Факторы производства

Ослепительная боль в затылке словно шилом кольнула меня, заставив застонать и прийти в себя. Стараясь не двигаться, я открыл глаза, наткнувшись на взгляд девушки, замотанной в кокон какой-то лентой, словно гусеница, решившая стать бабочкой.

— Вам придётся вернуть мне два миллиона, — держась одной рукой за голову, я подтягивая по одной конечности, смог принять сидячее положение и осмотрелся. Мы находились в небольшой земляной яме ниже уровня земли, размером два на четыре, вверху которой в зарешеченное окно просвечивали

— Если доживём, — прохрипела девушка, лицо которой было залито кровью, а на голове была всё так же повязана моя рубашка.

— Кому вы говорили, что мы перемещаемся в Мексику? — поинтересовался я, морщась от боли в затылке.

— Никому, — ответила она без задержки.

— Тогда у меня для вас Аяка плохие новости, — хмыкнул я, — у вас в клане есть чужой шпион.

— Который пожалеет, что на свет родился, — она попыталась перевернуться, но это ей не удалось.

— Это вряд ли, — не согласился я с ней, — судя по всему, вас живой тоже не выпустят, если вы этого ещё не поняли: медицинскую помощь не оказали, да и вернувшись, вы можете стукача найти. Поэтому думаю, умрём мы с вами вместе.

— Ты как-то уж слишком спокойно к этому относишься, — проворчала девушка, со стоном пытаясь занять лучшее положение.

Заметив это, я на карачках, поскольку голова всё ещё сильно кружилась, подполз к ней и развернул спелёнатое тело. Голова её при этом качнулась, и она зашипела от боли.

— Я не помню, что случилось, когда ты вышел из машины, — внезапно она пристально на меня посмотрела.

— Мы теперь на «ты»? — хмыкнул я.

Глаза Аяки прищурились.

— Обстановка располагает, — процедила она.

— Ну тогда ладно, — я вернулся к другой стенке и прислонился к ней спиной, закрывая глаза чтобы остановить головокружение, — ты умерла, мне пришлось тебя реанимировать.

— Реанимировать, — словно эхом откликнулась она.

Я не ответил, собираясь мыслями. Единственным положительным моментом в этой ситуации было то, что я поставил в известность Коичи, поскольку, улетая неизвестно куда и насколько, я решил подстраховаться. В остальном дела наши были точно не важными.

Скрип несмазанных петель отвлёк меня от раздумий, и я открыл глаза. В сопровождении знакомого мне Абсолюта-мексиканца и двух японцев, к нам в яму вошёл Орочи Такхакаси. Лицо главы клана выражало смесь радости и удовольствия, тоже, я почувствовал исходило и от него самого в виде эмоций. Следом за ними вошли ещё два мексиканца, которые поставили табурет, и сразу вышли. На него разумеется сел глава клана Такхакаси, который с удовлетворением сначала рассматривал нас, затем сказал:

— Ты думаешь суч…шь, я не узнаю, кто нанёс мне убытки?

— Не понимаю, о чём вы говорите, — я пожал плечами.

Он поднял руку, на его руках закрутились два чёрных браслета и меня резким захватом вздёрнули в воздух, подвесив вниз головой за ноги.

— Прежде чем ты умрёшь, мы поговорим с тобой о его компенсации, — заверил меня он с улыбкой.

Следующие два часа меня в основном избивали, сломав нос, а также несколько рёбер. Для меня это было не сказать, что привычно, но я проходил и не через такое, поэтому просто молчал, чем сильно выводил из себя мучителей. Они не понимали, что происходит, усиливали избиение, я лишь терял сознание, когда боль перекрывала собой мой болевой порог, но меня тут же обливали водой, приводили в чувство и экзекуция продолжалась вновь. С тем же результатом.

Через два часа японцы растерянно стали посматривать на Орочи Такхакаси, который не был так весел, когда появился здесь.

— Распните эту суч…у, может её мучения на него повлияют, — показал он рукой на Аяку, которая эти часы наблюдала за моим избиением стиснув зубы.

Разматывать ленту, которой она была целиком связана, конечно побоялись, но и в таком спелёнатом состоянии она их устроила в качестве боксёрской груши, поэтому подручные принялись за неё, выбивая стоны и угрозы из Аяки. Это их немного развеселило, и они стали наносить ей удары сильнее, при этом посматривая на меня.

Если бы они знали меня лучше, думаю они бы её и пальцем не тронули, поскольку мне было целиком и полностью плевать на страдания девушки, которая мало того, что переоценила свои силы, хотя я прямо спросил, не опасно ли в Мексике, так ещё и подставила этим меня, своего нанимателя. Так что сейчас, по моему убеждению, она получала то, что заслуживала. Вскоре, как бы им не прикольно было её избивать, это дошло и до них.

Орочи Такхакаси скривился, поняв, что денег не будет, а потому поднялся с табурета, обращаясь при этом к мексиканцу.

— Дайте нам пару часов, чтобы убраться из страны и затем похороните их по-тихому.

Тот флегматично кивнул.

Когда за всеми закрылась дверь, я стараясь не шевелиться, так как тело представляло из себя один сплошной синяк, не говоря уже, что я ничего не видел из-за залитых кровью глаз, устроился удобнее.

— Реми-и-и, — простонали рядом со мной.

Говорить я мог с трудом из-за прикушенного языка, поэтому лишь показал на своё лицо пальцами.

— Сделай усилие, я смогла расслабить каучуковую ленту, пока меня избивали, — мне на руку опустились щекой, — попробуй нащупать конец, он где-то на уровне моей груди.

Щека отодвинулась и пахнуло кровью. Глаза разлеплять было бесполезно, ничего не было видно, так что свободной рукой, я дотронулся до плеча, лежащего рядом тела, и стал спускаться вниз, под её правками. Первой я нащупал упругую грудь, которую стал щипать, ища там конец ленты.

— Левее, — раздался холодный голос.

— Правее Реми.

Процедуре ощупывания подверглась и вторая грудь, но тут я нашёл то, что она говорила, скреплённый чакрой конец ленты к остальным виткам.

— Теперь попробуй зубами, перегрызть там, где его конец скреплён с первым витком, это самое уязвимое место для подобных средств удерживания одарённых, — сказала она, — там чакра меньше всего влияет на каучук.

Я подтолкнул своё тело вперёд и врезался носом в мягкую грудь. Аяка проскрежетала зубами, но промолчала, а когда я стал возиться постоянно это делая, поскольку грызть укреплённый каучук было ещё тем удовольствием, она несколько раз тяжело вздохнула, и я почувствовал, как у неё напрягся сосок.

— Ещё не можешь освободиться? — спросил я, когда на минуту прекратил грызть, и дал отдых немеющим от сверх усилий челюстям.

— Грызи быстрей, — послышался её ответ, и я снова уткнулся лицом в её грудь.