Фаетон. Научно-фантастический роман. Часть 1
Шрифт:
Это была единственная ночь Лакия с Марикой. Спустя две недели после этой ночи, в кабинете личного врача Лакия сидел Риши: – Скажешь Лакию. – Внушительным резким тоном говорил он врачу монарха, – что Марика беременна! И срок ее беременности не месяц, а всего две недели!
Риши сделал многозначительную паузу. Затем добавил: – Не хочу, чтобы Лакий искал себе нового врача!
На следующий день врач, обследовав Марику, докладывал монарху: – Марика беременна уже две недели к ряду!
Царь был счастлив…
Вездесущий Риши знал все. И то, что Марика уже месяц, как беременна от лейтенанта Думара, и то что Лакий не может зачать наследника. И Советник решил держать язык за зубами до поры до времени, рано или поздно случай подвернется и обстоятельства обязательно сложатся в его пользу…
А что несчастная Марика? Анабель, как тигрица следила за беременностью Марики. И однажды вызвав ее к себе прямо и откровенно объяснила
– Сын твой будет наследовать престол. Ты-же побудешь в тени до некоторых пор пока он не вступит в царствование. Затем будешь при нем, как кормилица для общественности, а для него самого матерью. Хладнокровно взвесив все обстоятельства, Марика поняла, что выхода у нее нет. Так хоть пусть будет так, а не иначе. А дальше все шло по сценарию Анабель. Но, Марика родила близнецов в родовом замке монарха. Риши инсценировал нападение на Анабель с роженицей голодных дезертиров-солдат. Солдаты, по замыслу визиря, убили Анабель и выкрали одного из младенцев. Лакий сильно горевал по жене, но инцидент тщательно скрыли от народа, сообщив о том, что царица умерла вовремя родов. А несчастная Марика выкармливала своего сына, как наследного принца Лакии, став его официальной кормилицей. Ничего неподозревающий Царь, считающий себя отцом, видел свое утешение в наследнике и дал ему имя Тир…
Давно уже, в мареве песков, бесконечных барханов Тир потерял счет дням и ночам, и лишь брел из последних сил по раскаленным сыпучим волнам. Тир медленно продвигался на Запад. Он видел миражи манящих долин, потоков кристально чистых вод. Они словно дразнили его спокойной величественностью кокосовых пальм и зеленью лугов: – "…К нам, к нам – шу-шу-шу. – к нам – шу-шу-шу…"
Поддаваясь соблазну. Тир двигался в том направлении и уже сквозь внимание слышалось это "шу-шу-иву-у-у" где-то рядом.
То завывал ветер суховей, подымая тучи песка. Так было бесконечное число раз, пока не приспособился к жестоким миражам пустыни и не позволял себе больше тратить остатки сил. Куда теперь? И Тир шел вперед. Когда мираж снова внезапно возник на пути, он шагнул в него. Но, почувствовав прохладу воды на черных потрескавшихся ступнях, понял: – "Бесконечные ленты голубых волн на горизонте, что бегут сюда, превращаясь в бурлящие гребни волн, ласково касаются ног. Море".
Сколько времени ушло с этого момента, как горячее тело окунулось в прохладу воды, он не помнил. Длинные тени темными покрывалами ложились на откосы барханов, вплетаясь в гребни песка. Волны моря живыми медными отблесками отражали последние лучи красного солнца, которое уходило за горизонт. Там был Запад. У берега моря ночи не столь холодны, как в песках пустыни. И Тир упал на теплый песок пляжа, в беспокойном сне, как в бреду, прошла ночь. С рассветом, взбодренный утренней прохладой, он двинулся дальше. Теперь его путь лежал берегом бухты на Север. Этот путь он выбрал в надежде выйти к поселку рыбаков. Однообразный пейзаж пустыни сменился скалистыми обломками, хаотически разбросанными по песчаному пляжу, тянущимися туда, к вершинам горного хребта, который вынырнул из морской пучины и касался неба, цепляясь за белые копны облаков. Горы. Прохлада ущелий остудит, наполнит бодростью высушенное пустыней тело. "Скорее, скорее туда, к бледным от снега вершинам". – бредил измученный Тир. Он плелся по тяжелому песку. А горы как будто, бежали прочь от него, дразнили, словно надетым на верхушки скал, венком из фиолетовых и бледно-розовых тучек. Вот несмело лизнул островерхую вершину красный язык луча, перескочил на другую, третью и побежал, враз охватив хребет. Следом из-за острозубой вершины глянуло злое горячее солнце и прямо в лицо брызнули мириады жгучих искр. Жара заползала горько-соленым гадом в пересохшее горло. Тир зашатался и упал в прохладу морских волн…
Глава четвертая
Юго-Западный степной ветер, Степняк, заставлял кланяться до земли ковыль. Высушенные кусты перекати-поля катились в его порывах, застревая в длинном плетне, сооруженном кем-то посреди огромного пространства безлюдной степи. Сразу же за ним ожидаешь увидеть грядки зелени, возделанные заботливой рукой крестьянина, но нет – земля укрыта там толстым слоем бетона, окрашенного под цвет высохшей травы. С высоты птичьего полета две параллельные бетонные полосы сливаются со степью, а все огражденное пространство, кажется гигантским загоном для скота. Ветер сердито шумит в застрявших кустах перекати-поля, пытаясь перебросить легкие ветвистые шары через ограду. Этот бесполезный труд ветра вызывает лишь завывание в прутьях забора – что под силу урагану, то не может простой степной