Фактор Z (сборник)
Шрифт:
— Но мы же на них, к примеру, не охотимся, — проворчал Славик.
— Разумеется. Потому что мы — раса высококультурная и неагрессивная к представителям иного разума, мы несем мир и добро, мы светоч и бла-бла-бла. Ты и сам все знаешь. Мы все-таки очень с ними разные. Только в одном они такие же как мы, и ты сам знаешь, в чем.
Славик надулся и умолк. Постреливая выхлопом, порхал между платформой и ободом кольца, найтуя фрагменты обшивки и конструкций, до которых не дотягивался я.
Когда места стало довольно, я зарядил сороконожке по фасеткам концентрированным лучом с частотой стробоскопа. Клетчи тут же перестали подкрадываться и как ни в чем не бывало нырнули к нам.
Сороконожка погасила огни на пилонах и накрепко вцепилась крючковатыми ногами в палубу. Платформа была маленькая — обычный монтажный понтон, и поэтому сороконожка не поместилась вся на причальном козырьке, а обвилась своим длинным телом вокруг, блестящими сегментированными арками перечеркнув несколько раз черное небо. Словно кольца змеи, подумал я. Вот сейчас она сожмет их, и…
И — что?
Вот именно. Ничего. Ничего не изменится. Только темп строительства немного снизится, ровно до тех пор, пока меня не соберут-сошьют-склеят в медбоксе регионального городка. И тогда, возможно, в следующий раз я заряжу по играющим в кошки-мышки клетчам уже не просто лучом прожектора. Из инцидента возникнет прецедент, коих за историю строительства уже случилось немало. Каждый — разобран. По каждому составлен акт, согласно которому наказаны виновные.
И что?
Они — подкрадываются и пугают.
Мы — держим лицо.
Это же ведь все от скуки. От скуки и больше не от чего. Хоть какое-то разнообразие. Хотя бы иллюзия того, что в мире может произойти что-то, кроме того, что запланировано, просчитано и обсуждено когда-то где-то кем-то. И неважно, сколько у этих кого-то было рук, ног, глаз и голов.
Скука — понятие межрасовое. Тем более вселенская скука.
* * *
Сороконожка ткнулась рылом аккурат в апертуру моего визора. Глаза в глаза, значит. Знает, как мы устроены. Ну и что. Я вон тоже знаю, что если виброкусачками, что тихо-мирно висят себе сейчас у меня на инструментальном поясе, ткнуть слегка тебе, членистоногое, вот сюда, под этот вот щиток, в это вот сочленение, то биться тебе в судорогах, брызгаясь гидравлической жидкостью, минут этак пять. Совершенно неуправляемые конвульсии. Делай в эти пять минут с тобой все, что только душе угодно. Но вот что может потребоваться душе от бронированного червя длинной в состав метрополитена? Ума не приложу. А потому ограничусь тем, что сыграю с тобой в гляделки.
Ну, недолго играли. Я переглядел. Налюбовался вдоволь своим отражением в фасетках. Ничего себе такое отражение. Видали и похуже. Бледен ликом, да глазами темен и сух. Ничего, сильнее уже не обезвожусь, чай.
Рыло свое — шириной в торец бревна, обхвата этак в три — сороконожка наконец от меня убрала, буркала свои фасетчатые закатила, и из глазниц полезли собственно клетчи. Маленькие, кто по колено, кто, покрупнее — до пояса. Многоногие, толстенькие, на тлю похожи. Или на таракашек. Лица только злобненькие, все в грызуще-кромсающих заусенцах. Кстати-кстати…
Я присмотрелся. Нет, ну так ведь и есть! А я все гадаю, что у нас такие интересные… кхм, дефекты на конструкциях время от времени оставляет.
А вот кто.
Но говорить вслух я до поры ничего не стал. Словами тут не поможешь. Инстинкты — они инстинкты и есть. Хоть у хищников, хоть у падальщиков.
Я еще раз внимательно посмотрел в рыло ближайшего ко мне клетчи, напоминающее вывернутую наизнанку мясорубку. Ну так и есть. Ничего, наставлю ловушек, не сунутся в следующий раз любители поживиться на халяву, по старой доброй привычке.
Чем хорошо наше время — гуманных ловушек можно не ставить. Такое понятие как убийство превратилось в юридический кунштюк. И только. Распылять на атомы непрошенных гостей я же не собирался? Не собирался. А все остальное в наше прогрессивное время лечится. Ну то есть исправляется. Сшивается. Приклеивается. Подвязывается веревочками, на крайний случай.
Клетчи между тем отрыгнул тускло-розовый бугристый комок мобильного терминала и с энтузиазмом впился в него жвалами. За ухом засвербило, и монотонный голос в голове сказал:
— Наша приветствовать ваша. Отставание работе графика есть место быть. Сектор ваш. Причина любопытна есть весьма нам.
Клетчи без пиетета относились к грамматике. Программы-переводчики у них были самые что ни на ест примитивные. Впрочем, мы и сами хороши. Их языки учить даже и не пытались. То есть даже если где-то кто-то в наше безразличное ко всему время и занимался вычленением слого-смыслового рисунка из прищелкивающего щебетанья клетчи, то об этом — а уж тем паче о результатах столь недюжинного труда нам здесь, на орбите, было неизвестно.
Учитывая время, прошедшее с момента первого контакта с клетчи и их соройниками, надежды на успех подобной расшифровки уже не оставалось.
Впрочем, нужды в ней не было с самого начала. Клетчи ясно дали понять, кто они и что им от нас нужно, предоставив для реализации своих целей всю имеющуюся у них технологию. Небогатую технологию, да и не особенно-то продвинутую, если честно — но у нас не было и такой.
Кто знает — возможно, спустя десяток-другой лет мы и сами додумались бы до всего этого, но нам не дали этого времени, четко обрисовав человечеству его дальнейшую перспективу и внушив ему абсолютную тщетность самостоятельного трепыхания в колыбели собственной культуры.
Как всегда, все уже решили за нас.
И — как всегда — ради нашего же блага.
Лицемерами, однако, клетчи и иже с ними не были. Сориентировав нас в нашей грядущей — весьма незавидной судьбе — они тут же предложили вариант, который устраивал наилучшим образом обе договаривающиеся стороны. Ну, то есть мы оказывались не в полном пролете и приобретали даже какие-то перспективы. Типа интеграция в сообщество галактических разумных. То, о чем мечтали те, кому было, чем мечтать. Но вот форма и содержание оказались совершенно не теми, на которые мечтателям хотелось бы рассчитывать.