Фактор Z

Юсупов Александр

Выдернув ружье из рук священника, я оттолкнул его что было сил. Отец Кирилл протяжно взвыл и шлепнулся на пол. Оружие осталось у меня.

В этот момент вернулся Куля — грязный и всклокоченный. Левый глаз слегка подергивался, поперек щеки расчерчивалась свежая царапина.

— Грешники! — вопил отец Кирилл. — Продали душу сатане! Вы все в аду сгорите, нехристи!

В его глазах плясала бесовщина. Батюшку трясло, как в лихорадке, но сопротивляться больше он не смел. Просто лежал и молотил руками по полу, словно рассерженный ребенок,

не получивший желаемую игрушку.

Со стороны двери раздался грохот. Мощный и раскатистый. Сперва удары были одиночными, некрепкими, потом долбить стали сильнее и без остановки.

Мы с Кулей бегло переглянулись. Было заметно, как друг стремительно меняется в лице: краска отхлынула от пухлых щек, глаза залило ужасом.

— Вот черт! Сказал же идиоту не стрелять!!

Удары в дверь усилились. Грохот напоминал стук множества рук, как будто там их было не две и даже не двадцать две. Сомнений в том, что с улицы ломились зомбаки, не оставалось.

Отец Кирилл вскочил и заметался в ужасе по комнате, о нас совсем забыв.

Я начал лихорадочно осматриваться, ища пути отступления.

Вход был один единственный — центральный, но за ним топтались зомбаки.

Передо мной нарисовался Куля, перепуганный, взъерошенный:

— Окна! Поищи, чем можно доски выломать!

Я коротко кивнул и начал поиски. На безумного святошу никто внимания уже не обращал.

Через несколько секунд случилось то, отчего все наши планы рухнули. В животе у меня будто расплескали кислоту, а к горлу подкатила тошнота. Очертания огромной комнаты поплыли, ноги подкосились, пол метнулся на меня.

Удар. Перед глазами взвилась пыль, щеку скрутило резкой болью. Ружье скользнуло из онемевших пальцев, откатилось в сторону.

— Ванек!

Резвый топот. Крик. Тяжелая рука, ложащаяся на плечо. Побледневшая физиономия и звонкий, прорывающийся в сознание, как пленку, крик.

— Что с тобой?! Говорить можешь?

В ответ — слабый кивок. Я сам пока не понимал, что могу, а что нет.

— Уже началось, да? Ты превращаешься?

— Откуда я, блин, знаю?! Просто мне хреново!

Куля подхватил меня под руки, потащил к столу и усадил на стул. Гаркнул что-то угрожающее батюшке, отчего тот взвизгнул и зажался в угол.

Началась возня. Потом в руках у Кули непонятно откуда появилась кирка, и он стал поспешно выдирать ей заколоченные в одно из окон доски.

Видимость была паршивая — все заслоняла пелена белесого тумана.

Слышалось, как острие, звеня, вгрызается между прибитых досок и с натужным скрипом выдирает их, как стоматолог зубы. Куля пыхтел, кирка со свистом рассекала воздух, в помещении гремела ругань запыхавшегося друга.

— Потерпи, братуха! Уже скоро…

Последняя доска слетела, и глазам открылось широченное окно с начисто выбитым стеклом. На улице раскинулась глухая ночь. С холодной усмешкой на нас уставились блестящие, как бисер, звезды.

Лязгнула отброшенная кирка, Куля кинулся ко мне.

Трясущиеся после взмахов руки подняли меня за плечи и взвалили на плечо. Комната перевернулась, пол поехал — и меня поволокли к окну. Шаг, второй, рывок — и я уже стоял в проеме и покачивался, точно пьяный. Позади вытягивался Куля, собираясь прыгнуть следом. В правой руке было ружье, отобранное у священника.

— А как же батюшка? — спросил я хрипло.

— Да он один в сто раз опаснее, чем вся орава мертвяков! Прыгай давай!

Замок, повешенный на дверь, слетел, тихонько звякнув. Двери распахнулись.

В церковь повалили сразу несколько десятков человеческих фигур. Шатающиеся, в оборванных одеждах, агрессивные и неуклюжие. Движения их были шаткими и неуверенными, зато скорость зомби стали развивать немалую.

Двадцать голов с голодными глазами и оскаленными мордами рванули к батюшке, и комната взорвалась истеричным воплем. Вскоре его погасило хищное рычание. Брызнула кровь, раздался хряск разрываемой плоти и жадное чавканье.

Это дало нам фору в несколько секунд.

Я прыгнул, выставляя руки, и в ладони врезалась сырая, словно слизь, земля, Запахло зеленью. Погрязнув в черной влажной жиже, я с трудом поднялся, покачнулся.

Не знаю, как, но я нашел в себе остатки сил и побежал. Кулю ждать мне не пришлось — я знал, что он бежит за мной и даже слышал торопливый стук шагов и частое дыхание, напоминающее о его присутствии.

За спиной хлопнуло два гулких выстрела.

— Ваня!

Истошный крик ударил по ушам — по голове как будто треснули чем-то тяжелым. Я едва не рухнул. Куля подбежал и подхватил меня за руки. Сам он побледнел, как полотно, рот распахнулся в немом крике.

— Почему мы остановились? — слабым голосом осведомился я.

И лишь когда я огляделся, понял, почему.

Со всех сторон широкой проступью к нам приближались зомбаки. Из окна церкви высыпало тридцать мертвых тел — и все, будто заговоренные, шагали к нам. Сзади, от рядов жилых домов и магазинов, надвигалась целая толпа, не меньше полусотни сморщенных кровавых морд. Впереди покойники выстраивались в плотный ряд, перекрывая нам дорогу. Не было даже малейшего пространства, чтобы проскочить.

— Куля…

Сердце больно сжалось.

Зомбаки были повсюду. Слышалось утробное рычание и шорох приближающихся ног.

Стена из трупов, промелькнуло в голове. Иначе и не скажешь.

Ощущение недомогания усилилось. Мир вокруг поплыл, держаться на ногах с каждой минутой было все сложнее.

— Беги, — сказал я Куле. — Иначе их станет еще больше!

— Чокнулся? Я без тебя и с места не сдвинусь!

— Беги, сказал! Мне все равно уже трындец. А так хоть сам спасешься.

— Да заткнись ты!

Мертвяки все прибывали. Складывалось впечатление, будто они собрались здесь со всего города — и кроме нас им было некого сожрать.