Факап
Шрифт:
Как это было сделано. В малышевском фильме имеется кадр: труп барона, истыканный стрелами и поливаемый сверху дождём. Труп лежит головой к зрителю, в полном боевом облачении. Лежит в таком ракурсе, что точно определить рост затруднительно. Лежит лицом вниз, то есть лица не видно. Цветность убита, так что оттенок волос так просто не определишь. Зато стрелы самые настоящие, и труп тоже самый настоящий, не шевелится. Так что компьютерный анализ показал бы, что это действительно труп — а вот проверить, чей именно, было бы более сложно. Хотя расчёт Званцева был скорее на то, что этот момент проверять не стали бы вообще. Просто зафиксировали бы:
Чей труп был использован? А кто его знает. Возможно, Званцев где-то нашёл великана своего роста. Но скорее — уродца с большой головой. Убил его, голову и часть туловища использовал, а свободное место в латах набил соломой, например. Или частями другого трупа.
Пёс, пёс. Вот ничего не могу поделать: противно мне об этом думать. И Левину тоже было противно. Хотя мы оба знаем, что по сравнению с итогами деятельности Званцева этот эпизод даже под микроскопом не разглядишь. А всё равно: как подумаешь, что он вот это всё делал — и как-то мерзко. Мерзее, чем всякие арканарские ужасы. Наверное, потому, что Званцев всё-таки землянин. Наш человек. И как представишь себе нашего человека, отрезающего чью-то голову только потому, что она ему по размерчику подошла... Тьфу, да и только.
Нет, Лена, я не забыл, где работаю. И чем наша контора иногда занимается. Но это же совсем другое дело.
День 148
Вчера не дописал то, что хотел. На чувствах. Причём чувства-то — на пустом месте. Психика шалит. Ещё видения эти. Хорошо хоть сегодня без них обошлось. Ну то есть как обошлось: что-то снилось, очень мутное и неприятное. Какое-то подземелье, что-ли. Не помню, что я там делал, но чувство осталось тяжёлое.
Позавтракал банановым тортом, запил чаем с молоком. Ничего так сочетание. Странно даже, что раньше не пробовал. Зря, очень зря.
Потом музыку послушал. Конкретно — Ируму. Так себе, пошленько. Непонятно, почему он до нашего времени дожил. Хотя нет, понятно — его темы в "Дочерях Огня" финалом каждой сери шли. Опять же, сериал дурацкий, но что-то в нём такое есть. Эпоха, наверное. Когда такие товарищи, как академик Окада, или тот же Павел Дуров, встречались в живой природе. Не хотел бы я тогда жить, нет. А вот посмотреть — да, это пожалуйста.
Ну да делу время, потехе час, как выражается Славин в таких случаях. У нас там Антон Малышев, наконец, задвигался. Вот им и займёмся.
Что ещё делал Румата в эти три дня? Судя по описанию в книге и смутным следам в голове Антона, он потратил как минимум сутки на грандиозную пьянку. Кончившуюся каким-то совсем позорным — с точки зрения самого Малышева — эпизодом. Который у него в книжке заместился аж двумя воспоминаниями: с Кирой и с доной Оканой.
Ох, теперь ещё про эту самую дону. Ну тут я быстро уложусь. По крайней мере, попробую.
Эпизод с доной Оканой имел место где-то месяца за четыре до начала событий. Дон Рэба завёл себе очередную пассию — некую дону Окану. Как и во всех прочих случаях, она была нужна ему не для постельных утех. Этим он вообще мало интересовался. Просто факт наличия официальной фаворитки избавлял от кучи мелких проблем. Например, от разговорчиков, что он извращенец — и от тех, кто был бы не прочь этим воспользоваться. Кроме того, через любовницу было удобно сливать дезинформацию и запускать слухи.
Обычно любовница задерживалась у дона Рэбы месяца на три, максимум на полгода. Не потому, что они его чем-то не устраивали, а из светских соображений: менять их реже считалось при дворе небонтонным. Замена пассии обычно происходила без особой помпы: отправленная в отставку дама обычно получала какого-нибудь мужа, прощальный подарочек в виде деревеньки-другой, а также оставляла за собой заработанное во время фавора и получала право в случае крайней необходимости — но именно крайней — обращаться с просьбами и мольбами. Исключением стала дона Окана, которую запытали в Весёлой Башне. Более того: после доны Оканы дон Рэба официальных любовниц не заводил. И неофициальных — тоже.
Причиной такому неожиданному повороту была страсть. К дону Рэбе, ага.
В книге Антона дон Рэба был изображён безо всякой симпатии. Даже внешне. Если верить тексту — какой-то совершенно бесцветный человечишко. Правда, уродом Малышев его представить не пытается. Зато в фильме он выглядит имено что уродом, очень толстым, лысым и неопрятным.
Но в отёчного толстяка дон Рэба превратился за последние полгода своего правления, по довольно печальной причине: . А до того он был вполне себе мужчиной, кавалером, по арканарским меркам выглядящим очень даже недурственно. Хотя и не во вкусе Антона, который мужчин этого типа не переваривал. Зато дамам Рэба, в общем, нравился. К тому же у него была власть, а это в глазах местных красоток сразу давало мужчине огромный бонус. Не в смысле сознательного расчёта, а именно что в глазах. На несознательном уровне. Ну как у нас герои-звездолётчики, например.
Короче говоря, дона Окана очаровалась доном Рэбой. И чувств своих не скрывала. Причём не скрывала достаточно долго и успешно, чтобы при очередной смене фавориток напроситься на вакантное место.
Это была ошибка. Причём с обеих сторон.
Роковым недостатком доны Оканы оказалась чрезмерная чувственность. Вообще-то любовница высокопоставленного лица должна оказывать услуги исключительно по требованию, и делать ровно то, что нужно. Такие вещи понимала любая девка из портового борделя. Но дона Окана, к сожалению, не имела опыта работы в подобном заведении. Она была провинциальная дона, и, попав в постель к блестящему столичному кавалеру, жаждала внимания. К своей душе и к телу тоже. Каковое дон Рэба оказывал ей, как она полагала, в совершенно недостаточном количестве. Что приводило к скандалам, слезам, сценам ревности и так далее. И только прямая и недвусмысленная угроза немедленного удаления от двора её немного вразумила.
Тогда она попыталась разжечь в доне Рэбе ревность, окружив себя молодыми гвардейцами. Само по себе это дона Рэбу мало волновало, но тут выяснилось, что у благородной доны, помимо глупости и развратности, есть ещё один недостаток: хвастливость. Хвастала она в основном причастностью к государственным тайнам. Поскольку же её любовник делился с ней информацией крайне скупо, она охотно выдумывала всякую чушь. Иногда это бывало смешно, а иногда и не очень. Например, однажды она пустила сплетню, что её сиятельный любовник спит в панцире и готовится к новому походу на Ирукан. Это вызвало настоящую панику при дворе. Слухи дошли и до Ирукана — и повредили сложной дипломатической игре, которую вёл король. Это вызвало высочайшее неудовольствие. Дон Рэба поговорил с доной Оканой серьёзно. Пригрозив ей, что, если она ещё раз распустит язык без позволения, то кончит свои дни в Весёлой Башне, где всё по-настоящему.