Факелоносцы
Шрифт:
Сегодня днем Амбросий Аурелиан был коронован в Венте и стал Верховным Королем Британии; корона осталась та же — тонкий золотой обруч, который он носил уже много лет. При коронации присутствовали все его сотоварищи и боевые командиры. По окончании церемонии Амбросий вышел показаться народу на ступени базилики, где он когда-то стоял перед Гвитолином и кельтскими вождями. Взрыв приветственных криков вряд ли забудется, думал Аквила. А вечером в пиршественном зале старого Дворца правителя Амбросий праздновал коронацию с теми, кто на ней присутствовал.
…Аквила протянул руку и взял лучший свой плащ, небрежно брошенный в ногах низкого ложа, темный, как пролитое вино. Накинув его, он торопливо расправил помятые складки на плечах. Он опаздывал, так как в самый последний момент возникли осложнения с новыми жеребятами из Камбрии и ему пришлось пойти на конюшни самому и все уладить. А тем временем пир по случаю коронации нового Верховного Короля, надежды Британии, уже начался. Аквила наконец скрепил плащ на плече большой бронзовой с серебром брошью, а когда поднял голову, то ему показалось, что в комнате стало теплее и ярче: в дверях, ведущих во внутренние покои, стояла Нэсс в платье из плотной мягкой шерсти цвета пламени, какое бывает, когда горят яблоневые поленья. Уже римлянка во многих своих привычках, она так и не привыкла к бледным цветам одежд, которые обычно носили римские матроны, и Аквила вдруг этому обрадовался.
— Мне кажется, я могу согреть о тебя руки, когда ты в этом платье, — сказал он.
Она рассмеялась. И хотя в голосе ее звучала насмешка, прежней злой язвительности уже не было.
— Мой повелитель на старости лет даже научился говорить приятные слова. — Она двинулась ему навстречу и вошла в нагретый жаровней круг. — Какой-то человек просил передать тебе это. — Она протянула ему нечто вроде шарика из слоновой кости. Но, взяв его в руку, он увидел, что шарик слеплен из пчелиного воска, и мгновенно догадался, откуда он, хотя на его гладкой поверхности не было процарапано ни слова.
— Тот, кто принес его, еще здесь?
Нэсс покачала головой:
— Это был какой-то купец, и он, видимо, спешил вернуться к своим делам в городе. Он сказал, что человек, который дал ему это, не просил ждать ответа. А что? Надо было подождать?
— Нет. Просто я подумал, вдруг это кто-то из знакомых.
Воск от холода начал крошиться, и Аквила легко разломил его пальцами: на ладонь выпало отцовское кольцо с печаткой. Застыв на месте, он не отрываясь смотрел на кольцо, лежащее среди кусочков раскрошенного воска, и видел, как при вспышках пламени загорается и гаснет зеленая искорка в самой глубине изумруда. Значит, Мэлл благополучно добрался до своих. Он стряхнул с ладони воск прямо в огонь и надел кольцо на палец — приятно было ощутить его снова, приятно было сознавать, что теперь он может все рассказать Амбросию, а там уж будь что будет.
Он много думал об этом и чувствовал, что зашел в какой-то тупик, ибо не мог решить, правильно ли он тогда поступил или нет. Но в то же время он знал: поступить иначе он не мог, как знал и то, что сейчас, когда безопасность мальчика больше не зависит от его молчания, его долг — рассказать все начистоту Амбросию. Может быть, даже сегодня ночью, после пиршества…
Он вдруг услыхал голос Нэсс:
— Это же твое кольцо! Ты ведь его потерял. Я не понимаю…
Потом он расскажет ей. Но сначала Амбросию.
— Ты все со временем поймешь, — сказал он. — Но не сейчас. Я и так уже сильно опаздываю.
Он совсем было повернулся к двери, ведущей на галерею, однако остановился и снова посмотрел на Нэсс, сообразив, что вряд ли увидит ее до того, как поговорит с Амбросием.
— Тебе так идет это платье, — сказал он. — Мне жаль, что это чисто мужское пиршество.
Она больше не задавала вопросов о кольце.
— Князья думнониев и вожди Глева и Кимру пришли бы в ярость, если бы их заставили, по римскому обычаю, сидеть за пиршественным столом вместе с женщинами, да еще по случаю такого торжества, как сегодня.
— Но это все люди твоего племени, — ответил Аквила. Его вдруг поразила неожиданная мысль. — Нэсс, ты видишь, круг завершился. Кимрийские князья пируют с Верховным Королем. И сегодня вечером Амбросий подтвердит право Паскента владеть землями его отца и править его народом. Сегодня твой и мой народ снова вместе.
— Да, я знаю. После двенадцати, даже почти тринадцати лет перерыва.
Аквила почувствовал, как глупо было с его стороны напоминать ей об этом, ведь все происходившее в эти годы должно было задевать Нэсс гораздо больнее, чем его. Интересно, жалеет ли она о своем выборе, который сделала почти тринадцать лет назад. Но он не нашел подходящих слов и не задал ей никакого вопроса.
И тут Нэсс, приблизившись к нему и положив ему на плечи худенькие руки, сама спросила, словно угадала его мысли:
— А ты-то не жалеешь об этом?
— Почему я должен жалеть? — Он прикрыл ладонями ее руки.
— Но ведь я не такая красивая, как Раянид…
— И никогда не была, но выбрал-то я тебя, правда очень странным образом.
— А может, я тебе наскучила? Женщины, довольные своей жизнью, часто становятся скучными, я не раз это видела. — Она снова засмеялась, но без всякой издевки, потом легонько оттолкнула его и опустила руки. — Ладно. Иди уж на свой чисто мужской пир, а не то совсем опоздаешь.
Он прошел через внутренний дворик, кутаясь в плащ от резкого ледяного ветра и мокрой крупки, которая на глазах переходила в настоящий снегопад, затем открыл скрытую за терносливом дверцу, тихо захлопнувшуюся за ним. В просторном дворе старого Дворца правителя на ветру качался фонарь, и тени от него разбегались по всей колоннаде; в ранних осенних сумерках кто-то без конца уходил, приходил; молодые воины толпились у освещенных дверей; взад и вперед сновали повара, слуги и младшие сыновья старых вояк; мимо него прошел человек, ведя на поводке двух волкодавов, и Аквила вспомнил Брихана. Он свернул под сень северной колоннады, старательно обходя шумные, движущиеся толпы, и наконец добрался до комнаты перед пиршественным залом, где у дверей, опираясь на копья, стояли стражники.
В дневное время парадный зал в старом дворце выглядел таким же обветшалым, поблекшим, с осыпающейся штукатуркой, как и вся остальная Вента белгов. Но в мягком свете сотен свечей тусклые краски выцветших гирлянд на стенах ожили, перекликаясь с красками живых цветов; потрескавшийся мрамор и почерневшая позолота не бросались так в глаза, скрытые под хитрым сплетением ветвей плюща, лавра и розмарина, чей аромат мешался с легким запахом дыма от жаровни, хотя основное тепло шло от отопления под полом.