Шрифт:
Фальдийская восьмерка
Пролог
Пролог.
Мотыга с хрустом врубилась в иссушенную до каменной твердости землю, выворотив кривоватый каменный обломок размером с кулак. Занмир с кряхтеньем наклонился, подобрал булыжник и не глядя закинул его в ведро к собратьям.
– Клятые камни...
Старик с каждым днем чувствовал, что начинает сдавать. Спина все чаще подводила, а работа в поле выматывала уже к полудню. Он бы никогда и никому не признался в этом, глава семьи не должен показывать слабость. Но здесь, в поле, оставшись наедине с собственными мыслями… Не стоит лгать
Даже сейчас, солнце еще не успело толком выглянуть из-за Сиреневой, а Занмир уже третий раз прикладывается к фляге. Деревянная рукоять мотыги, затертая мозолистыми ладонями до глянцевого блеска, налилась дурной тяжестью. Будто цельнолитым ломом орудуешь, а не привычным за годы использования инструментом.
Хотя уж кому, а не ему жаловаться на жизнь. Занмир сделал еще один небольшой глоток, покатал во рту и аккуратно сплюнул в оставшуюся от камня ямку. Привычка. Здесь, в предгорьях Гилениада, воды вдоволь, но старого курпа новым трюкам не обучишь. И пусть в деревне посмеиваются над привычкой старика беречь каждый глоток, он по прежнему уходил в поле с одной лишь флягой и никогда не возвращался к колодцу до конца работ. Да и не пил никогда толком, оставляя каждую каплю для посевов.
Смешно, конечно. Именно из-за воды Занмир принял решение перебраться в предгорья, сбежав от безостановочно расползающейся Желтухи. Жаль было бросать отцовский дом и хозяйство, но бороться с подступающим песком становилось с каждым годом все труднее. Посевы загибались, воды в колодцах становилось все меньше, а Дыхания Тогвия в последние годы не хватало даже для починки инструмента. Что уж говорить про механизмы… Даже водяная мельница, краса и гордость Верхних Прасов, не выдержала испытания песком и обмелением реки.
Император, да славится в веках его имя, предпринимал бесчисленные попытки остановить бедствие, но результата они так и не принесли. Не помогало ничего. Армейские инженеры возводили огромные насыпи, меняли русла рек, заполняя водой глубокие каналы. На пути песка за считанные годы выращивались целые леса из необычных, сплетенных друг с другом деревьев, завезенных откуда-то с далекого Запада. Но все тщетно, наступление песка было не остановить. Даже смуглые чужаки с побережья, щедро одаренные императорским золотом, ничего не смогли поделать с Желтухой. Не помогли даже их хваленые летучие корабли, которые несколько лет безостановочно сновали в небе над старой деревней Занмира, заливая пески вонючей зеленой жижей, от которой болела голова и чесалось лицо.
Поэтому, когда императорский глашатай озвучил эдикт о переселении в окрестности Гилениада, старик не раздумывал ни дня. Да и никто в Верхних Прасах не горел желанием оставаться в умирающей деревне.
Да, заповедные земли не освоены, да и все хозяйство пришлось отстраивать заново. К тому же, за пользование землей сборщики податей забирали треть урожая, и это не считая привычной десятины. Зато здесь была вода, нетронутая земля и не было недостатков в Дыхании.
Занмир облокотился на мотыгу, переводя дыхание, на конце длинного носа повисла капля пота. Прищурившись, посмотрел на склон Сиреневой, с которого каскадом водопадов стекала дарующая жизнь Варда. Как же здесь много воды… Только ради этого стоило месяц трястись в тесном фургоне по имперскому тракту, страдая от жары и толкаясь плечами с другими переселенцами. Новое место под деревню, которую без особых премудростей прозвали “Новыми Прасами”, того стоило. За прошедшие два года жители успели расчистить три больших поля и теперь усердно работали над четвертым.
Внимание старика привлекла яркая красная искорка, недвижно зависшая над одним из водопадов. Отсюда не видать толком, но ничем, кроме как летающей лодкой западных чужаков, искорка быть не могла. Почему обязательно чужаков? Только они красят своих летунов в такие яркие цвета. В Империи подобное не одобрялось, воздушные судна не должны своим видом отвлекать людей от работы. Но кто бы объяснил это глупым западникам?
– Переводят Дыхание почем зря, дурни, – хмуро пробормотал старик, прикрыв глаза от солнца рукой и подслеповато разглядывая пришельцев. – Чего висят? Как есть дурни.
Занмир поймал себя на мысли, что вместо работы уже битых пять минут пялится на Сиреневую. Выругался и вновь взялся за мотыгу. Прав Император, как есть прав. Ни к чему в небе столь яркие цвета. Да и вообще, не положено людям летать над землей. Пусть этим западники промышляют, у них ни веры правильной, ни уважения к Дыханию. Да эта лодка, поди, за час тратит столько, что хватило бы новое поле вспахать. И зачем? Висят себе на месте, мозолят глаза. Дурни.
Младший сын раньше порывался в небе летать. С железками возился, к торговцам приставал. Но отец из него эту дурь выбил, хотя и не сразу. Постараться пришлось. Зато теперь работает в поле, как положено – вон, спина виднеется, широкая. Внук, правда, теперь с железками возится. Но это ничего, поправимо.
Ведь тут какое дело, родился на земле – ходи по земле, неча глядеть куда не следует. Сначала с механизмами возится, потом летать хочет, а потом что? Сбежит на запад, или еще что учудит. Будет там дурью маяться, а то и сотворит что страшное. Старший брат Занмира вот сбежал еще в детстве, чтобы мастеровым в городе стать, и где он теперь? Даже весточку не передал ни разу, пропал с концами.
От этих механизмов одни неприятности. Недаром про Желтуху слухи всякие нехорошие ходят, дескать не просто так песок попер. Наворотили что-то имперские мудрецы, а простым людям потом страдай, деревню заново отстраивай. Хотя место тут хорошее, да…
И живности, живности полно. Окрестные леса так и кишат дикими животными. И какими! Не жабы и крысы полудохлые, а олени, волки, даже медведя кто-то видел. Занмир, уж на что старый, такое изобилие только в детстве видел. Охотиться, понятное дело, нельзя, императорские егеря за такое сразу на месте жизни лишают. Подвесят за ноги на суку, пузо вскроют и оставят так висеть. Охотников до костяшек это не останавливает, дурные головы все лезут и лезут в леса, но к деревенским это не относится. Здесь все с понятием, нельзя – так нельзя.
Да и найдут у кого неучтенную костяшку, плохо всем будет. Налетят имперские дознаватели, все перероют, переломают. Разбирать не будут, кто там виноват, накажут всем скопом. Могут и деревню спалить с концами, в назидание. Были такие случаи, по слухам. Ошалели переселенцы от изобилия, пустились во все тяжкие, прямо во дворах в котлах костяшки вываривали. Продавали потом на сторону, ушлые торгаши прослышали и потянулись в ту деревню вереницей. А за торгашами и дознаватели пришли. Так и не стало той деревни.