Фан-клуб
Шрифт:
— Мы подумываем отпустить тебя, — сказал он.
Она попыталась поискреннее выразить свою благодарность.
— Но не даром, — добавил он. — Мы обсуждаем, не взять ли за это денежный выкуп. Ведь в конечном счете мы заслужили что-нибудь за комнату и стол, которые предоставили тебе.
Подонок.
— Конечно, — продолжал он, — мы рассчитываем на твое согласие и помощь.
— Каким образом?
— Если мы решимся на такое, нам нужно доказать твоим друзьям, что это мы прячем тебя. Продиктуем записку о выкупе, а ты ее напишешь.
Инстинкт приказывал, чтобы она продолжала разговор, чтобы произвести на него нужное впечатление. Надо было признаться, что она больше не мечтает об освобождении, что ей приятно проводить время с ними, что идея обмена ее на деньги кажется ей оскорбительной.
Она спросила легкомысленным тоном:
— А что будет, если я откажусь написать записку о выкупе?
Шивли решил выдержать характер.
— Милая, — сказал он, — сейчас я объясню тебе. Если у нас не окажется письма, написанного твоей рукой, то мы вынуждены будем отослать твою руку. Ведь это тебе не понравится, не так ли?
— Нет. — Боже, он вселял в нее настоящий ужас, воплощение Калигулы!
— Хорошо, сестричка, я дам тебе знать, когда мы решим этот вопрос окончательно.
Она приняла таблетку снотворного, полагая, что до утра они все равно ничего не решат, но слишком возбудилась от появившейся вероятности успеха, чтобы заснуть.
Затем, много позже, когда она, наконец, оказалась на грани сна, — ох, меньше часа тому назад — ее дверь отворилась, и она застыла от неожиданности, затем, выпрямившись, села в кровати. Двое из них вошли в спальню. Один, Йост, включил ночник, а другой, Шивли, заявил, придвигая к кровати стулья для Йоста и для себя:
— Мы подумали, что ты захочешь как можно скорее узнать наше решение.
— Ты полностью проснулась? — спросил Йост.
— Полностью, — ответила она и стала ожидать дальнейшего (ну, если сказать правду, то с затаенным дыханием).
Йост принял на себя долг объявить ей их решение.
— Расскажу тебе в сжатом виде. Объясним все детали завтра, когда будешь более внимательна. Мы собираемся продиктовать короткую записку с требованием выкупа, которую ты напишешь завтра. Мы заинтересованы в том, чтобы она была написана твоей рукой. Кому персонально мы должны адресовать ее? Феликсу Зигману?
— Он сможет узнать твой почерк?
— Обязательно.
— Ты должна рассказать ему, что с тобой случилось. Не слишком подробно. Просто, что тебя похитили и задерживают, требуя выкуп. Ты находишься в безопасности и вполне здорова. Тебя освободят, не причинив никаких увечий, после того, как будет получен выкуп. Напишешь, что все дело должно храниться в абсолютной тайне. Если они сообщат в полицию или в ФБР, то никогда больше не увидят тебя живой. Если он устроит какую-нибудь чепуху с выкупом, например, пометит банкноты, то это не пройдет незамеченным и послужит тебе смертным приговором. Проинструктируй Зигмана, что он должен поместить определенный текст в отдел объявлений «Лос-Анджелес Таймс», когда подготовит деньги для выкупа. Как только появится объявление в газете, ты напишешь ему вторую записку собственной рукой. Она будет передана ему заказной почтой. В этой записке ты сообщишь ему точно, как и где он должен оставить деньги. Как только мы получим их, проверим банкноты и сумму и убедимся, что за нами не было слежки, тебя освободят и оставят где-нибудь вблизи Лос-Анджелеса. Ты будешь иметь возможность найти телефон-автомат, и у тебя будет мелочь для разговора с Зигманом. Ты все поняла?
— Да, все. — Она помолчала, а затем спросила: — Когда это может произойти?
