Эзотерическое христианство, или Малые мистерии
Шрифт:
Это самоограничение есть акт жертвоприношения, добровольное самопожертвование любви ради того, чтобы другие жизни могли возникнуть от Него. Этот акт рассматривался как смерть, ибо по сравнению с невообразимой жизнью Бога в Себе подобное ее втеснение в материю может воистину назваться смертью. Оно рассматривалось как распятие в материи и изображалось как таковое; отсюда истинное происхождение креста, как в его так называемой греческой форме, которая означает оживотворение материи силою Святого Духа, так и в латинском кресте, на котором изображается Небесный Человек, Космический Христос. [225]
225
C. W. Leadbeater. The Christian Creed, стр. 54, 56.
«Исследуя символизм латинского креста,
226
Там же, стр. 56, 57.
Это жертвоприношение происходит непрерывно, ибо в нашей вселенной с ее бесконечным разнообразием божественная жизнь изливает себя в каждую из ее бесчисленных форм, составляя самое сердце ее, «Сердце Безмолвия» египетского ритуала, «Скрытого Бога». В этой жертве кроется вся тайна эволюции, божественная Жизнь, плененная в форме, не перестает действовать на нее изнутри, заставляя ее развиваться, но делает это осторожно, чтобы форма не разбилась, пока она еще не достигла своего полного развития. С бесконечным терпением, тактом и осторожностью совершает божественная Сила это давление; в каждой форме – минеральной и растительной, в животном, в человеке эта расширяющаяся и подвигающая к росту энергия Логоса действует без перерыва. Это и есть та сила эволюции, та образующая энергия внутри всех форм, которую наука усматривает, но не знает, откуда она идет. Ботаник говорит об энергии внутри растения, которая тянет его вверх; он не знает как и почему, но дает ей название vis a fronte, потому что находит ее там или, вернее, видит ее результаты. Совершенно так же, как в растении, действует она и во всех других формах, делая их все более совершенными выразителями кроющейся в них жизни. Когда граница возможности для дальнейшего роста какой-либо формы достигнута и ничего более не может быть выявлено через нее душою этой формы, той божественной частицей, которой Логос осеняет форму, – тогда Он извлекает из нее Свою энергию и форма разрушается. Мы называем это смертью и гибелью. Но вместе с Его энергией удаляется и душа покинутой формы; для нее Он строит новую форму и смерть старой означает переход души в большую полноту жизни… Если бы мы смотрели духовными, а не телесными глазами, мы бы не оплакивали мертвую форму, возвращающую материалы, из которых она была построена, мы бы радовались, что жизнь перешла в более совершенную форму для того, чтобы могли раскрыться еще не проявленные, скрыто живущие в ней силы.
Благодаря этой непрестанной жертве Логоса существуют все жизни; благодаря Его Жизни вселенная находится в непрерывном процессе становления. Эта Жизнь Едина, но она воплощается в мириадах форм, непрерывно приводит их в постоянное взаимодействие и осторожно преодолевает их сопротивление. Это и есть Искупление, [227] та объединяющая сила, благодаря которой отдельные жизни начинают постепенно сознавать свое единство, благодаря которой в них развивается самосознание, познающее себя в конце своего земного пути единым со всеми остальными жизнями и убедившееся, что единый корень всех жизней – божествен.
227
По-английски At-one-ment, приведение к одному. – Прим. перев.
Это – первичная и непрерывно продолжающаяся жертва, излияние Жизни, направляемой Любовью, добровольное и радостное приношение Себя, чтобы дать бытие другим Я (Selves). Это – та «радость Господа», [228] в которую «внидет» верный слуга, евангельское изречение, сопровождаемое многозначительными словами, что Он алкал и жаждал, был наг и болен, был странником и в темнице, был во всех заброшенных и во всех получивших помощь сынах человеческих. [229]
228
Матф. 25:21,23.
229
Там же, 31—45.
