Фагоцит
Шрифт:
Ох, блин, подумал я. Рак мозга - самая мерзкая болезнь, которую мне доводилось лечить. Это настолько тяжело, что тут как бы самому не сдохнуть. И, главное, случаев успешного лечения ни у меня, ни у Антонова еще не было. Его пациент прожил лишний месяц, а наш с Ефремовым - примерно полгода. И все. Тут всегда требовалось несколько сеансов, причем быстро следующих один за другим, но как раз это не получалось из-за исчезновения паранормальных способностей после каждого. Хотя сейчас я, то есть Скворцов, восстанавливаюсь уже довольно быстро... в общем, надо попробовать.
– У меня
– Если больной согласится, то ничего.
Косыгин пристально посмотрел на охранника.
– Евгений, так?
– Это должен подтвердить и Валерий, но, наверное, именно так.
– Он сейчас здесь? Позовите его.
Отец Валерия, Марк Анатольевич Моршанцев согласился на мой вариант лечения сразу, не раздумывая. Только уточнил:
– Значит, то, о чем писал Ефремов, не чистая фантазия? В принципе возможно, вполне возможно, я сам слышал о подобных случаях. Хотя и не очень верил. А вы его ученик?
– Скорее коллега. Сейчас мы оба учимся друг у друга.
– Надо же. И, вы уж простите мое профессиональное любопытство, но можно еще один вопрос?
– Задавайте.
– С чем связана опасность применения вашего метода?
То, что меня об этом спросят я предвидел заранее, тут не надо быть Нострадамусом. И заготовил практически правдивый, но все же не совсем истинный ответ.
– С тем, что у человеческого организма есть какая-то внутренняя блокировка, препятствующая применению подобных методов. Какая именно и каково ее исходное эволюционное предназначение, сейчас пытается разобраться Ефремов. Ну, а я, не вдаваясь в теории, научился ее сильно ослаблять. Однако организм на это реагирует несколько болезненно.
Кстати, вот это была не только чистая правда, но и бесспорная истина. Попробуйте-ка отреагировать не болезненно, когда вас начнут убивать!
Ну, а в общем дела обстояли так. Моршанцев был «никаким» для меня и «девятым» для Антонова. То есть шансы вылечить его без применения особых методов полностью отсутствовали. Для того, чтобы они появились хоть в самом урезанном виде, пациент обязательно должен быть «десятым».
– От меня что-нибудь требуется?
– спросил Моршанцев.
– Прилягте на кушетку и положите руки вдоль тела.
Я пододвинул стул, сел на него, прикрыл глаза и быстро передал Антонову бразды правления.
Мой, как он сам себя назвал, духовный брат-близнец начал свое воздействие не сразу. Сразу он просто не смог. Оказалось, что для запуска деструкции нужно отрицательное отношение к объекту, и чем оно сильнее, тем будет лучше. А Моршанцев Антонову нравился - сильный мужик, не жалуется, не ноет, не смотрит в глаза с какой-то собачьей надеждой, так что ему пришлось сначала прибегнуть к самовнушению, благо им мы оба владеем примерно в равной мере. И только минуты через три он начал воздействие, результатом которого должен был стать полный паралич скелетных мышц.
Поначалу не происходило ничего, но вскоре стало заметно, что пациенту тяжело дышать.
– Все, - сообщил мне Антонов, - процесс вышел на самоподхват, код доступа ушел, теперь твоя очередь. Работай.
Ликвидировать последствия антоновского воздействия оказалось не просто, а очень просто. Даже учитывая, что Моршанцев теперь был для меня полноценным «десятым», все прошло чуть ли не мгновенно, не потребовав и двадцати секунд.
А дальше начался кошмар. Для меня, а не для пациента. Мне несколько раз хотелось все бросить и с криком «ну не могу я больше, понимаете, не могу! » сбежать отсюда как можно дальше, пока еще есть силы. Я, кажется, уже упоминал, что для успешного лечения нужно воспринимать болезнь пациента как свою. Так вот, ничего омерзительней, чем ощущение разрастающегося в мозгу агрессивного чужеродного образования, мне в обоих ипостасях испытать не доводилось.
Окружающее застилала какая-то мутная пелена, и сквозь нее я с трудом услышал «Витя, держись, совсем немного осталось!». Кажется, это был Антонов, но точно я не уверен.
Но кто бы это ни был, он оказался прав. Я почти одновременно почувствовал сразу две вещи. Первая - сил больше нет совсем, ну ни капельки. И вторая - первый этап прошел, организм пациента сам начал борьбу с опухолью. После чего я с облегчением отрубился.
Пришел в себя я от резкого запаха нашатыря. Оказалось, что мне даже удалось не свалиться со стула. Ну или Валерию удалось меня удержать - не знаю. Хорошо хоть он уже убрал из-под моего носа ватку.
Карасев стоял рядом.
– Вы говорили, что плохо может стать пациенту, - с еле заметной усмешкой сказал он, - а вместо этого чуть не померли сами. Мы уж хотели вызывать скорую.
– А с Марком что?
– С ним-то как раз неплохо.
– Спит, - подтвердил Валерий.
– Последние две недели почти совсем не мог, а сейчас заснул. Неужели помогло?
– Не знаю, - с трудом просипел я.
– Сладкое давайте, пока не сдох тут прямо у вас.
– Может, вам удобнее пересесть в кресло? Мы поможем.
Меня как мешок перетащили в кресло и сунули под нос кружку с горячим и очень сладким чаем. То, что он понадобится, причем в больших количествах, я предупредил заранее.
– Но все же, как вы оцениваете результат лечения?
– спросил меня Валерий спустя минут пятнадцать, когда я, прикончив вторую кружку, немного оклемался.
– Не знаю, - честно ответил я.
– Это будет ясно дня через три.
Да, если через три дня мне удастся полностью восстановить способности, то возможен какой-то прогресс. А если нет, то болезнь успеет взять свое, и сеанс в лучшем случае даст только временное облегчение, и не более.
И тут вмешался Антонов.
– Слушай, - сказал он, - а ведь мы с тобой дураки.
– Тоже мне нашел новость, ты лучше конкретику давай.
– Он же для меня «девятый»! Вылечить я его не смогу, можно и не пытаться, но притормозить рост опухоли у меня получится. А ты тем временем успеешь восстановиться. Так что договаривайся на следующий сеанс послезавтра, если к тому времени не придешь в себя, я подменю.
– А что, может и получиться, - мысленно кивнул я.
Обратно на дачу к Косыгину меня привезли уже ближе к вечеру.