Ежики, или Мужчины как дети
Шрифт:
«А как все хорошо начиналось, – подумала Жанна, вздыхая. – Два месяца, я уже практически привыкла к нему».
Стало даже все равно, будет ли он работать. И главное, что обидно, был бы повод для ссоры! Ведь всю субботу проторчали дома, ждали Бориску, потом мучительно чинили этот долбаный кран, выпроваживали Бориску, объясняя, что денег нет и придется брать натурой – бутылкой «Охотничьей». Жанна надеялась хоть в воскресенье отдохнуть, но воскресенье прошло просто псу под хвост. Ёжик весь день выпускал иголки и кололся. То ему канал по телику не тот, то еду не разогрели, то за компьютером сидеть мешают. И вот, нате пожалуйста. Под вечер разошелся окончательно.
– Значит, ты считаешь, что я не имею права знать, что ты мне верна? – выплеснулся
– Что? Что ты должен сносить? Я не понимаю, о чем ты?
– Я уверен, что ты спишь со своим бывшим мужем! – выпалил наконец Ёжик.
– Да что ты? – рефлекторно усмехнулась Жанна. – И где же я, интересно, предаюсь плотской страсти? И главное, зачем? Ты Бориску видел?
– Именно! – поднял вверх указательный палец Ёжик и смешно причмокнул губами. – Я видел, как он на тебя смотрит!
– И как? По-моему, как на источник средств. Или я чего-то проглядела? – продолжала веселиться Жанна.
– Не притворяйся. Так, как он на тебя смотрел, мужчина смотрит только на женщину, с которой спал.
– Ну… в какой-то степени ты прав, – пожала плечами Жанна. – Он же действительно со мной спал. Я уж не знаю, может, действительно у вас все так сложно. И вы эту хрень по взглядам определяете. Но это ж когда было?
– Какая же ты… – вдруг с яростью выдохнул Ёжик и понес уже окончательно какую-то ересь. Он булькал, как кипящий вулкан. Из него вырывались языки пламени. В этом извержении Жанна могла понимать только отдельные фрагменты. «Все вы суки развратные», например. А еще: «За такое ноги мало вырвать». Или вот это: «Америку надо взорвать за ее феминизм».
– А Америка-то тут при чем? – удивилась Жанна.
– Ненавижу я разврат! – кипятился он. – Ты думаешь, я буду это терпеть?
– Я думаю, что мне завтра на работу, так что не собираюсь весь этот театр уродов досматривать до конца. Я не заказывала билетов на этот спектакль. Тем более места в партере. Мне надо отдохнуть, – сказала Жанна и подумала, что она все-таки тоже включилась в это паранормальное явление и теперь ужасно зла. И тоже хочет кричать.
– Я не позволю так со мной обращаться! – окончательно обезумел Ёжик и принялся лихорадочно метаться по квартире, демонстративно игнорируя взглядом сидящую на диване Жанну.
– Собираешь вещи? – нахмурилась Жанна.
– Да! Или ты думала, я потрачу жизнь, чтобы смотреть, как ты крутишь задницей перед другими мужиками?
– Ничем я не кручу, – возмутилась она, – ты все придумал.
– Нет, я видел! – заорал Ёжик. – Ты просто такая же, как и все бабы.
– Какая?
– Распущенная дрянь. Я не позволю вытирать об меня ноги. И использовать меня не позволю! – Ёжик швырнул на середину комнаты чемодан и принялся беспорядочно сваливать в него свои пожитки. Пожитков было немного – Ёжик шел по жизни налегке. Несколько пар джинсов, рубашечка любимая в тонкую голубую полоску, рубаха в крупную клетку, вельветовая куртка, в которой сейчас еще было жарко ходить. Кроссовки, одна пара классических ботинок. Белье. Жанна внимательно наблюдала за Ёжиком, и ей становилось больно от потраченного времени, от потраченных душевных сил. Все-таки не три дня свиданий. Два месяца – это звучит гордо. Но что же делать, если вообще непонятно, как с этим бороться. Ведь не объяснишь же ему, что Бориска как сексуальный объект Жанну давным-давно не интересует. Не объяснишь, потому что Ёжик, видя, в каком непотребном состоянии теперь живет Бориска, все-таки предполагает в Жанне желание и стремление к совокуплению с бывшим супругом. Бориска теперь обрюзг, растолстел до неприличных пивных размеров, источал аромат перегара на три метра вокруг себя, был небрит и широко улыбался миру давно уже не леченными, дырчатыми зубами. «И вот к этому чуду в перьях Ёжик меня приревновал?» Жанна не знала, что и думать. Однако костер любви потух в пожаре ревности. Ёжик метал громы и молнии, застегивая
– Ну что, ты ничего не хочешь мне сказать? – грозно спросил он, подкатывая чемодан к двери.
