Фактор вознесения
Шрифт:
Снизу потек аромат жарившейся на гриле дичи. О, как ей хотелось мяса! Оно было ей насущно необходимо! Эти придурки из лабораторий Флэттери долго и путано ей объясняли, что причиной этой потребности является ее особое, унаследованное от келпов строение генов и что потребность в протеине диктуется метаболизмом Авааты… Глупости! Ей просто охота жрать! А еще ей всегда хотелось фруктов, орехов и злаков. Стоило ей мысленно представить лист салата, как желудок начинал сладостно ныть, а рот наполнялся слюной.
Несмотря на то, что сюда они пробирались под покровом ночной темноты, Криста хорошо запомнила все повороты и извивы пути от Теплицы директора к конспиративной квартире островитян в Калалоче. Это напомнило
Криста и отсюда слышала рокот волн – извечный пульс, задающий ритм жизни маленьким портовым лавочкам и базару, в течение дня наполнявшимся покупателями. Она слыхала о том, что пандорцы любят вставать с рассветом, зато потом никуда не спешат. Конечно, куда уж спешить еле переставляющему ноги от голода человеку? C органически образованных островов началось повальное бегство. Дрейф в океане стал слишком опасным по нынешним временам: слишком много земли поднялось на поверхность, слишком много келпов стало путаться под ногами. Но большинство переселившихся на континент гордо продолжали именовать себя островитянами и одеваться по традиции бабушек и дедушек. Но те островитяне, что Криста встречала до сих пор в лабораториях Флэттери, работали там исключительно подручными или изредка в охране. И все они ничего не рассказывали ей о той жизни, что ведут за пределами базальтового монолита стен резиденции директора. Некоторые из них явно проявляли неприязнь к Флэттери и симпатию к ней.
Криста натянула покрывало до самого подбородка и подставила лицо солнечному лучу. Она чувствовала себя легко рядом с Беном и была уверена в его скромности. Теперь она знала его прежнюю интимную жизнь во всех подробностях, и ей было страшно подумать о том, что он когда-нибудь догадается об этом. Криста почувствовала, как лицо заливает румянец. Она вспомнила его первую ночь с Беатрис и ощутила себя вуайеристкой.
«Люди – очень странные существа», – думала Криста. Бен притащил ее сюда, в эту комнатушку, уверяя, что здесь абсолютно безопасно. Тем не менее он всю ночь охранял ее сон, вместо того чтобы лечь рядом. А ведь все это время он был защищен от ее «смертельного прикосновения». И кроме того, тот поцелуй… Да то, что Бен на него отважился, уже дорогого стоило!
Отношения со всеми другими людьми (в том числе с директором) научили Кристу пользоваться собственной привлекательностью. Но Бен Озетт привлек ее сразу, с первого взгляда. У него были такие же, как у нее, зеленые глаза, разве что немного темнее. И этот поцелуй на сон грядущий она сохранит в сокровищнице своей памяти как один из самых драгоценных раритетов. А еще там же останутся и его воспоминания, отныне принадлежащие и ей в той же мере: его семья (ставшая теперь ее семьей), его любовницы…
Но тут сонные размышления Кристы прервал донесшийся с улицы вопль. Он был настолько безысходен, что даже в теплой постели девушку пробрала холодная дрожь. Бен отставил чашку и ринулся к окну, а Криста не смогла даже пошевелиться.
«Кого-то нашли, – поняла она. – Опять убитого».
Бен рассказывал ей о трупах, которые по утрам находят на улицах. Но все это было слишком далеко от нее, чтобы принимать всерьез.
«Охранка оставляет их там „для примера“, – рассказывал он. – И люди, идя на работу или ведя детей в ясли, натыкаются на эти останки – порой без рук, языков и даже голов. А некоторых вообще разрубают на части. Но стоит кому-либо остановиться, как его тут же хватают и начинают допрашивать: „Знали ли вы этого человека? Пройдемте…“ Но никто не желает „проходить“ с этими. Рано или поздно жену, мать, сестру или сына бедняги так или иначе известят. И тогда тело выдадут для похорон».
