Фаэты
Шрифт:
У Кира Яркого времени в запасе было достаточно. Желая совладать с волнением, охватившим его перед встречей с самой Моной Тихой, Первой Матерью Совета Любви и Заботы, он решил спуститься в глубинные пещеры, увидеть, где будут осуществляться замыслы, которым он решил себя посвятить. Он считал, что это завещано ему сестрой.
Кир Яркий ощутил характерный запах машинного производства. Ветер глубин дул в лицо и заставлял расширяться ноздри.
Кир Яркий и прежде бывал здесь. Громады самодействующих машин всегда поражали и даже чуть угнетали его. Но сейчас они представились
Он поговорил с глубинными инженерами. Они сочувственно и с уважением выслушивали его, не подавая виду, что несколько озадачены. Ведь им предстояло делать нечто совершенно незнакомое, и даже неизвестно, что именно.
Однако техника Мара была столь высока, что никто не сомневался в ее возможностях.
У Кира Яркого оставалось время, и он забрел еще и в пещеры знатоков вещества. Нагромождение пирамид, сфер, кубов. Загадочные, труднопонимаемые опыты, которые велись здесь, на миг заставили Кира Яркого пожалеть, что он не стал учеником этих знатоков Знания. Гигантские аппараты доставали до нависающих сводов. Они казались сказочными.
Но ведь и задание, которое им готовится, тоже сказочное! До сих пор обо всем этом говорилось только в сказках.
Мона Тихая приняла взволнованного юношу не у себя в келье, а в пещере Совета Матерей.
Кир Яркий оглядел своды с начинающими образовываться на них сталагмитами, потом стену с натеками, около которой когда-то стояла его сестра, не ожидая приговора, а обвиняя Совет Матерей. Он поступит так же!
Мона Тихая пристально рассматривала невзрачного юношу. Глаза его так горели из-под нависшего лба, что казалось, могли бы светиться в темноте.
— Что привело тебя сюда, Кир Яркий? Я убедила твоего учителя признать твой подвиг зрелости. Чего же ты еще хочешь?
— Только равнодушие может подсказать такой вопрос! — запальчиво воскликнул Кир Яркий.
Мона Тихая нахмурилась:
— Незрелые слова не могут ранить сердце. Дано ли марианам заподозрить в равнодушии Матерей?
— Дано? Глубинами разума дано! Как лететь на Луа, если устройства распада вещества для изменения взрывами ее орбиты еще нет и тайна фаэтов так и не открыта?
— Мыслишь ты, юноша дерзкий, что только истинное равнодушие к грядущим судьбам мариан могло бы преждевременно раскрыть опасную тайну?
— О какой преждевременности можно говорить, когда остались считанные циклы до столкновения планет! Даже сам Вокар Несущий согласился в этом со иной. А устройство распада вещества нам, марианам, надо еще научиться делать в своих мастерских.
— Кто скажет мне, что учиться этому необходимо?
— Как это понимать?
— Любой предмет мы ощущаем с двух сторон. Ты можешь вспомнить, что в тайнике, раскрытом при твоей сестре, нашлись не только чертежи, но и готовое оборудование корабля. Того же надо ожидать и в тайнике распада. Узнай, что ни твоей сестры, ни ее спутников не останется на Земе, Совет Любви и Заботы вызовет их на Мар, когда опасность станет близкой.
— Но, кроме них, на Земе живут люди, совсем такие же, как мы! Не группу мариан, открывших их, хотели мы спасать, а тех, кто подобен нам разумом!
— Увы, — вздохнула Мона Тихая. — Земных животных, внешне схожих с нами, нельзя признать разумными. Спасение их от катастрофы лишь позволит им самим вызвать в грядущем подобную катастрофу. Не лучше ли предоставить их своей судьбе?
— Позор! — закричал Кир Яркий. — Не верю, чтобы так могла говорить Первая Мать Совета Любви и Заботы! К кому любовь? О ком забота?
Мона Тихая словно слилась со сталагмитом, о который оперлась. Черты ее стали недвижны.
— Только Мать и может извинить твои слова.
— Юность, юность! — кричал Кир Яркий, размахивая руками. — Почему я родился на этой планете глубинных нор? Лучше бы мне погибнуть на берегу безмерного сверкающего моря среди себе подобных, простирающих руки к огромному слепящему солнцу, чем прозябать здесь в затхлой глубине, где бескрылы мысли и бездумны запреты!
— Запрет опасных Знании — забота о грядущем. Потому и существует раса мариан, что стала непохожей на фаэтов.
— Убогое племя, лишенное Знаний, которые открыли бы им весь мир! Истина не в запрете, а в служении Знания благу Жизни.
— Слова, подобные шуршанию камня, сорвавшегося с высоты.
— Пусть я сорвусь, но скажу, что Великий Старец ошибся, по крайней мере, дважды.
Мона Тихая укоризненно покачала головой:
— Даже Великий Старец?
— Да. В первый раз, когда открыл всем тайну распада вещества, надеясь страхом примирить безумных. Второй же раз, когда, поняв свое бессилие, напуганный трагедией Фаэны, он отшатнулся от Света Знания, навечно запретив искать ярчайший всплеск его своим потомкам! Нет! Только в Знании свет. И тьма Незнания не может стать одеждой счастья!
— Ты говоришь жарко, но убедить меня не сможешь.
— Тогда пусть твой сын с Земы скажет слово!
Это слово с Земы было получено Советом Матерей и потрясло мариан до глубины души. Три марианина и три марианки, претерпевшие столько испытаний и узнавшие людей с самых плохих сторон, наотрез отказались возвращаться на Мар, требуя изменений орбиты Луа, как было договорено перед их отлетом.
Моне Тихой пришлось сдаться. Этому способствовал еще и упрек Лады Луа, которая напомнила, что если у нее на Земе — дочь Эра, то у Первой Матери там и сын и дочь. И если Первая Мать хочет быть матерью всем марианам, то прежде всего должна показать себя матерью своих детей.
…И вот Кир Яркий бросил ей в лицо:
— Я обвиняю!
Он не знал, что в тайнике не было устройства распада вещества. Последние заряды, которыми располагали фаэты, обитавшие на космических базах близ Фобо и Деймо, были использованы ими в попытках уничтожить друг друга.
Глава седьмая
ВОРОТА СОЛНЦА
Солнце едва поднялось над горизонтом. Его косые лучи отбросили на утрамбованную желтую почву непомерно длинную тень новых священных ворот. Она достигала крайнего строения Храма Знания Каласасава.