Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Розин Вадим Маркович

В. Р. Я считаю Вас не просто приятным и хорошим, но мужественным человеком. Тем не менее, если Вы не возражаете, продолжу вопросы. В статье, опубликованной в газете «Сегодня», Вы обвиняете меня в том, что я не верю в объективную истину, заменяя ее калейдоскопом частных субъективных мнений. Увы, но должен сознаться, что да, в объективную истину я не верю (и, кстати, не верил никогда), тем более в такую, которая отождествляется с христианской истиной, как будто это одно и тоже — истина вообще, научная истина и истина христианская.

Ю. Ш.Можете иронизировать, мне это все равно, но условием стяжания христианской истины является осознание собственной немощи. Без помощи Бога встреча с истиной никогда бы не состоялась. Мне, как и большинству людей, труднее всего признаться

в своей немощности, мне легче признаться в своей грубости, заносчивости или даже хамстве, чем в неспособности эффективно убедить собеседника собственными силами.

В. Р.Все это, извините, звучит как-то не по христиански и мало проясняет, почему условием обретения истины является немощь и вера в Бога. Для Вас, как я понял из статьи, падение и заблуждение человечества началось с после— возрожденческой культуры, когда сформировались представления о человеке как о существе, не нуждающемся в опоре на благодать, но способном самостоятельно вытащить себя за волосы из трясины любых коллизий. А дальше пошло-поехало. Лютер. Спиноза, Декарт, Фейербах, для которого, как Вы пишете, уже Бог оказался всего лишь порождением человеческого интеллекта, и, наконец, ваш покорный слуга. В такой хорошей компании на миру даже смерть от Вашей руки красна. Но Вы, как я понял, отказываете мне в способности не только иметь дело с истиной без помощи Бога, но и жить нравственно без тех же помочей.

Ю. Ш.Рассчитывать, что собственной порядочности достаточно, чтобы воздержаться от служения злу, было бы весьма неосмотрительно. Именно в слабости проявляется и возрастает достоинство человека. Раз человек слаб, то не легкомысленно ли искать опору в таких же немощных созданиях, как мы сами? Это имеет смысл только в том случае, если через них мы получаем поддержку Бога. Но прежде всего нам необходимо осознать, как немощен каждый из нас.

В. Р.Трудно сказать, чего здесь больше: неверия в человеческие возможности или уверенности, что только благочестивому христианину, получившему доступ к благодати, доступна и абсолютная истина. Теперь попробую объяснить, что я понимаю под истиной. Определяя, что такое истина и ложь. Платон пишет: «Кто о сущем говорит, что оно есть, тот говорит истину, а кто утверждает, что его нет, тот лгун». Прав тот, подтверждает мнение Платона Аристотель, «кто считает разделенное разделенным и соединенное соединенным, а в заблуждении тот, мнение которого противоположно действительным обстоятельствам». Другими словами, научная истина в античном понимании характеризует то, что есть на самом деле, что существует. Но существующее, утверждают Платон и Аристотель — это не то, что существует эмпирически, а то, что отвечает научному мышлению и познанию.

Но в Новое время, после работ Галилея, Гюйгенса, Ф. Бэкона понимание существования изменилось: оно становится неотделимым от творческой инженерной деятельности человека, точнее расположено теперь на границе двух сфер — естественнонаучного познания и инженерной деятельности.

В нашем столетии складывается еще одно научное понимание существования — гуманитарное, которое соотнесено с опытом самого исследователя, его ценностями. Этим трем разным пониманиям существования отвечают и три различные понимания научной истины: античное, естественнонаучное и гуманитарное, кстати, гуманитарная истина парадоксально сама предполагает множество истин.

Но ведь, есть еще житейская истина, эзотерическая, религиозная. И только последняя нагружена этическими обертонами. Итак, что Вы считаете абсолютной истиной? Может быть, это христианская истина? Но разве, христианская истина более истинна, чем скажем научная или эзотерическая?

Кстати, обратите внимание — у науки, религии и эзотеризма разные цели и основания. Ученый стремится адекватно описать действительность, исходя из некоторой общезначимой практики. В античности — это практика рассуждений по поводу практических предметов, природных явлений, поступков людей. В Новое время добавляется инженерная практика, в конце XIX, в XX столетии — гуманитарная. Напротив, религия и эзотеризм — это поиск путей спасения, причем первая опирается на коллективный, соборный опыт жизни, а вторая — на индивидуальный.

