Фабрика мертвецов
Шрифт:
Отставка, ссылка в отдаленную губернию, возвращение к армии… И впрямь, сыплются. Милости.
– Тогда, наверное, и свитские смогут вернуться. – вымученно улыбнулся Митя.
– Э-э, нет! Кто ж князя Белозерского ослушаться осмелится? С его-то… Кровной Родней.
– Так Сила Крови же выдохлась! – не удержавшись, напомнил Митя.
– Так это ж смотря чья Кровь! Этой… и выдохшейся хватит. – грустно пробурчал Николаев и тут же старательно приободрился. – Давайте прощаться, друг мой Диметриос! Счастливой вам дороги в эту вашу… губернию.
– снова проявил осведомленность в чужих делах ротмистр. – Не печальтесь, и в провинции люди живут. Хотя как – не представляю. Главное, mon jeune ami, помните – коли желаете быть
***
Отстукивая тростью по булыжникам мостовой, отец, в партикулярном платье, с портпледом подмышкой и саквояжем в руке, бодро взбежал по ступеням вокзала. Следом, также нагруженный, печально тащился Митя. Над шпилями вокзала трепетали флаги. Пестрая толпа – от мужиков в сермягах до дам и господ в элегантных дорожных нарядах – заполонила перрон: слышался шум, выкрики, бойко наяривал военный оркестр, и тут же все перекрыл рокот паровозного гудка. Митя на мгновение замер, засмотревшись на механическое чудо.
– Митя, ну где же ты? Поторопись, скоро отправляемся!
Митя оглянулся… Отец уже прошел вперед, и теперь махал ему… от выкрашенного желтой краской вагона. Желтого? Митя едва не выронил саквояж. От ярости у него перехватило горло. Отец взял билеты второго класса! [9]
Глава 5. Неприятнейшее путешествие в пренеприятнейшей компании
– Так и будем всю дорогу молчать? – устало спросил отец.
– Ну что вы, батюшка. – с предельной вежливостью ответствовал Митя. – Как можно. Об чем бы вам желалось поговорить?
9
Синим цветом обозначался вагон первого класса, желтым – второго, и зеленым - третьего
– Как я буду справляться с губернскими властями, ежели с собственным сыном управиться не могу?
– Не беспокойтесь, батюшка, я вовсе не собираюсь вас компрометировать. Обещаю быть покорнейшим из сыновей.
– О Боже, Боже… - лишь снова вздохнул отец, бездумно глядя то ли на мелькающие за окном квадраты полей, то ли на собственное отражение в темном стекле.
Вскоре поля, и без того едва различимые, утонули в чернильном мраке, лишь изредка вспыхивая тусклыми, похожими на мерцание гнилушек в болоте, огоньками деревень. Смотреть стало вовсе не на что.Навряд хоть кто-то подсядет на следующих станциях – тут, сдается, люди и вовсе не живут. Митя бросил разложенный портплед поверх вытертых цветов обивки вагонного дивана.
– Надо же, ты снял сюртук! – саркастически протянул отец. – Я уж думал, он для тебя как вторая кожа.
– Вам стоило только приказать, батюшка. – все также вежливо откликнулся Митя. – Быть может, вашему авторитету перед губернскими властями поспособствует, если я пробегусь голышом по вагону?
Отец молча отвернулся к окну. Митя удовлетворенно прикрыл глаза: он так и знал, что никому не нужен – ни бабушке, ни дядюшке, ни тем более отцу. Того волнует лишь собственная карьера! Он один в провинциальной пустыне, оклеветанный и униженный светом, оставленный семьей: совсем как Манфред или Лара в сочинениях лорда Байрона. «Nor to slumber, nor to die, / Shall be in thy destiny; / Though thy death shall still seem near / To thy wish, but as a fear; / Lo! The spell now works around thee, / And the clank less chain hath bound thee; / O'er thy heart and brain together /Hath the word been pass'd – now wither!» [10] Внутри разливалось жгучее чувство обиды, в своей мучительности даже… слегка приятное.
