Фактотум
Шрифт:
Бомжи дружно заржали.
— Так, осталось еще четыре! Вот у меня здесь четыре монетки по центу. Сейчас я их брошу, и те из вас, кто поймает монетки, сегодня получат работу!
Я швырнул монетки в толпу. Соискатели бросились их ловить, матерясь и отпихивая друг друга. Кто-то громко кричал, кому-то, судя по звуку, порвали рубашку. Случилось и несколько драк. В конце концов ко мне подошли четверо счастливчиков. Красные и запыхавшиеся, они победоносно потрясали кулаками с зажатыми в них монетками. Я выдал им бланки рабочих нарядов и объяснил, как пройти в столовую для персонала, где их должны были накормить перед началом работы.
Глава 85
Мне очень нравилось работать по воскресеньям, потому что я был один, как говорится, сам себе хозяин, и очень скоро я взял в привычку брать на воскресные дежурства бутылочку виски. И все было классно. Но однажды, после особенно тяжкой ночи неумеренных возлияний, эта воскресная пинта меня срубила. В какой-то момент я отключился — и напрочь не помню, что было дальше. Уже вечером, когда я вернулся домой, у меня в памяти всплыли какие-то странные действия, которые я вроде как совершал в невменяемом состоянии, но я так и не вспомнил, какие именно. На следующий день, перед тем как идти на работу, я рассказал Джан о том, как меня вырубило на дежурстве.
— Похоже, я там натворил херни. Хотя, может, мне это просто привиделось в белой горячке.
Я пришел на работу, но в ящичке под табельными часами моей карточки не оказалось. Я оправился в отдел кадров и обратился к начальнице:
— Миссис Фаррингтон, там почему-то нет моей карточки учета рабочего времени.
— Генри, как вы меня огорчили. Я всегда думала, что вы такой милый и славный мальчик.
— Э?
— Вы что, совсем ничего не помните? — спросила она, нервно озираясь по сторонам.
— Нет, мэм. Не помню. А что я сделал?
— Вы напились пьяным. Зажали мистера Пелвингтона в углу в мужской раздевалке и не давали ему уйти.
Вы продержали его полчаса.
— И что я с ним сделал?
— Вы не давали ему уйти.
— Кстати, а кто это?
— Помощник главного администратора.
— И что было дальше?
— Вы прочли ему лекцию о том, как надо управлять отелем. Мистер Пелвингтон работает в гостиничном бизнесе без малого тридцать лет. Вы предлагали, чтобы проституток не пускали дальше первого этажа и чтобы они проходили регулярное медицинское обследование. В нашем отеле нет никаких проституток, мистер Чинаски.
— Да, я знаю, миссис Пелвингтон.
— Фаррингтон.
— Миссис Фаррингтон.
— И еще вы объясняли мистеру Пелвингтону, что для разгрузки одной машины не нужны десять грузчиков, что за глаза хватит и двух и что можно существенно сократить процент краж среди персонала, если каждому сотруднику в конце рабочего дня выдавать по живому омару. В специальных клетках, с которыми можно садиться в автобусы и трамваи.
— У вас замечательное чувство юмора, миссис Фаррингтон.
— Охранник так и не смог оттащить вас от мистера Пелвингтона. Вы порвали ему пиджак. И отпустили его лишь тогда, когда мы позвонили в полицию.
— Как я понимаю, меня уволили?
— Вы все понимаете правильно, мистер Чинаски.
Я прошел через погрузочную платформу, прячась за ящиками с омарами. Убедившись, что поблизости нет никого из начальства, я отправился в столовую для сотрудников отеля. У меня еще оставались карточки на питание. Надо было воспользоваться возможностью в последний раз сытно поесть на халяву. В служебной столовой кормили вкусно, почти так же вкусно, как и в
ГЕНРИ ЧИНАСКИ ЕДЫ НЕ ДАВАТЬ!
Я поставил поднос на место. Меня никто не заметил. Я вышел на улицу с черного хода, через погрузочную платформу. Мне навстречу шел бомж.
— Эй, приятель. Закурить не найдется? — спросил он.
— Найдется.
Я достал две сигареты. Одну отдал ему, вторую закурил сам. Бомж сказал мне «спасибо», и мы пошли каждый своей дорогой. Он — на восток, я — на запад.
Глава 86
Биржа фермерского труда располагалась на углу Пятой улицы и Сан-Педро-стрит. Регистрация начиналась в пять утра. Когда я пришел, было еше темно. В приемной собрались уже человек пятьдесят. Люди сидели, стояли, сворачивали сигареты, переговаривались вполголоса. В подобных местах всегда пахнет одинаково: застарелым потом, мочой и дешевым вином.
Накануне я помогал Джан перевозить ее вещи на Кингсли-драйв, где жил ее новый любовник, жирный агент по торговле недвижимостью. Я стоял в коридоре, так чтобы меня не было видно, и наблюдал. Я видел, как он ее поцеловал. Потом они вместе вошли в квартиру, и дверь за ними закрылась. На обратном пути я впервые заметил, как противно и грязно на улицах: кучи мусора, обрывки газет. Мне было муторно и одиноко. Из старой квартиры нас выселили. Денег осталось два доллара восемь центов. Джан обещала вернуться ко мне, как только мне вновь улыбнется удача, но я уже и не верил в такое чудо. Агента по торговле недвижимостью звали Джим Бемис. У него была своя фирма на Альварадо-стрит. И у него были деньги.
— Мне так противно, когда он меня трахает, — говорила мне Джан. Быть может, сейчас она говорила ему тоже самое обо мне.
В приемной стояло несколько ящиков с яблоками и апельсинами. По всей видимости, это было бесплатное угощение. Я взял апельсин, прокусил кожуру и принялся жадно высасывать сок. После того, как меня выгнали из отеля «Санс», мне перестали выплачивать пособие по безработице.
Ко мне подвалил мужик лет сорока. У него были странные волосы. Явно крашеные и при этом совсем не похожие на волосы. Больше всего они напоминали парик из ниток. Его лицо было усыпано темными родинками, сосредоточенными в основном вокруг рта. Из каждой родинки росло по два-три черных волоса.
— Как вообще жизнь? — спросил он.
— Да вроде нормально.
— Хочешь, я тебе отсосу?
— Нет, спасибо. Не надо.
— У меня хорошо получается. Тут ведь что главное? Главное, подойти к этому делу с душой.
— Слушай, ты извини, приятель, но у меня что-то нет настроения.
Он сердито насупился и отошел. Я оглядел помещение. Желающих устроиться на работу было человек пятьдесят. Сотрудники биржи — человек десять-двенадцать — либо сидели за столами, сосредоточенно перебирая бумажки, либо бродили по своей половине приемной и нервно курили. Они выглядели еще более обеспокоенно, чем безработные алкаши и бомжи. Их половину от нашей отделяла толстая проволочная сетка, натянутая от стены до стены от пола до потолка. Кто-то придумал покрасить ее в желтый цвет. Это был неприятный желтый, холодный и равнодушный.