Фальшивомонетчик
Шрифт:
Это же надо — из-за паршивых бумажек такого человека чуть не угробил! Сам ведь скоро загнусь! Хуже пса живу. На могиле у матери десять лет не был! Нет, к черту! Будь они прокляты, эти деньги!»
Какие-то бурные разрушительные процессы происходили в душе Клещова. От роившихся в голове горьких, путаных мыслей хотелось самому себе плюнуть в морду. Лекарство из будущего действовало, хотя Клещов совсем не догадывался об этом. Про
Он добрался до своего дома, привычно пошарил рукой, отыскивая щеколду, однако калитка от первого же случайного толчка распахнулась сама собой. Все еще находясь во власти своих невеселых дум, Клещов машинально шагнул вперед, но тут же застыл, словно напоровшись на минное поле.
Город просыпался, рождая много новых звуков: гудели редкие еще машины, хлопали двери подъездов, где-то на проспекте звенел троллейбус — но все это было сравнительно далеко, здесь же предутреннюю тишину нарушали только стук капель да монотонный шум реки.
«Запирал я, уходя, калитку или нет, — попытался вспомнить Клещов. — Не помню, хоть убей, не помню!»
Дом и окружавшие его купы деревьев сливались в черную неразделимую громаду.
Очень осторожно, замирая после каждого шага, Клещов приблизился к крыльцу.
Дверь, как и полагалось, была заперта на замок, ключ от которого лежал у него в кармане. Явных следов чужого присутствия заметно не было, но это само по себе еще ничего не значило. Что-то неясное беспокоило Клещова, мрачным предчувствием сжимало душу, чего-то определенно не хватало здесь, а он никак не мог понять — чего именно! — Пират! — тихо позвал он. — Пират! Тишина была ему ответом. Тишина куда более страшная, чем любой вопль.
«Вот, значит, как, — подумал Клещов, ощущая, как рот его вмиг пересох, а ладони вспотели. — Убрали пса! Чтоб не мешал. Чтоб шума не было. Чтоб все тихо, благородно… А может, самому сдаться? Покаяться? Поймут — ведь люди же! Отсижу, что положено… Нет, никогда! Только не тюрьма! Не выдержу! Куда же деваться?
Назад нельзя. Сзади уже наверняка все перекрыто. Вперед, только вперед. Еще посмотрим, кто кого!»
Каждый миг ожидая окрика или нападения, он прокрался мимо дома. Слева темнела стена сарая, справа — заросли бузины, скрывавшие общую для всей улицы помойку.
Что-то треснуло совсем рядом, плюхнулось в талую воду,
Сосулька! Клещов еле удержался, чтобы опрометью не рвануть через огород.
«Спокойно! Только спокойно! Пусть думают, что я попался».
В десяти шагах перед ним, прикрытый кучей прошлогодней картофельной ботвы, находился вход в старый, полуразрушенный, давно не используемый по назначению канализационный коллектор, одно из отверстий которого — не раз проверено — выходило на поверхность невдалеке от лодочной пристани, среди лабиринта ветхих сараюшек, гаражей, голубятен и курятников.
«Только бы пронесло, — думал он. — Только бы проскочить, не поломать ноги, нигде не зацепиться. И клянусь тогда, не знаю только кому — Богу, если он есть, высшей справедливости, всем прокурорам сразу, своей собственной совести, клянусь, что никогда больше не позарюсь на чужое, никого не обману, никого не обижу!»
Вдруг за голыми кустами кто-то шевельнулся, зашуршал бумагой, лязгнул металлом — не то курок взвел, не то нечаянно тряхнул наручниками. В глазах Клещова полыхнуло багровым, резануло грудь, зазвенело в ушах. Ничего не видя перед собой и почти ничего не слыша, он побежал. Побежал, как бегают только во сне, спасаясь от кошмара — натужно, изо всех сил и в то же время мучительно медленно, — побежал мимо кустов, за которыми вновь что-то залязгало, мимо холмика полусгнившей ботвы, скрывавшей спасительный люк, мимо остатков плетня, когда-то отделявшего огород от обрыва.
Клещов не уловил мгновения, когда земля ушла из-под его ног, и продолжал свой бессмысленный отчаянный бег, перебирая в пустоте ногами, словно собираясь таким образом преодолеть всю сотню метров, отделявших его сейчас от противоположного берега…
…Цепной пес Пират, трое суток до этого не кормленный и сумевший в голодной ярости перегрызть деревянный брус, к которому крепилась его цепь, давно учуял хозяина, однако упорно молчал, продолжая судорожно глотать всякую вытаявшую из-под снега тухлятину. Услышав негромкий сдавленный крик, а несколько секунд спустя — далекий всплеск, он, лязгая цепью, вылез из кустов и побрел к обрыву.
Запах хозяина терялся здесь, растворяясь во множестве других запахов. Постояв еще немного, Пират зевнул, встряхнулся и затрусил обратно к помойке, туда, где ожидала его обильная и вкусная жратва — трудное счастье собачьей жизни.