Фанфик Не имея звезды

Дрой

Волос у Ланса почти не осталось, вместо них на солнце блестели белая кость — кажется кожу и шевелюру спалила кислота, а может и чья-та кислотная слюна, что, в принципе, сути не особо меняет.

На левом боку, в районе косых брюшных мышц, не было ни кожи, ни этих самых мышц. Только торчащие наружу, сломанные ребра, прорезавшие кожу. Удивительно было то, что они не пробили легкое и не оставили Геба захлебываться собственной кровью.

— Повезло, — хрипел Проныра, сплевывая кровь.

Идя, опираясь о деревья, он часто сдерживался, чтобы не сдаться, не упасть и не потерять сознание от всепоглощающей боли. Единственное, что останавливало волшебника от этого, так это непомерная гордость, а так же всеми презираемый юношеский максимализм. Наверно, Ланс был рад тому, что он не просто максималист, а до дурости упертый максималист. Те, кто взрослее, считают, что это плохо, но они просто сдались, подмявшись под довольно тяжелый и увесистый мир.

Геб, таща в онемевших руках золотое яйцо, шел по дорожке из смеющихся волшебных огоньков. Безразличные, мертвые, они служили единственным ориентиром, по которому двигалась сломанная кукла, в которой пока еще теплился тусклый свет жизни.

Это Испытание воплотило в себя все кошмары, стол рьяно преследование парня по ночам, воплотили, и даже превзошли их. Но вместе с этим, наравне с пережитым ужасом, отчаянием, приступами отваги и апатии, Ланс испытывал и облегчение. Встретившись со всеми своими страхами и одолев их в неравной схватке, Проныра знал, что теперь миру придется постараться, чтобы отыскать в своих темных углах то, что смогло бы напугать сухопутного пирата.

По ушам, вернее — уху, и то — не очень целому, резанул девичий крик, а следом утробный, животный рев, полный хищного наслаждения и жажды. Ланс спокойно и устало повернул голову на запад. Должен ли он был пойти в сторону крика? Пожалуй, настоящий слизеринец, даже не делая вид что ему послышалось, просто плюнул бы на это дело и пошел дальше. Но, как мы знаем, Проныра не был слизеринцем во многих вопросах, в частности — в тех вопросах, по которым ему долгими вечерами читал лекции старина Филиус Флитвик.

Скрипнув зубами, Геб свернул с дорожки и, оставляя за собой алые отпечатки, поковылял в сторону, откуда доносились пугающие звуки. Он петлял среди деревьев, опираясь на них всем своим весом, буквально перекидывая тело от одного ствола к другому. Проныра с предельной четкость осознавал, что стоит ему оступиться и упасть, как тут же его душа отправиться куда-то дальше. Пожалуй, это единственное, что до сих пор пугало отважного юношу. Он ведь, в конце концов, не был героем, чтобы не бояться смерти.

Среди деревьев на снегу лежала маленькая девушка. Её черные волосы разметались, спутавшись в крови и какой-то странной жидкости. Наверно в чьих-то слюнях, или яде, а может и просто это была влага — Проныра плохо видел, фактически инстинктивно различая те или иные образы. Конечности у девушки были переломаны, а одежда была в таком же состоянии, как и слизеринца — то бишь в состоянии нелепых лохмотий. Маленькие, аккуратные груди, сверкали на солнце, пожалуй лишь по иронии судьбы, они не были залиты кровью, как все остальное.

Над леди навис сово-медведь. Эдакая насмешка природы. Огромная тварь, размером с гризли, но при этом с нелепой мордой, похожей одновременно на птичью и на медвежью. Нижние лапы, если так можно выразиться, были птичьими, с четырьмя когтями, один вместо пятки, а три — с передней части стопы. Тело, покрытое перьями, а «руки» — медвежье лапы, с искрящими металлом когтями. И, увы, эта тварь обладала силой, сравнимой лишь с теми медведями, которые в легендах викингов были олицетворениями лесных духов. Одним ударом, сово-медведь мог раздробить в щеп столетний дуб. А навались он всем весом — заскрипят волшебные ворота Хога.

Тварь открыла свой клюв и зарычала, нависнув над девушкой, чей взгляд помутнел от боли и всепоглощающего, животного ужаса. В воздухе запахло амиаком.

— Да вы прикалываетесь, — прохрипел Ланс.

Из-за детских переживаний и метаний, Проныра искренне не любил узкоглазых, так как Азиатская банда в Скери-сквере была самой отчаянной, беспардонной и кровожадной. А, как известно — детские «обиды» сложнее всего преодолеть. И, по насмешке мироздания, под сово-медведем лежала Сео Ю Ри, Чемпионка от Южной Кореи.

Зверь, живший в Волшебном Лесу, уже занес свою лапу, чтобы прикончить девчонку, как Геб твердым голосом крикнул:

— Стой!

Сово-медведь замер, а потом обернулся к юноше. Он развел свои медвежьи лапы и зарычал с такой мощью, что с веток послетал снег, закружившись в танце на игривом ветру.

— Заткнись птица-хорек, — прохрипел Ланс, вновь сплевывая кровь, заполнившую рот. — Посмотри на неё, думаешь она виновата, что разбудила тебя?

Тварь повернула морду к девушке, она недолго стояла, а Ланс видел, как из глаз зверя пропадает краснота и на место возвращается мягкий черный блеск. Сово-медведь не был хищником, питался только корой деревьев, ягодами и, что не удивительно — медом. А еще он очень любил свою спячку, а любого, кто посмеет его разбудить, считал хищником, пришедшим за «легкой добычей». Сово-медведь, в летнее время, был самым добрым и милым существом, на котором Проныра, когда был маленький, часто ездил «верхом», чтобы дотягиваться до фруктов, росших на верхних ветках. Их Ланс, как и сама животинка, считал самыми вкусными и сочными.

Животное повернулось к Лансу и уже сделало шаг вперед, но тот покачал головой.

— Сам справлюсь. А ты иди, рой себе другую берлогу.

Сово-медведь кивнул, как-то по-птичьему пропищал, а потом, комично переваливаясь, скрылся среди деревьев. Проныра был рад тому, что именно он наткнулся на эту сцену. Будь здесь Поттер, и животинка бы погибла под градом прозаичных, но переполненных магией заклинаниях. Очкарик ведь не думает ни черта, сразу махач разводит, геройщину устраивает, добро наносит и справедливость причиняет.

Проныра доковылял до девушки, пребывающей на грани сознания. Ю Ри, увидев юношу, обреченно закричала, а потом лишилась чувств. Что, в принципе, неудивительно, Геб сейчас выглядел так, будто недавно восстал из могилы и пошел мстить... кому-нибудь, не важно кому.

В руках кореянка сжимала яйцо, копию Гебовского. Парень, не долго думая, положил оба яйца на раненный живот леди, а потом, с криком боли, поднял её одними предплечьями — пальцы и кисти уже не работали.

Мигом из его бока на снег полились струйки крови, от напряжения и боли закружилась голова. Голова девушки откинулась назад и волосы разметались, плакучей ивой закачавшись на ветру. Стекающая с них кровь, смешиваясь с влагой, и вовсе стала походить на алые слезы.