10
Ни
Герои альвийского лорда-поэта страдали хотя бы среди сияющих пиков гор и бездонных пропастей, а не в вагоне второго класса! Посмотрел бы он, как бы они вынесли подобную муку!Это уж был третий вагон, что они сменили в дороге, и каждый был хуже предыдущего. Нынешний и вовсе считался миксом: наполовину первый класс, наполовину – второй. Отец даже сказал, что уж теперь-то Митя поймет, как глупо тратить лишние десять рублев на каждого, если все равно вагон один и тот же. Микс оказался хуже всех: пах сладковатой древесной гнилью, и кренился на бок под тяжестью здоровенной вагонной печи, отделанной облупившимися изразцами. «Первоклассную» половину отгородило занавесями помещичье семейство с многочисленными детьми: видно их не было, зато слышно – превосходно. Разве что к ночи детские крики и слезливый голос гувернантки сменились сонным бормотанием. Четверо купчиков, отмечавшие некую удачную сделку, пытались вовлечь в свой праздник и отца, но натолкнулись на особенный «полицейский» взгляд и затихли. Зато повадились сбегать из вагона на каждой станции, добирая веселья в станционных буфетах. Сейчас с их диванов доносился раскатистый храп и тянуло омерзительным запахом кислятины.
Митя уткнулся носом в спинку вагонного дивана, а заодно уж накрылся пледом с головой. Цоки-цоки-цок, цоки-цок… - клацанье паровоза по рельсам переплеталось с гулким стуком вагонов – чуки-чук, чуки-чук. Темнота неохотно сгущалась под веками, обещая краткое забвение всех горестей, и с плавным покачиванием дивана Митя поплыл в сон.
– Сюда извольте… - донесся негромкий голос кондуктора, следом послышался топот ног – шагать старались осторожно, а оттого еще больше шаркали, сопели и кряхтели. – Прощенья просим, ваше высок-блаародие. Остальные места все заняты.
– Да-да, господа, прошу вас… - раздался в ответ тихий голос отца. – Митя…
Зашипел стравленный пар, затягивая окна белой пеленой, вагон дернулся. Рядом с головой отчаянно сопротивляющегося пробуждению Мити что-то грохнуло, висящая над ним багажная сетка прогнулась под тяжестью, сам он судорожно подскочил… и ткнулся лбом в высунувшийся сквозь ячейки сетки медный уголок чемодана.
– Оуууй! – схватившись за лоб, взвыл Митя.
Дрыхнувший на соседнем диване купчина ухнул на пол, подскочил, водя вокруг сонными, безумными глазами:
– Разбойники… Грабят… Вот я вас, башибузуков! – хрипло забормотал он, хватая спрятанный за голенищем нож.
За занавесом, отделяющим помещичье семейство, проснулся и заплакал ребенок – плач побежал по детям как по бикфордову шнуру, и скоро из-за занавеса уже несся непрерывный вой.
– Владимир Никитич, что же вы сидите, когда там нас, возможно, уже убивают какие-нибудь апаши! – вскричал требовательный женский голос.
– Дорогая, мне пригласить их сюда, чтоб они убивали нас тут? – поинтересовался мужской бас.
– Господа, успокойтесь! – возвысил голос отец. – Никто никого не убивает, всего лишь небольшое столкновение.
– Когда речь о железной дороге, слово «столкновение» отнюдь не успокаивает. – пробормотал стоящий рядом с отцом господин в форме инженера-путейца.
– Небольшое столкновение головы с чемоданом. – поглядывая на Митю, громко уточнил отец.
Рядом хихикнули. Митя резко обернулся – и увидел юношу чуть выше себя ростом. Курносая физиономия аж вздрагивала от желания расхохотаться – казалось, веснушки сейчас посыплются. Митя представил себя: встрепанного, в сбившейся сорочке, может, даже с синяком на лбу… Почувствовал, что вот-вот покраснеет… и одарил юношу долгим оценивающим взглядом, особенно останавливаясь на потрепанных ботинках и запястьях, выглядывающих из слишком коротких рукавов мундира реального училища. В глазах юноши вместо веселья вспыхнуло возмущение.