Факультет звездокрылов
Шрифт:
«Слабая девочка» спихнула с себя тушу северянина. Перекатилась и по-пластунски поползла наружу. При этом ругалась красная от смущения Власта так выразительно и замысловато, что даже Эрик впечатлился. А может, его впечатлило совершенно другое. Например, подсознательное желание защитить Подгорную. Кто ж разберет этих парней?!
Решив, что сейчас не лучшее время для анализа, я выползла из-под брюха Дурмана и устало плюхнулась на свой брошенный рюкзак. Дурман раскрыл крыло, заботливо прикрыв нашу десятку от дождя. Пахло озоном, мокрой землей и древесиной. Поваленный
Я покрутила головой, оглядывая место, куда нас выкинуло из межпространства, и внезапно узнала территорию. Это был не какой-то детский оздоровительный лагерь. Это был мой лагерь!
До сих пор помню «Галчонок», в котором много лет подряд проводила летние каникулы, пока была беззаботной школьницей. Помню отрядные песни, которые мы учили и пели по ночам вокруг костров. Помню игры, некоторых ребят, воспитателей и стену отчаянных.
Кристен разжал руку, выпуская камень, и, легко перекрикивая грозу, скомандовал:
— Проверить снаряжение. Надеть плащи. Подготовить средства связи и фонари. Делимся на тройки. Наш сектор семь. Идем вдоль русла. Я и еще двое плывем на Дурмане по мелководью. Остальные двигаются берегом. Адриана, ты идешь в лагерь и остаешься здесь.
Чувствуя, как сердце начинает стучать чуть громче от чувства несправедливости, я вскочила с рюкзака и похромала к Кристену.
Нет! Он не мог удалить меня из поисковой группы!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. О несправедливости и темных силуэтах
Я редко психую, но в такие дождливые и полные обид дни понимаю, что без этого никак.
— Кристен, я могу помочь!
Арктанхау сурово глянул на приближающуюся, точнее прихрамывающую в его направлении меня и, кажется, вздохнул. Нет, а он чего хотел? Что я молча смирюсь с отстранением и с опущенным носом поковыляю в лагерь? Наивный.
— Да пойми, — набивала себе цену, — я же знаю этот лагерь, как свои пять пальцев. Я четыре года подряд ездила сюда на все летние смены!
Северянин коснулся моего лба кончиками указательного и среднего пальцев, показал мне. Они были красными от крови.
— Ты ранена.
И только теперь я почувствовала, что лоб разрывается от тупой боли, по виску бежит вовсе не тёплая капля дождя, а что-то другое. Вот и когда только успела? Неужели на земле валялась палка, а я не заметила?
Я вцепилась в его широкое запястье, как в спасительный круг, и посмотрела в глаза командира.
— В нашей группе я единственная фаорка. Будучи ребенком, я излазила здесь все, что можно и нельзя, и знаю эти места даже лучше воспитателей. Ты не можешь отослать меня из-за пустякового пореза.
Кристен бросил на меня долгий взгляд, в котором читалось очевидное: все он мог. И не только мог, но и вот прямо сейчас планировал сделать. К его чести, он даже пару секунд поколебался, прежде чем я услышала неизбежное:
— В пятидесяти метрах отсюда одноэтажное здание столовой, там разместили временный штаб. Иди туда, Адриана, пусть тебя осмотрят лекари.
В груди подобно недавнему грому взорвалось чувство глубокой несправедливости. Захотелось кричать, грозя кулаками небу, в сердцах пнуть ветку упавшего дерева, но я поступила лучше. Я сконцентрировала все это в глухую холодную ярость, сделала шаг навстречу Кристену и отчетливо и ровно сказала:
— Я не нуждаюсь ни в твоей жалости, ни в особом к себе отношении.
Сказала и едва не отшатнулась. Просто мои слова подействовали на Кристена, как приказ трансформации на оборотня. Северянин дернул уголком губ и преобразился. Его черты утратили юношескую мягкость и привлекательность. Линии стали грубее, загадочнее, а еще застыли, как смола на ярком солнце.
Но хуже всего тревожное чувство опасности, что я испытала, когда Кристен Арктанхау сделал шаг и склонился к моему перепуганному лицу.
— Ни первое, ни второе здесь роли не играют. Я действую в соответствии с должностью старшего в десятке. Еще раз подчеркиваю: старшего и опытного. Вы, адептка Нэш, ранены и не в состоянии помогать розыскной группе. Более того ваше нахождение в наших рядах замедлит продвижение десятки.
Даже не знаю, что удивило меня больше: холодные резкие интонации в его голосе или это внезапное «вы, адептка Нэш…».
— Разговор окончен, — и Кристен демонстративно развернулся ко мне спиной.
Я таки пнула в сердцах ветку, тихо ругнулась, а после уверенно похромала в сторону тропинки. Потом одумалась и вернулась под крылышко ядожала.
Стараясь не встречаться взглядом ни с кем из парней, доковыляла до своего рюкзака, со злым сипом закинула снаряжение, подтянула лямки. Глаза жгло от слез, а в горле застрял ком, но я держалась. Держалась, потому что знала: на меня все смотрят и жалеют. Держалась, потому что чувствовала взгляд Кристена Арктанхау.
Власта заступила мне дорогу.
— Адриана… — она явно не знала, что сказать, но подбодрить хотела.
Не поднимая головы, я сжала ее холодную ладонь.
— Послушай. Они сплавлялись вниз по течению. Там много островов. Ищите на них, а не по берегу. Костер под таким дождем они не разведут, сигнальных маяков в лагере нет. Поэтому ребята будут играть на трубе. Слушай песню.
— Песню? — девушка переступила с ноги на ногу.
— Да, песню. Там подсказка, где их искать. И, Власта… Там дети. Их надо вытащить.
— Сделаем все, что сможем.
Я кивнула и пошла, стараясь не замечать ни холод, ни привкус крови, ни теплые капли, ползущие по виску за шиворот.
— Эрик, проводи адептку до столовой, — отдал приказ Кристен.
— Сама дойду!
— Адриана, не дури, — попытался настоять командир, но я решительно вломилась в просвет между кустов малинника, куда Эрик при всем своем желании не смог бы протиснуться ни боком, ни на четвереньках, ни ползком.