Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!
Шрифт:
Говоря о Наполеоне, тетя Далия утверждала, что он особенно хорошо соображал в минуты смертельной опасности, но готов спорить на что угодно — даже ум Наполеона не поднялся бы до таких сверкающих высот. Как много раз случалось в прошлом, человек позвонил в колокольчик и получил в награду сигару или кокосовый орех.
— Да, Дживс, — сказал я, хотя мне трудно было говорить, — вы правы. Он может взять его с собой, это так просто.
— Да, сэр.
— Гасси, тебе не трудно будет захватить мой чемодан? Если ты возьмешь мой автомобиль, мне придется ехать поездом. Я и сам уезжаю завтра утром. Не хочется возиться с багажом.
— Конечно.
— Мы спустим тебя на простыне, а чемодан
— Да, сэр.
— Приятного путешествия!
Я в жизни еще не принимал участия в операции, которая доставила бы столько удовольствия всем ее участникам без исключения. Простыня не порвалась, и потому Гасси был счастлив. Никто не помешал нам — это обрадовало меня. А когда я бросил из окна чемодан и он упал Гасси на голову, в восторг пришла тетя Далия. Что касается Дживса, было видно, что верный слуга преисполнен гордости, ибо это он придумал, как спасти своего господина и повелителя в час грозной опасности. Его девиз — «Преданное служение».
Бурные эмоции, которые мне в тот вечер пришлось пережить, естественно, отняли немало сил, и потому я испытал облегчение, когда тетя Далия, произнеся прочувствованную речь, в которой выразила благодарность нашему спасителю в ярких, красочных тонах, сказала, что теперь она пойдет посмотрит, что делается в стане врага. Ее уход дал мне возможность сесть в кресло, в котором, останься она здесь, гнездилась бы до скончания века. Плюхнувшись на мягкое сиденье, я блаженно заурчал.
— Ну вот, Дживс, и все!
— Да, сэр.
— В который раз ваш острый ум предотвратил, казалось бы, неминуемую катастрофу.
— Вы очень добры, сэр.
— Нет, Дживс. Я говорю то, что сказал бы всякий мыслящий человек. Я не встревал, когда говорила тетя Далия, потому что знаю: она не терпит, чтобы ей мешали, но поверьте, что я мысленно с большим чувством повторял за ней все ее слова. Вам нет равных, Дживс. Какой у вас размер шляпы?
— Восьмой, сэр.
— Я думал, больше. Одиннадцатый или двенадцатый.
Я взял в рот немного бренди и с наслаждением подержал на языке. До чего же приятно вот так понежиться после всех треволнений сегодняшнего дня.
— Согласитесь, Дживс, круто нас взяли в оборот.
— Трудно не согласиться, сэр.
— Начинаешь понимать, что чувствовал капитан «Геспера», у которого была юная дочь. И все-таки, я думаю, такие испытания благотворно влияют на характер человека.
— Несомненно, сэр.
— Закаляют его.
— Да, сэр.
— Однако я не жалею, что все кончилось. Хорошенького понемногу. Да, все кончилось, это чувствуется. Уверен, этот мрачный дом больше не подкинет нам зловещих сюрпризов.
— Надеюсь, нет, сэр.
— Я просто уверен. Тотли-Тауэрс выпустил все свои ядовитые стрелы, наконец-то мы можем забыть о тревогах. До чего же приятно, Дживс, мы это заслужили.
— Чрезвычайно приятно, сэр.
— Да уж. Укладывайте оставшиеся вещи. Я хочу покончить и с этим и лечь спать.
Он открыл маленький чемодан, а я закурил сигарету и продолжал рассуждать о нравственных уроках, которые извлекаешь из подобной петрушки.
— Да, Дживс, мы именно заслужили. Еще совсем недавно небо было затянуто черными тучами, а сейчас посмотрите вокруг — ни единого облачка, ни на севере, ни на юге, ни на западе, ни на востоке, вот только свадьба Гасси расстроилась, но тут уж ничего не поделаешь. Без сомнения, это должно укрепить в нас мысль, что никогда не следует роптать на судьбу, впадать в отчаяние, предаваться унынию, надо помнить, что, какая бы грозная буря ни налетела, где-то сияет солнце и в конце концов его лучи пробьются к нам тоже.