Для свободного Духа отдача себя есть радость, и он живет тем сильнее, чем больше дает от себя. И чем обильнее он изливается, тем быстрее совершается его рост, ибо закон, по которому растет жизнь, требует – давать, а не брать, изливать изнутри, а не принимать извне. Из этого следует, что наиболее глубокий смысл жертвы есть радость; Логос изливает Себя, чтобы появился мир и «на подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством…» [230]
Но люди соединили значение этого слова со страданием и в каждом религиозном ритуале жертвоприношения всегда налицо есть оттенок страдания, хотя бы в виде ничтожной убыли для приносящего жертву. Следует ясно понять, каким образом произошло это изменение, это инстинктивное соединение слова «жертва» с неизбежностью страдания.
230
Исаия 52:11.
Объяснение этому явлению мы находим тогда, когда от проявления Жизни переходим к формам, в которых Жизнь воплощается, и смотрим на проблему жертвы со стороны формы. Тогда как самая жизнь Жизни состоит в отдаче, жизнь или сохранение формы зависит от ее способности брать извне, ибо живя, она испытывает убыль, она истрачивает себя. И для этого, чтобы продолжать свое существование, она должна извлечь извне свежий материал, чтобы возместить понесенную убыль. Форма должна завладевать, удерживать и вносить в себя то, что она захватила, иначе она не сможет продолжать свое существование; закон ее роста – брать и усваивать то, что мировая среда предоставляет ей. Когда сознание отождествляет себя с формой, когда оно смотрит на форму как на самого себя, – жертва принимает неизбежно аспект лишения, страдания; отдать, уступить, потерять то, что было добыто, вызывает чувство посягательства на благоденствие формы, на прочность ее существования и, благодаря этому, Закон Жертвы приобретает оттенок страдания, а не радости.
Недолговечность форм, постоянное их разрушение и страдание, вызываемое этим разрушением, должны научить человека, что ему не следует отождествлять себя с формой, изменчивой и преходящей, а с растущей и неистощимой жизнью; и этот урок преподавала ему не только вся внешняя природа, но и мудрые наставления Учителей, дававших ему религии.
Во всех мировых религиях можно проследить четыре главные ступени в учении о Законе Жертвы. Прежде всего, человека учили жертвовать частью своих материальных благ, чтобы заслужить увеличение своего материального благоденствия, и тогда жертвы приносились в виде благотворительности по отношению к людям и в виде приношения богам, как это известно из Св. Писаний индусов, поклонников Зороастра, евреев и всего остального мира.
Человек отдавал нечто, имеющее для него цену, чтобы обеспечить для себя, для своей семьи, своей общины или своего народа благосостояние в будущем. Он жертвовал в настоящем ради того, чтобы получить с избытком в будущем. На второй ступени урок был уже труднее: вместо физического благосостояния и мирских благ наградой за принесенные жертвы являлось небесное блаженство. Завоевать для себя небо, добиться счастья по ту сторону смерти – вот что побуждало человека жертвовать в течение своей жизни на земле.
Это был уже значительный шаг вперед: человек научался отдавать то, чем дорожило его тело во имя отдаленного блага, которое он не был в состоянии ни видеть, ни доказать. Он научался отдавать видимое за невидимое и, соглашаясь на эту жертву, он вырастал внутренне, поднимался на высшую ступень; ибо так велико обаяние видимого и осязаемого, что если человек способен променять его на невидимый мир, в который верит – он уже делает значительный шаг для достижения этого невидимого мира. Мы знаем подвиги мучеников, как много они могли претерпеть, мы знаем как они научались выдерживать полное одиночество и преследование, выносить все бедствия, страдания и поношения, устремив свой внутренний взор на то невидимое, что их ожидало за могилой. Верно, что в них говорила и жажда небесной радости, но все же нужна большая сила, чтобы оставаться одиноким на земле, опираясь на одно духовное общение, сохранять верность внутренней жизни, когда внешняя жизнь представляет одно мучение.