– Нет, не хочу, – покачала головой Жанна. Она подумала, что есть что-то глубоко ущербное в том, что мужчина (имеется в виду Ёжик) к сорока годам перекатывается от женщины к женщине с видавшим виды темно-зеленым матерчатым чемоданом на колесиках, так и не сумев ни разу ни с кем создать семью. Есть, значит, в нем какой-то изъян. Какая-то порча. Возможно, эта самая ревность, а возможно…
– Значит, я прав, – удовлетворенно кивнул он.
– Да. Возможно, ты прав и я страстно мечтаю отдаться любому встречному и поперечному. И меня вообще ничего не интересует, кроме того, чтобы залезть кому-то в штаны. Странно звучит, но допустим. Или предположим, что тоже вполне логично, что ты просто сматываешься, потому что я попросила тебя помочь мне расплатиться за квартиру. Ты жил здесь больше двух месяцев, и тебя никак не интересовало, откуда что берется. Деньги, продукты, уют. А тут – как же – такого прекрасного Ёжика попросили за что-то заплатить.
– Ты ошибаешься! – заорал Ёжик.
– Конечно, ошибаюсь. А ты прав – я хочу переспать со спившимся небритым имбецилом. Ты прав! – развела руками Жанна. – Давай, уезжай. Ты ничего не забыл? Все взял? Потому что я бы не хотела, чтобы ты еще хоть когда-то появлялся на моем горизонте.
– Вот! – поднял вдруг указательный палец Ёжик. Вид при этом скорчил многоумный, просто доктор наук.
– Что вот? – Жанна в ярости сдула с лица сбившуюся челку.
– Об этом я и говорю – ты не умеешь быть женщиной. Тебе надо мужчину подавить, тебе надо всем командовать. И ты во всем меня подозреваешь, думаешь, что я живу с тобой из-за денег? Ты с ума сошла?
– Ой-ей-ей, только не это. Только не надо вот этого. Уходил? Уходи. Давай без этих твоих теорий. Все, считай, поговорили.
– Боишься? Не хочется правды слышать? – едко улыбнулся Ёжик.
Жанна, не желая больше смотреть на весь этот цирк, ушла в кухню и заперлась на замок. Происходящее больше не интересовало ее. Слова всегда остаются словами, а дела – делами. И дела Жанна ценила куда выше слов, а Ёжик (как и многие другие в довольно длинном Жаннином списке разочарований) явно предпочитал обходиться громкими словами. Жанна слышала краем уха, как Ёжик бродит туда-сюда по ее небольшой квартирочке. Она примерно представляла, как ему сейчас сложно – снова уходить в никуда, когда тут есть маленький кабинет, компьютер, питание трехразовое. Да, «проверочку» не прошел еще никто.
– Я ухожу! – крикнул Ёжик, подойдя к Жанниной запертой двери.
Она видела через мутное стекло двери, как он нерешительно топчется в прихожей, как ждет, что она сделает хоть что-то, чтобы можно было продолжить этот болезненный, разрушительный диалог, этот отвратительный скандал с оскорблениями, с грубостью и с криками. Но все же скандал – это повод к тому, чтобы кто-то уступил, а тишина куда разрушительнее. Жанна знала, что, по сценарию, который почему-то сидит в голове у множества мужчин, женщина в конце концов должна не выдержать и от страха, что снова останется в одиночестве, выбежать из кухни и попытаться сделать что-то. Как-то его остановить. В идеале – упасть на колени и успеть ухватить его за вторую ногу, в то время как первой он уже ступит за порог ее дома. Она должна признать, что он был прав. Не столь уж важно в чем. Тогда он любезно признает, что про Бориску он тоже перегнул палку, но что поделаешь – он слишком любит ее, он слишком чист душой, чтобы выносить ее свободное поведение. Может быть, он даже запретит ей что-нибудь – встречаться с подругами или оставаться на ночные дежурства. Впрочем, с этим сложно – на ее деньги они живут. Нет, работу он не тронет. Только весь этот сценарий Жанна уже проходила, вцеплялась в ноги, рыдала, давала второй шанс, переставала вообще заикаться о деньгах – все это уже было и никакого результата не дало. Было только хуже.