавшей вырисовываться женской фигурой. Дойдя до нее, он постоял мгновение, глядя как она курит сигарету. Ее бледное желтоватое лицо словно прогибалось внутрь, когда она сильно затягивалась. Это произвело на него странное впечатление, и навело на мысль, что табак был потребителем, а она — обесцененным продуктом, высасывавшимся с каждой затяжкой. По зрелом размышлении, он посчитал, что впечатление было правильным.
— Ищешь с кем поразвлечься? — спросила она без какого-либо обаяния в голосе.
— Ну, да, можно сказать и так, — пожал плечами Смит. Он и в самом деле не знал.
Ее глаза словно ощупали его тело, и она быстро выдала короткий перечень услуг и условий. Смит кивнул в том же неопределенном молчаливом согласии. Они в молчании пошли обратно к его квартире по узкой дороге, окруженной с одной стороны заброшенными складами, а с другой здоровой кирпичной стеной. Какая-то машина медленно проехала по булыжной мостовой, остановившись у одинокой фигуры другой женщины, которая, после короткого разговора, исчезла в ней.
В квартире Смита они прошли прямо в спальню и разделись. Затхлое зловоние ее дыхания не остановило его от того, чтобы поцеловать ее. Они никогда не чистила свои зубы, потому что ненавидела, когда мужчины ее целовали. Они могли делать все, что угодно, кроме этого. Поцелуй был единственной вещью, которая мешала ей забыть, чем она занималась, и которая заставляла сопротивляться ее отвратительной реальности. Впрочем, у Смита и не было желания целовать ее.
Он залез на ее худое тело, сначала чувствуя неудобство из-за явной его костлявости. Выражение ее лица было заморожено, а глаза затуманили опиаты или апатия. Смит видел выражение своего собственного лица, отражавшегося в ней. Он заставил себя продраться короткими толчками сквозь сухость ее пизды, и они оба сжимали свои зубы от боли и напряжения, пока у нее не стали выделяться соки. Смит нашел ритм и всаживал ей механически, все время удивляясь, почему он делает это. Она двигалась с ним со скукой и неохотой. Прошли минуты; Смит неумолимо наращивал свою активность. После того как прошло определенное количество времени, Смит понял, что он никогда не кончит. Его пенис, казалось, становился тверже, но в то же время испытывал растущую нечувствительность. Выражения шока, возражения, и недоумения пробежали по лицу женщины, когда настойчивая боль в теле заставила ее сопротивляющееся сознание примириться с погоней за оргазмом.