Фактор «ноль» (сборник)
Шрифт:
Мы присели у решетки радиатора «доджа».
– Это члены одной земной организации, которая хочет нас выследить. Мне о них кое-что рассказывали, но я не очень-то поверил.
– Чего они хотят?
– Они хотят помешать мне уйти из-за информации, которой я обладаю. А ты – уникальное явление: маленькая человеческая девочка, которая превратилась в пришельца и отправляется к звездам.
– Что мы будем делать?
Я подавляю вздох. Все должно пройти так, как проходит получение письма по почте. Она должна довериться мне, более того, она должна довериться себе самой, она должна действовать как маленькая девочка с девяносто первого этажа.
– Нам нужно расстаться. Ты побежишь
– А вы?
– Я тебе уже говорил, Люси… Я располагаю специальным оборудованием. Я отвлеку их внимание на себя, чтобы ты смогла убежать. Ты должна довериться мне. Встретимся в зонде перемещения.
– Но…
Она посмотрела на ружье, на фигуры мужчин, которые медленно приближались к нам, на машины, на проблесковые маячки; она заметила форменную одежду и какой-то призрачный блеск огнестрельного оружия.
– Вы… вы будете в них стрелять?
– Только чтобы их обездвижить, – солгал я. – Чтобы ты смогла убежать и они тебя не преследовали. Я не убью и не раню никого, уверяю тебя.
Лучше уверить, чем обещать. Ошибиться в суждении и нарушить данное слово – разные вещи.
– Но они тоже будут стрелять.
– Это не страшно, ты знаешь совершенство моего метаболизма.
Полный обман.
Необычайная сила – это то, что лучше всего прячет наличие силы еще большей.
– Я начну обратный отсчет с десяти. Когда я скажу «zero, go!» [35] , ты побежишь через лес, туда, назад. Твоя сумка готова, я еще утром ее собрал, в ней лежат фонарики, батарейки, компас, вода, печенье, злаковые плитки, маленький бинокль, при помощи которого можно видеть в темноте.
35
Ноль, вперед! (англ.) – Примеч. пер.
Она посмотрела на меня черными глазами, полными огня убежденности:
– Вы знали? Вы все подготовили, так? Но почему?
– Не переживай, Люси. Ты улетишь к Материнскому Кораблю, я вскоре последую за тобой. Остальное не важно.
Две или три секунды тишины, ожидания, полной неподвижности. Звезды и те, наверное, разговорчивее. И подвижнее.
Мы – ночь. Ночь, предшествующая ночи.
Мы смотрим друг на друга. Она – моя дочь. Я – ее несуществующий отец. Она – уже не совсем человек. Я им никогда и не был.
Минута расставания, минута прощания, надеюсь, ненадолго, пусть мы и не знаем, насколько долго.
И тут рождается жест, совершенно не рассчитанный заранее, совершенно неожиданный, не сопровождаемый ни единым словом. Такое нельзя предвидеть, такое абсолютно невозможно запланировать. Этого, по определению, не отметишь ни в одной карте, это сметает в кучу все цифры. Это огонь, который ничего не освещает снаружи, но озаряет все у тебя внутри.
Поцелуй. Объятие. Я в последний раз держу ее в своих руках, мы покидаем пылающую башню, готовую обрушиться.
В этот вечер я прижимаю ее к сердцу в тот момент, когда мы собираемся покинуть эту Землю, все обитатели которой пытаются помешать нашему уходу. Кожа моей шеи снова чувствует соленую воду нескольких слезинок, словно вытекших из лунного озера.
Это моя дочь. Здесь мы с ней расстанемся. Мы соединимся через световые года.
– Теперь я начну считать… Готова?
Я не стал ждать ее ответа. Я спокойно, с размеренностью компьютера, отсчитал до рокового «GO». Она бросила на меня последний взгляд, полный черного огня и текучего льда. Потом бросилась бежать. Очень быстро.
Она понеслась как ракета. Я услышал крики людей, разбежавшихся по лесу вокруг «доджа». Лучи нескольких прожекторов наткнулись на Люси, потеряли ее и снова нашли. Я поднялся над решеткой радиатора и открыл огонь.
Я выстрелил шесть раз. Полный объем магазина и одна пуля в стволе. Два выстрела влево, два – в середину, два – вправо.
Это сразу умерило пыл господ из правительства.
Сразу, но только на время.
В ночи отрывисто зазвучали голоса. Какие-то оклики. Приказы. Насколько я понял, больше при помощи слуха, чем зрения, я разбил лобовое стекло одного из внедорожников, мигалку патрульного «шевроле» и одну из его передних фар. Это вышло, в общем-то, случайно. «Ремингтон» двенадцатого калибра имеет широкий радиус обстрела, я зарядил его патронами на крупную дичь, размер «ноль-ноль двойной максимум». Ими можно завалить лося, отстрелить человеку голову, разнести мотор «V-8» на куски.
Особый звук этих снарядов напоминает стрельбу гаубицы [36] . Основное его достоинство – устрашение.
Устрашение на самом деле только тех, для кого любое оружие в диковинку.
Но это не наш случай. Для этих людей как раз именно то, что в той или иной степени не похоже на какое-нибудь вооружение и является чем-то странным.
Потом, через несколько секунд тишины, молчание леса взрывает не выстрел гаубицы.
А ливень металла.
Мой мозг – калькулятор ночи. Я быстро и очень точно насчитываю шестьдесят восемь снарядов, врезающихся в обшивку моей машины и продырявливающих ее. Еще семнадцать растворяются в природе. Ливень агрессивен, звонок, стремителен. Стекла рассыпаются в пыль. Зеркала взрываются облачками инея. Пробитые шины с громким свистом сдуваются практически одновременно. Двери и крылья дрожат от ударов, я слышу, как лопаются сиденья, как разлетается на тысячи кусков оборудование для кемпинга, как разлетаются пластиковые и виниловые фрагменты приборной доски.
36
Гаубица (нем. Haubitze, от чеш. houfnice, первоначально – орудие для метания камней), тип артиллерийского орудия, предназначенного для навесной стрельбы по укрытым целям.
Нет, я их совсем не успокоил. Создается впечатление, что я их просто вывел из себя.
Мне кажется, что то, что сейчас произойдет, взбесит их еще больше.
– Если вы не прекратите огонь, мы нанесем ответный удар! – раздается голос из-за автомобилей, стоящих в зелени.
– Немедленно сдавайтесь! Бросьте оружие и подойдите к нам с поднятыми руками! – добавляет другой.
– Не делайте глупостей, о которых вы можете потом пожалеть! Прекратите огонь и сдавайтесь! – подхватывает первый голос.
«Ах, так?» – думаю я.
Малышка действительно исчезла в тени леса, я мешаю им броситься за ней в погоню. Я одинок и вооружен, следовательно, опасен.
Я – идеальная мишень.
Я именно то, чем я хочу быть.
Я вспоминаю знаменитую реплику, прозвучавшую во время битвы при Бастоне в 1944 году. Так сказать, американскую версию ответа Кабронна, прекрасно подходящую к сложившейся ситуации.
– Дудки! – завопил я и снова встал во весь рост, чтобы выпустить еще шесть снарядов двенадцатого калибра.