Для верующего или эзотерика познание — всего лишь средство для спасения, а само спасение понимается так, чтобы обеспечить реализацию его идеалов и связанных с ними ценностей, мироощущения, устремлений. В этом смысле Бог и подлинная реальность эзотериков являются проекцией личности верующего и эзотерика. Но и для ученого его онтология, например, природа с ее законами, есть проекция его личности, но другой ее стороны, обусловленной научным мышлением, поэтому ученый может параллельно верить хотя бы и в Бога.

Другое дело, если так называемое научное мировоззрение претендует на ту же роль, что и представления о Боге для верующего, то есть на роль смысловых оснований личного бытия. Но и религия нередко берется решать задачи, которые ей не под силу, например, направлять практику и мышление людей.

Ю.Ш.Разве не Церковь взялась ответить на основные вызовы нашего времени, то есть соответствует самому характеру современной культуры. Среди духовного запустения и мерзости современной жизни именно Церковь возрождает культуру, восстанавливает храмы, переиздает святоотеческую литературу, открывает воскресные шкоты.

В. Р.Я не отрицаю большие заслуги церкви в наше тревожное время. Но не лишне вспомнить, на какой тип человека ориентируется религия, возьмем для примера православную. Это, с одной стороны, человек, архетипически восходящий к домострою, для которого важны отношения отеческой заботы, подчинения, страха, порядка, с другой — человек с натуралистическим сознанием, то есть признающий существование лишь одной реальности, в данном случае реальности Бога, в той трактовке, которую дает православная церковь. Вот Вы пишете, что христианство предполагает совершенно другой образ человека — обладающего достоинством в самой своей немощи, нуждающегося в поддержке и способного ее принять. Нельзя ли в этом случае предположить, что архетип православного человека — это доличностный и средневековый тип человека? Что социализм за семьдесят лет господства и воспитания подрастающих поколений сформировал тип авторитарного человека, близкий к этому православному образцу? Что поэтому идеи православной церкви так привлекают сегодня многих людей в нашей стране? Многих, но не всех, не исключено, что всякая достаточно развитая личность уже не в состоянии ни мыслить столь натуралистично, ни пребывать подобно верующим в страхе божьем.

Ю. Ш.И смертельно боится смерти, поскольку не может принять идеи личного бессмертия, склонна преувеличивать свои личные возможности, с легкостью необычайной впадает в эгоизм.

В. Р.Да, но и многое приобретает: свободу мышления, жизненный реализм, необходимость решать проблемы на человеческом уровне. Конечно, я понимаю, дело не в том, кто сколько потерял, а кто приобрел. Дело в том, что подобная личность, даже если бы и хотела, не в состоянии принять то мироощущение, которое предлагает православная церковь. Во всяком случае я не могу. Другое дело, если традиционное православное понимание Бога станет, так сказать, более современным (менее натуралистическим, антропоморфным, более соответствующим личным ценностям), в то время как наука, особенно естественная, не будет претендовать на роль мировоззрения для отдельного человека. Но пока этого нет, как поступить, что остается делать?

Ю. Ш.На самом деле мы не можем вести диалог, поскольку я скорее проповедую, предъявляю Вам свою веру. Беседа диалогична лишь постольку, поскольку от верующего требуется понимать реальные затруднения собеседника. Мне трудно понять, как можно говорить о существовании Бога с человеком неверующим, для которого Бог не существует.

В.Р.Но ведь существование — категория не житейская, а философская и мировоззренческая. Мало ли кто верит в Бога или чувствует его присутствие. В обычной жизни — на здоровье. Но в мышлении, как Вы знаете, существование — проблема. Тем более, существование Бога. По моим исследованиям получается, что существование и Бог, во всяком случае у Платона и Аристотеля, являются, с одной стороны, проекциями их собственной личности, а с другой — рефлексируют и замыкают античное философское мышление. Не подсказывает ли нам эта реконструкция и способ диалога верующего с неверующим?