По долгу службы Бену приходилось видеть сотни подобных останков – это Криста тоже сумела почерпнуть в захлестнувшем ее во время поцелуя потоке информации. Скорее всего, тот дикий отчаянный вопль, что раздался за окном, был исторгнут грудью матери, потерявшей сына. Криста не имела ни малейшего желания выглянуть в окно. Бен повернулся к ней.
Интересно, а что он узнал о ней во время поцелуя… если узнал? Келп, прикасаясь к ней, бывало тоже считывал информацию. Но так бывало редко. Однако с теми людьми, кто отваживался до нее дотронуться, это случалось всегда. Сначала они испытывали шок, потом несколько часов тряслись с выпученными глазами, затем приходили в себя, но продолжали дрожать от ужаса. И не всем еще удавалось прийти в себя, иные просто умирали.
«Интересно, что они такого увидели? – не раз поражалась Криста. – И почему одни умирают, а другие – нет? Она тщательно изучила историю келпа, но это не принесло ей никакого удовлетворения. Она до сих пор чувствовала себя как бы объектом предпринятого лабораторниками Флэттери исследования корней ее „келпового древа“.
Криста вспомнила холодные прикосновения ресничек келпа, бравших пробы ее плоти. От них она узнала о загадочных, легендарных, почти мифологических Пловцах, которые являлись отдельной ветвью человеческих мутантов. Полностью отдавшиеся стихии воды, Пловцы достигли гигантских размеров и больше напоминали саламандр, нежели людей. Они жили в подводных пещерах, брошенных морянами цитаделях и некоторых лагунах келпов. В течение первых девятнадцати лет своей жизни Криста была больше келпом, чем человеком. Нанятые Флэттери ученые считали ее творением келпа, но она была твердо уверена, что они ошибаются.
Ген келпа проявлялся в изумрудном цвете глаз слишком многих пандорцев (не говоря уже о Бене.) При своем небольшом росте – около полутора метров – Криста, однако, могла свысока взирать на большинство попадавшихся по дороге женщин. Ее сосуды виднелись под кожей не так явственно, как у обычных людей. Но кровь, струившаяся в венах, как и у всех людей, была красной и основанной на железе – это в лабораториях Флэттери узнали в самую первую очередь. Что сразу же доказало: Криста – не келп.
Она вновь вспомнила о поцелуе, и ее губы дрогнули. Ноздри затрепетали – но она никогда не позволяла себе проявлять подобные эмоции в присутствии людей директора. Особенно показывать им, что гневается.
Кристе хватило одного прикосновения к келпу, чтобы воспринять память всех, кто уже дотрагивался до него. До того, как Флэттери встал у власти, в морях потонуло немало людей. И всех их «анализировали» келпы. Прибой в Калалоче рождал в Кристе особые воспоминания, которые приходилось замкнуть в себе крепко-накрепко. Сделав над собой усилие, она обернулась к Бену:
– Ты что, так и просидел всю ночь напролет?
– Я все равно не смог бы уснуть, – ответил он и осторожно присел на край кровати.
Криста тоже села и прислонилась к его плечу. Крики за окном наконец смолкли. Они молча смотрели в окно на залитый солнцем мол, и Криста почувствовала, что ее вновь одолевает дремота, рожденная теплым прикосновением Бена, ласковым ветерком из окошка и неумолчным говором толпы под окнами. Лишь откуда-то издалека доносился скрип и лязг камнедробилок.
– Когда мы уйдем отсюда? – спросила она. Солнечный свет, тихий шепот прибоя и запах жарящегося мяса ее окончательно очаровали. Годы заточения в тюрьме директора исчезли, как не были, смытые бурной волной настоящей жизни. Там, в заключении, просыпаясь по утрам, она мечтала только об одном: чтобы ее не трогали, дали ей свернуться клубком под одеялом и досмотреть сладкие сны. Но сегодня, куда бы ни направил свои стопы Бен Озетт, Криста Гэлли пойдет за ним.