Фантасмагория смерти
Шрифт:
В это время Каплан считала себя ортодоксальной анархисткой-коммунисткой, полностью поддерживая внутреннюю и внешнюю политику Временного правительства; соответственно, приход большевиков к власти она встретила, мягко говоря, без восторга.
Перебравшись в Москву, она стала одним из организаторов террористической группировки эсерского толка. По некоторым данным, она поддерживала отношения с руководителями московской организации левых эсеров А. Биценко и А. Пигит.
И наконец, наступило 30 августа 1918 года. По сей день не утихают споры о том, стреляла Каплан в Ленина или нет. Большинство исследователей склоняется к тому, что не стреляла, хотя, вероятно, в покушении каким-то образом участвовала.
В ночь на 1 сентября 1918 года по все тому же делу о покушении на Ленина в Москве был арестован британский консул Брюс Локкарт. ВЧК очень хотела взвалить вину за покушение на международный империализм в лице одного из лучших английских разведчиков. В шесть часов утра к нему в камеру втолкнули Фанни. Увы, чекистов ждало разочарование: знакомы Каплан и Локкарт не были.
Впоследствии тот опишет в мемуарах Фанни так: «Ее спокойствие было неестественным. Она подошла к окну и, склонив подбородок на руку, смотрела сквозь окно на рассвет. Так она оставалась неподвижной, безмолвной, покорившейся, по-видимому, своей судьбе до тех пор, пока не вошли часовые и не увели ее прочь».
По официальной версии, Каплан расстреляли 3 сентября 1918 года, однако многие утверждают, что встречали ее в различных тюрьмах и намного лет позже.
Насчет самого покушения также ходят различные слухи. В настоящее время мало кто сомневается в том, что это была умелая инсценировка, развязавшая большевикам руки для террора против своих политических соперников и поднявшая личную популярность Владимира Ильича. Так или иначе, но вряд ли всю правду об этом деле мы когда-нибудь узнаем.
Уже в наши дни Генеральная прокуратура Российской Федерации постановила «…возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам дела Ф. Е. Каплан (Ройдман). Из материалов уголовного дела № Н-200 (Н означает не реабилитированные) по обвинению Каплан…» вытекает, что «…следствие в 1918 году проведено поверхностно, не назначались судебно-медицинская и баллистическая экспертизы, не допрошены свидетели и потерпевшие, не произведены другие следственные действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного расследования обстоятельств совершенного преступления».
Чекист 7-го разряда. Феликс Эдмундович Дзержинский
Железный Феликс...
«…Но если мысль и чувство смогут понять жизнь и собственную душу, ее приказы и святости, тогда то же страдание может стать источником веры в жизнь – само укажет выход и смысл всего. И в душу может возвратиться спокойствие – не то спокойствие кладбища, спокойствие трупа, но спокойствие боли и радости жизни. Это спокойствие, которому учил Христос, исполнилось. Боль, несущая освобождение, освобождение его братьев и сестер».
«…Боль его, когда прощал, говоря: не знают, что делают. Ибо знал, верил, что узнают. И сегодня из этой общей муки скорее, чем раньше, может прийти это сказочное королевство, королевство любви и справедливости общей».
«…Любовь к ближнему, к своим, эта вечная тоска в сердце каждого живущего к красоте, могуществу и гармонии – велит нам искать выхода и спасения также в самой жизни – и дает этот выход. Раскрывает человеческое сердце всем ближним, не только ближним, открывает его глаза и уши – и дает ему силы громадные и уверенность в победе… А когда придет час конца собственной жизни – можно спокойно отойти без отчаяния, не боясь смерти, благословляя жизнь, и с молитвой в душе к Нему и всем возлюбленным».
Не священник, не святой писал эти слова. Писал это сестре своей Альдоне руководитель ВЧК-ОГПУ-НКВД Феликс Эдмундович Дзержинский.
Родился он 30 августа 1877 года в имении Дзержиново Ошмянского уезда Виленской губернии, в семье мелкопоместного шляхтича. Детство Феликса, вполне обыкновенное, прошло в деревне. Его брат, Игнатий Дзержинский, так вспоминает об этих годах: «Любимым развлечением Феликса было также хождение на высоких ходулях. Это требовало смелости и ловкости, так как в нашу задачу часто входила ходьба на ходулях даже через корову!
