Фабрика грез Unlimited
Шрифт:
– Мистер Блейк… Вы начнете прием пациентов?
– Я занят! – Раздраженный взмах моей руки заставил регистраторшу застыть на пороге. – Скажите им, что они могут сами исцелить себя, если постараются.
Мне было нужно летать.
Я продрался сквозь липучую женскую толпу и вышел из клиники. Люди теснили меня и толкали, трясли перед моим лицом своими ранами и бинтами, прижимая меня к машинам. Старуха бросилась передо мной на колени, пытаясь выдавить из моих рассаженных пальцев хоть капельку крови.
– Оставьте меня!
Изнуренный их настырностью, не в силах думать ни о чем, кроме Мириам Сент-Клауд, я ухватился за ветровое стекло ее спортивной машины, перемахнул через капот и пошел к церкви, стараясь спланировать следующий этап трансформации этого города. При всем моем верховенстве, я все еще хотел утвердиться, испытать свои силы до крайнего предела, как говорят дети – на «слабо». Явился ли я сюда, чтобы использовать этих людей, или спасти их, или покарать, или, возможно, ввести в некую сексуальную утопию?
Я смотрел на ослепительную тропическую растительность, заполонившую крыши города, на огромные финиковые пальмы, свесившие обремененные плодами ветви над дымовыми трубами, на зеленый фонтан баньянового дерева. Мне не терпелось покончить с этим днем. Пациенты из очереди разбрелись по автостоянке и спорили теперь среди машин, горячо и возбужденно, как дети. Я хотел, чтобы эти люди увидели свои истинные силы и возможности – раз таковые есть у меня, то есть и у них. Каждый из них наделен властью вызвать из земли, что под его ногами, миниатюрный рай.
Я хотел отвести их в их настоящий мир, через все препоны самообуздания и условностей. И в то же время, на более прагматичном уровне, я думал, что смогу использовать жителей Шеппертона не только в нуждах своего плана вырваться из этого города и окончательно отринуть смерть, коей я однажды уже избежал, но и для того, чтобы бросить вызов невидимым силам, давшим мне мои властные полномочия. Я уже вырвал у них верховное владычество над этим городишкой. Я буду не только первым человеком, убежавшим от смерти, но и первым, кто вознесется превыше смертности и человеческого естества, востребует свое законное право на божественность.
В церкви не было никого, главный вход и дверь в ризницу наглухо перекрыли молочно-кровавые порождения моей потенции, варварские цветы, вымахавшие уже выше смущенных ими прихожан. Все еще в поисках Мириам, я обежал плавательный бассейн и направился к Старкову причалу.
Киоск у входа был свежевыкрашен, в нем появился автомат по продаже билетов. К моему второму пришествию Старк обоснуется уже в настоящей конторе с билетной кассой. Ржавый лихтер болтался футах в двадцати от причала, его подъемный кран освободился от лиан, опутавших чертово колесо и карусель.
Но с какой такой стати шеппертонцы, многие из которых работают в лондонском аэропорту и на киностудии, заинтересуются какой-то там покореженной «Сессной»? Или Старк думает, что, когда известие о моих необычайных силах, о моем побеге из смерти разойдется по миру, этот самолет станет чем-то вроде фетиша и его аура пребудет даже после моего ухода? Под жадными глазами телекамер всего мира люди будут платить сколько угодно, лишь бы потрогать раскисшие в воде крылья, заглянуть в облезлую кабину, из которой явился миру юный бог…
Я потрогал синяки на своей груди, почти уже уверенный, что это Старк меня оживил. Один он не сомневался, что я умер и что сквозь бритвенно узкую брешь моего воскрешения в этот мир проплескивается мир иной.
В полутьме под клетками пыльно копошились крылья. Подойдя поближе, я увидел, как один из стервятников отрешенно ковыряется клювом в щебенке. Его напарница тесно съежилась у груды пустых картонных коробок, пряча от солнца свое облезлое оперение.
Так значит, Старк открыл клетки своего занюханного зоопарка и разогнал его обитателей. Мартышка повисла на прутьях клетки снаружи, лишенная возможности попасть в свой собственный дом; шимпанзе уныло сидел в одной из люлек чертова колеса, его нежные пальцы трогали рычажки управления, словно в надежде перелететь на иную, более счастливую посадочную площадку.
Все они выглядели голодными и неухоженными, откровенно боялись тропической растительности, в одночасье захватившей причал. Понимая, что им нет места в моем преображенном Шеппертоне, я, однако, не мог не огорчиться, увидев их запущенное состояние, а потому спустился на колени, тронул подсохшее семя на своих бедрах и приложил руки к земле. Когда я поднялся, одновременно со мной поднялось небольшое хлебное дерево, его плоды закачались прямо у меня перед лицом. Я напитал мартышку, а затем перешел к чертову колесу и взрастил рядом с шимпанзе миниатюрное банановое дерево. Он сидел в своей люльке, застенчиво опустив лицо, и ловко, изящно снимал с ярко-желтого плода полоски кожуры.
Прежде чем я успел позаботиться о стервятниках, послышалось громкое, как у запаренного животного, дыхание катафалка. Старк резко развернул тяжелую машину, осыпав мои ступни горячей пылью. Он сидел за рулем, неловко приглаживая свою белокурую шевелюру, и таращился на меня в явном неведении, что я наг. В его уме вставала обстановка первого из грядущих телевизионных интервью.
Глядя в его наглые глаза, я чувствовал, как все во мне закипает. Мне хотелось выпустить из своей руки сокола, юного убийцу, который схватит Старка за глотку в первый же момент своей жизни. Или кобру из моего пениса, чтобы ядом наполнила его рот. Однако, подходя к нему, я увидел в задней части катафалка барахтающееся очертание какого-то всклокоченного существа. Поперек стальных гробовых полозков валялась сеть с десятком-другим пойманных Старком птиц. Какаду и ара, иволги и медоеды, они жалко трепыхались на полу катафалка, новые насельники опустошенного зоопарка.
– Они боятся вас, Блейк. – Старк широким жестом распахнул заднюю дверь машины, – Я наловил их за полчаса. Шеппертон превратился в какой-то бредовый птичник.
Он все еще держался настороженно и заискивающе, словно моя возрастающая власть над этим городком, моя безграничная животворность лишний раз подбивал его бросить мне вызов. Он наверняка подозревал, что все эти встрепанные, неопрятные существа, бьющиеся в грубой веревочной сетке, суть части меня.
Бдительно стараясь не прикоснуться ко мне – а вдруг я превращу его в какого-нибудь остроклювого, но хилоногого хищника, – Старк подцепил сетку с птицами и бросил ее к моим ногам, в серую, текучую пыль. Он смотрел на плененную распластанную пернатость, на скомканные крылья, едва сдерживая желание передушить всех этих птиц своими руками, здесь же и сейчас же.