ветер. Нарастающее далекое гудение на миг заглушило голоса ветра. Степняк замер, прислушался и в радостном порыве швырнул охапку ветвистых шаров на ограду. Гул перерос в свист, потом в рокот реактивного двигателя. Самолет без опознавательных знаков с пятнистой серо-зеленой окраской зашел на посадку. Вскоре черными точками шасси он коснулся бетонки. Короткий пробег – и хищный профиль металлической птицы замер на месте, издавая вой работающими двигателями. Тучи пыли, взбитые вихрями реактивной струи, подхваченные ветром, уносились прочь в степь. Ветер неожиданно стих, словно замер от удивления, вслушиваясь в новый нарастающий свист. На горизонте появился еще один самолет. Издали, белой окраской фюзеляжа и разукрашенными плоскостями с черными полосами на концах крыльев, он походил на летящего журавля. Это был гражданский самолет монархической Лакии. Изображение жаворонка на фоне синего неба, застывшего над хлебной нивой, олицетворяло маленькую мирную страну, беззащитную в своем одиночестве, но дающую богатый простор для произрастания блага другим народам, выраженном в символе хлебного поля. Этот герб был изображен на белой краске Киля самолета и обведен красным кружком. Приблизившись, к аэродрому, машина начала снижение на свободную полосу. Подрулив к незнакомцу, самолет остановился. Из открывшейся двери показался нижний конец трапа. Не успел трап коснуться бетонки, как на ступенях показался пилот в сером комбинезоне со шлемофоном на голове. Он быстро сбежал на бетон, бегом бросился в сторону к другому пилоту. Под мышками оба держали капсулы от пневмопочты. Встретившись, летчики обменялись ношей и так же быстро каждый побежал к своей машине. Вскоре взревели двигатели, унося металлических птиц в разные стороны, на виду у растерявшегося Степняка…
Воздушный порт Лакии выстроен на искусственном насте из железобетонных конструкций, уходящем далеко в море. Взлетно-посадочная полоса аэропорта покоилась на сваях, забитых в морское дно. Но за время своего существования, наст оседал, и полосу время от времени приходилось регулировать специальными гасителями неровностей, укрывающими толстыми и жесткими слоями бетон. На правительственной полосе аэропорта, проложенной на твердом грунте, ожидал возвращения самолета Тира Думар. Он нервничал, ходил по искусственной зеленой дорожке, нетерпеливо всматриваясь в горизонт. Там вскоре появилась черная точка, которая медленно разрасталась, приближаясь, и постепенно превратилась в металлическую птицу – журавля. Когда машина подрулила к месту ожидания, Думар, не дожидаясь, когда трап коснется бетона, подбежал поближе. На ступеньках показался пилот, им оказался Тир. Улыбаясь своей заразительной белоснежной улыбкой, он спросил:
– Лейтенант, а что вы думаете по поводу крепкого коктейля здесь, в баре за углом?
Думар не ожидал вопроса. Он удивленно взглянул на Тира, затем, овладев собой, осторожно спросил: – А как вы слетали? Удачно?
– О, да, конечно. – Тир наклонился и достал капсулу, – Вот тут все, что ждет отец. – Он похлопал по ней ладонью, передавая Думару. Тот молча взял. Трап в это время мягко коснулся бетонки и Тир спрыгнул со ступенек.
– Ну так как мое предложение?
– Не могу. Ваше Высочество. У меня приказ доставить Вас с грузом во дворец.
– Ну что ж, во дворец так во дворец. – Ответил Тир.
Лакий с нетерпением ждал в своем кабинете. Он стоял у окна в обычном малиновом мундире с эполетами, придерживая рукой подвязанную оконную занавесь. Когда ожидаемая машина остановилась у ворот, он быстро подошел к рабочему столу и уселся в кресло. Листая бумаги, письма и регистрационные книги, он не видел написанного, не вникал в отчеты. Наконец дверь отворилась и впустила сухощавого на вид лейтенанта личной охраны: – Ваше величество, посланник и сопровождающий ждут в приемной?
– Зовите?
– Есть! – дверь захлопнулась и вновь отворилась. В комнату вошли Думар и Тир. Царь с волнением посмотрел на сына.
– Оставьте нас, лейтенант. – Сказал он. Думар вышел.
– Подойди ближе. – Сказал Монарх.
Тир подошел, протягивая капсулу: – Здесь то, что ты ждешь, отец.
Царь оторопело уставился на капсулу, затем овладел собой. На миг показалось, что он колеблется, мучительно принимая решение. Чтобы не упасть, чтобы не выдать волнения, прийти в себя. Пелена горя захлестнула взрывной волной отчаяния.
– " Кто перед ним? Сын? Если нет, то кто?!" Незаметно Лакий нажал кнопку вызова. В кабинет вошли Азон и Думар. Охранники молча, как предписывает инструкция в подобных случаях, пожирали глазами царя, внимательно ловя каждый жест. Монарху достаточно было сделать знак бровями, как офицеры молниеносно скрутили руки лже-Тиру.
– Вы за это ответите! – петушиным фальцетом завопил тот.
– Увести! – дрогнувшим голосом приказал Лакий: – Отдать визирю! Пусть выяснит все!
Со словом "визирю" лже-Тир прекратил сопротивляться и покорно пошел между охраной длинным коридором в сторону кабинета Риши. Советник уже ждал их. Он знал все, что творилось в кабинете царя. Сетью приборов подслушивания был опутан дворец. Каждый шаг монарха контролировался, каждое решение царя переваривалось в мозгу Риши, словно пища в желудке крысы.