Фактор страха
Шрифт:
— Я все сделаю, — повторил он уже более уверенно. — Не сомневайтесь.
Берлин. 10 мая
В камере было чисто, как в хорошей немецкой гостинице. Но Чиряев воспринимал это поначалу как издевательство над заключенными. Особенно поражали постельные принадлежности, о таких узники бывших советских колоний могли только мечтать. В немецкой тюрьме все было по-другому. Предупредительные вежливые надзиратели, заключенные, больше похожие на великовозрастных студентов показательного курса, питание, как на курорте, в общем, условия
В комнате, куда его привели, адвокат Аркадий Федорович Тумасов читал переведенные на русский язык материалы дела. Адвокат был высокого роста, худощавый, темноволосый. В свои сорок три года Тумасов успел завоевать себе репутацию дотошного жесткого защитника, участвовавшего в нескольких громких делах, по которым проходили уголовные авторитеты. Ко всем прочим достоинствам он неплохо владел немецким, поскольку работал в свое время в инюрколлегии.
Как только конвоир удалился, Чиряев сел напротив адвоката и поинтересовался:
— Как дела?
— Звонили из Москвы, — тихо сообщил Тумасов, — все в порядке.
Чиряев удовлетворенно кивнул. Он не сомневался, что все пройдет нормально. В конце концов, они знали, кому и за что платят. Московские ребята его никогда не подводили. Труфилов не долетел до Берлина.
— Показаний не будет, — твердо сказал Чиряев, — ты говорил, что в этом случае решение суда может измениться.
— Да, — ответил Тумасов, — я уже переговорил со здешними адвокатами. Суд может отказать в иске Москве и выпустить тебя под залог. Ты уже отсидел десять месяцев за неуплату налогов в Австрии и в Германии. А теперь все налоги по твоей недвижимости уплачены.
— Залог большой?
— Большой, — признался Тумасов, — они считают, что у тебя слишком много денег. Залог будет определен с учетом твоей недвижимости.
— Сколько по максимуму? — быстро спросил Чиряев.
— До полумиллиона долларов, — ответил адвокат.
— Ничего страшного, — отмахнулся Чиряев, — заплатим. Я прикажу перевести деньги из американского Сити-банка.
— Могут возникнуть проблемы, — понизив голос, возразил адвокат.
— Какие еще проблемы? — нахмурился Чиряев.
Тумасов написал на листе бумаги «долг» и передал лист Чиряеву. Тот взял бумагу, прочитал и, вскинув голову, гневно воскликнул:
— При чем тут мой…
— Тихо, — перебил его Тумасов, — не нужно нервничать. Это дело не имеет отношения к немецкому правосудию. Кое-кто в Москве недоволен, что тебя давно нет в городе.
— Кто именно?
Тумасов написал на бумаге имя «Георгий». Чиряев прочел и сразу понял, о ком идет речь.
— Сволочь, — он разорвал листок, — ничего не получит. Ни копейки…
Адвокат кивнул на стены. Их разговор могли прослушивать. Но Чиряев гневно отмахнулся.
— Решил показать, кто в городе хозяин. Обрадовались, что я в тюрьме. Доить меня собрались. Как корову.
— Тише, — не выдержал Тумасов, — не так громко. Мы все решим.
— Нечего тут решать, — вскочил со стула Чиряев, — у меня с ними другой разговор будет. Ты только вытащи меня отсюда. Он думает, я забыл девяносто второй год. Как они моих…
— Не говори ничего, — быстро вставил адвокат, — я все помню. Успокойся, сядь. Мы в тюрьме, в немецкой тюрьме. Понимаешь?
— Плевал я на твою тюрьму, — заорал Чиряев, — и вообще на всех наплевал. Он мне угрожать вздумал. Хочет силу свою показать. Сволочь, мразь. — Далее последовал отборнейший мат. Выпустив пар, Чиряев поостыл и опустился на стул.
Тумасов облегченно вздохнул. Иметь дело с таким взрывным клиентом было непросто. Адвокат нервничал, но это окупалось с лихвой. Плата за услуги была достаточно высока. Но выиграть этот процесс было делом его профессиональной чести. Он и так затянулся.
— Послезавтра нужно отбиться от иска российской прокуратуры выдать тебя Москве, — напомнил адвокат, — и если все пройдет нормально, я поставлю вопрос о твоем освобождении под залог.
— Что значит «если все пройдет нормально»? Ты ведь говорил, что главное — это свидетельские показания на суде. Если их у прокуратуры не будет, немецкий суд отклонит их требование. Ты говорил или не говорил?
— Говорил. Но по ходу дела могут появиться еще какие-нибудь факты или показания. Мы пока ничего не знаем.
— Их главным свидетелем был Труфилов, — снова занервничал Чиряев.
Тумасов сокрушенно покачал головой. С Истребителем вечно проблемы.
— Он и сейчас главный свидетель, — сказал адвокат, оглядываясь на дверь, — и если выступит на суде, нам нужно найти контраргументы.
Чиряев усмехнулся. Оба хорошо знали, что Труфилов не выступит. Но их могли прослушивать, а судьи ничего не должны были знать о смерти главного свидетеля, сам этот факт мог вызвать у них подозрения.
— Пусть выступает, — согласился Чиряев, — что еще у них может быть против меня?
— Показания самого Ахметова, если, конечно, он согласится их дать. Думаю, это исключено. Не станет же он давать показания против самого себя.
— Очень хорошо. Что еще?
— Появились некоторые проблемы в Европе, — сообщил Тумасов, — наши друзья в Москве просили передать, что полковник еще до того, как его убрали, месяц назад… организовал экспедицию, правда, с нулевым результатом. Полковник уверял, что ему помешали. И не только известный тебе эксперт.
— Знаю, — скривился Чиряев, — это он нашел Труфилова. Говорят, у него странное имя. Собачья кличка.
— Птичья, — поправил его адвокат.
— Какая разница, — отмахнулся Истребитель. — Это он подложил нам свинью. Помешал нашим ребятам. Из-за него погиб полковник. Позвони в Москву, скажи Толику, что эксперт мне очень не нравится. Так и скажи — не нравится. И вообще, почему они медлят. Ждут, когда он подложит нам вторую свинью?
Тумасов снова кивнул на стены. Чиряев схватил лист бумаги, написал «убить» и передал листок адвокату. Тот лишь развел руками. Передавать подобные поручения через адвоката было верхом идиотизма. Впрочем, Чиряев никогда не отличался рассудительностью. Тумасов густо зачеркнул ручкой написанное слово и сунул листок в карман.