Я умолк. Мне не удалось завладеть вниманием Дживса, это было ясно. Он
— Что-нибудь случилось, Дживс?
— Простите, сэр?
— У вас вид озабоченный.
— Да, сэр. Я только что обнаружил в этом чемодане каску полицейского.
Глава XIII
Я был прав, когда говорил, что злоключения, которые обрушились на меня как из рога изобилия, едва я появился в загородной резиденции сэра Уоткина Бассета, оказали благотворное воздействие на мой характер. Незаметно, шаг за шагом, они формировали его, превращая изнеженного завсегдатая клубов и модных бульваров в отважного борца со стальной волей. Если бы гостю, незнакомому с нравами этого чумного барака, вдруг сообщили о том, что сейчас кирпичом упало на мою голову, он скорее всего закатил бы глаза и съехал со стула без чувств. Но я, закаленный нескончаемыми передрягами, которые составляли обычную, повседневную жизнь в Тотли-Тауэрсе, не впал в панику — я мужественно встретил сообщение Дживса.
Не стану отрицать, что я вскочил с кресла, будто сиденье проткнули снизу шилом, но встал я вовсе не для того, чтобы тратить время на бесплодные трепыхания. Я бросился к двери и запер ее. Потом, сдержанный и бледный, приблизился к Дживсу, который уже успел вынуть каску из чемодана и в задумчивости раскачивал ее за ремешок.
Едва он заговорил, стало ясно, что он ошибочно понял произошедшее.
— Было бы разумнее, сэр, — сказал он с легким упреком, — спрятать ее в более подходящем месте.
Я потряс головой. Кажется, даже усмехнулся — конечно же, кривой усмешкой. Мой острый ум позволил мне проникнуть в самую глубину события.
— Это не я, Дживс. Это Стиффи.
— Простите, сэр?
— Не моя рука положила эту каску в чемодан, а рука Стиффи Бинг. Каска была в ее комнате. Она боялась, что комнату начнут обыскивать, и хотела спрятать каску в надежном месте. Надежным местом она сочла мою комнату.
Я вздохнул.
— Никогда не думал, что у девушки может быть такой сатанинский ум, что скажете, Дживс?
— Действительно, сэр, эта молодая особа порой совершает эксцентричные поступки.
— Эксцентричные? Да ей самое место в сумасшедшем доме, примут с распростертыми объятиями, под гром фанфар и барабанный бой. Чем больше я размышляю об этой злокозненной козявке, тем сильнее моя душа содрогается от ужаса. А если заглянешь в будущее, и вовсе не хочется жить. Нужно смотреть правде в глаза, Дживс: Стиффи, это примитивнейшее одноклеточное существо, собирается замуж за преподобного Г. П. Линкера, слабоумного олигофрена, и нет никаких оснований надеяться — эту горькую правду тоже следует признать, — что Небо благословит их союз. Конечно, очень скоро их дом заполнится топотом маленьких ножек, как принято говорить. Но невольно задаешь себе вопрос: а не подвергнется ли опасности жизнь каждого, кто окажется поблизости от этих ножек, ведь они унаследуют психическую неполноценность и родителя, и родительницы, это мы тоже вынуждены признать. Дживс, я с безмерным состраданием думаю о няньках, гувернантках, учителях частных школ и преподавателях университетов, которые с теплотой и любовью примут на себя заботу об отпрысках Стефани Бинг и Гарольда Линкера, не подозревая, что это не дети, а настоящие изверги. Конечно, это чрезвычайно интересный предмет, но непосредственного отношения к делу не имеет, — продолжал я, оставив тему, которую развивал. — Глядя на эту каску и зная, что в любую минуту к нам может нагрянуть комический дуэт Оутс и Бассет, мы должны что-то предпринять. У вас есть идеи?