…Весело нам было во время еды. Единственно, бедный Феликс иногда был невеселый, видя перед собой не любимую им тарелку овсяной каши. А когда был уже взрослым, часто говорил, что единственная пища, которую он не любит, – это овсяная каша.
…Брат Станислав часто охотился на птиц и зверей. Наш Феликс не принимал участия в охоте, слишком любил он свободу этих лесных жителей. Наоборот, ловля белок и затем их выращивание составляло ему большое удовольствие».
Рано оставшись без отца, Феликс воспитывался теткой, баронессой Софьей Пиляр фон Пильлау, которая определила его на учебу в Виленскую гимназию. Учился Феликс, прямо скажем, неважно: в первом классе остался на второй год, а восьмой не окончил, получив на руки свидетельство, сообщавшее, что «Дзержинский Феликс, имевший от роду 18 лет, вероисповедания католического, при удовлетворительном внимании и удовлетворительном же прилежании показал следующие успехи в науках: „Закон Божий – „хорошо“, логика, латинский язык, алгебра, геометрия, физика, история, французский – „удовлетворительно“, а русский язык и греческий язык – «неудовлетворительно“.
Брат Дзержинского, Игнатий, писал: «Эпилогом его пребывания в гимназии было шумное событие, происшедшее между ним и учителем Мазиковым, обвинившим Фелека в краже книги из библиотеки гимназии. Это событие окончилось тем, что Феликс в присутствии учащихся сказал по адресу учителей содержавшие истинную правду слова: „Не только ты, Мазиков, сволочь, но и все вы, учителя, являетесь мерзавцами…“ Такой вот революционный порыв… Впрочем, еще за год до этого события, в 1895 году, Дзержинский вступил в литовскую социал-демократическую организацию в Вильно, примкнув к ее левому крылу.
В 1897 году он уже вел революционную работу в Каунасе, издавал на польском языке нелегальную газету «Ковенский рабочий» и в этом же году был арестован. Дзержинский в свои 20 лет, по мнению сотрудников Охранного управления, выраженному документально, «имел очень наглый вид». Тогда он еще очень сильно отличался от созданного советской пропагандой и потому привычного нам образа железного человека. Вот так вспоминала о нем жена его брата, Станислава Дзержинская: «Приехал он однажды инкогнито под видом старшего брата, инженера Казимира, который в то время имел уже значительную лысину. Каково же было удивление нашей домашней работницы, когда она увидела густой чуб Фелека. Но наибольший интерес проявился у моего лысеющего кузена, который начал расспрашивать Фелека о средстве для роста волос. Тогда Фелек со всем остроумием дал следующий рецепт: „На ночь смазывать кожу на голове нефтью с луком“, что кузен немедленно и сделал при большом негодовании своей жены».
«…А когда я его однажды уговаривала, чтобы он отдохнул от этих дел, то он мне ответил: „Ты не понимаешь, что это является моей жизнью. Если я прекращу партийную работу, то буду как рыба, которую выбросили из воды. Это моя стихия, это мое любимое, необходимое для жизни занятие. А в тюрьмах – это только мой отдых“.
А после этого разговора, желая меня рассмешить, начал двигать ушами, что ему исключительно нравилось. Но так как он любил со мной пошутить, то и я выступила со своим талантом шевеления носом. Мы так весело спорили, чем труднее двигать – ушами или носом, конечно, смеха при этом было немало, т. к. у Фелека был необыкновенный, свойственный только ему юмор».
В августе 1898 года Дзержинского сослали в Вятскую губернию, где он должен был прожить три года, но Феликса Эдмундовича такой расклад не устроил, и в августе 1899 года он бежал из ссылки – поступок не особенно героический: тогда многие бежали.
Суд и ссылка ничему не научили молодого революционера. Он прибыл в Варшаву и вступил в социал-демократическую организацию, очень быстро после этого разгромленную. В январе 1900 года Дзержинского вновь арестовали и после двухлетнего заточения сослали на пять лет в Вилюйск. До Вилюйска он, правда, не доехал – был оставлен по болезни в Верхоленске, откуда в июне 1902 года бежал обратно в Варшаву.