— Что?
— Я спрашиваю, когда по вашему мнению вы сможете получить выкуп и освободить меня?
— Если все пройдет гладко, по графику, без препятствий, можешь считать, что будешь дома в пятницу, четвертого июля. Мы вышлем первое письмо завтра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Они дошли до двери, открыли ее, чтобы выйти, когда Шивли обернулся, улыбнувшись своей обычной усмешкой, от которой ее всегда кидало в дрожь:
— Эй, неужели тебя не интересует, во сколько мы тебя оценили?
— Я побоялась спросить об этом.
— Тебе нечего бояться. Этим можно гордиться. Сказать, что мы думаем о тебе? Хочешь услышать?
— Конечно.
— Один миллион долларов, — сказал он, взмахнув рукой на прощанье, и дверь закрылась.
Лежа теперь в полной темноте и вспоминая об этом визите, она думала, что сумма в миллион долларов совершенно бессмысленна.
Ее чистый доход и рядом не лежал с той суммой, которую она назвала Шивли, когда пыталась искушать его. Но он был более чем достаточным для этой цели. А может быть, если все сработает так, как она задумала, удастся вернуть целиком весь выкуп обратно. Если же так не получится, у нее исчезнет потребность в деньгах, разве только на похоронные расходы. Что касается доставки выкупа, она была уверена в том, что деньги не составят проблемы. Зная Феликса Зигмана много лет, она не сомневалась в том, что он выполнит ее инструкции с точностью до буквы. Он будет, как всегда, хладнокровным и солидным, хотя под ледяной невозмутимостью (Шэрон отлично это знала), будет таиться смертельный страх за ее безопасность. Он соберет нужные деньги, точно выполнит все, что будет написано в ее инструкции. Оставит выкуп точно в том месте, где ему прикажут его оставить. Думая лишь о ее безопасности, никогда не рискнет легально связаться с властями. Он в одиночку пройдет весь этот путь или, может быть, доверится только Нелли Райт. Да, тем, кто будет работать в обеспечение ее безопасности, можно доверять полностью.
Оставался один вопрос, и ответ на него станет известным только в конце операции: можно ли доверять ее похитителям, выполнят ли они полностью свою часть сделки?
Конечно, они были беспринципными животными, но каждый из них воспитывался в своей среде. Интуитивно ей казалось, что Йост, Бруннер и Мечтатель хотели бы сохранить свою честь при выполнении условий сделки. Если бы ее судьба целиком была в их руках, то, безусловно, через неделю она оказалась бы в Лос-Анджелесе, в безопасности, безмерно напуганная, зато живая и здоровая.
Но ее судьба зависела не от них, она знала об этом, а полностью определялась капризами и милостью Кайла — Т. Скоггинса. Это был капрал Скоггинс, не Шивли, нет, она убедилась в этом только что. Тот самый Скоггинс, стоявший у дренажной канавы, опустошавший свой смертоносный автомат, расстреливая в упор этих бедных, беспомощных детишек. Скоггинс, который сказал кому-то, что никогда нельзя оставлять живыми тех, кто впоследствии мог бы опознать вас.
Как только Шивли получит свою долю выкупа, допустит ли он существование малейшей вероятности, что она сможет опознать его?
Ее светлые надежды постепенно исчезали за облаками сомнений.
Несмотря на то что сознание ее было отуманено снотворным, она с жуткой ясностью понимала, что не может оставить вопрос своего спасения в руках Шивли. Единственная гарантия ее безопасности после всего пережитого могла появиться только в том случае, если она сумеет найти способ переложить ответственность за свою безопасность с Фан-клуба на Феликса Зигмана, полицейский департамент и Федеральное бюро расследований. Она не должна зависеть от членов Фан-клуба, дожидаться, пока они вернут ее людям, которым она доверяет. Ей следует найти способ привести этих людей к себе, где бы она ни находилась.