Фантастика 1962
Шрифт:
Я сам почувствовал, что вопрос был поставлен слишком прямо и неделикатно.
— Знаю, что все. Не больше. Гений терпения. Та, что умеет ждать. Нечто античное. Древнегреческое. Я бы сказал, представительница вечности, если бы это слово не звучало пошло и не отдавало метафизикой. Простите, меня зовут… — Он показал рукой в тот конец зала, где стояла группа членов общества.
Он явно не хотел отвечать на мои вопросы.
Я начал бороться с самим собой, с своим любопытством. Я не решался больше спрашивать о Цапкиной и смотреть на нее…
Я боролся с собой, но любопытство оказалось сильнее. Придя к себе
— Простите. На такие вопросы я не отвечаю.
— Почему?
— Потому что они не предусмотрены программой.
Мне понравилась суховатая и деловая прямота автомата, так откровенно сославшегося на программу и не скрывавшего от меня свои, в сущности, ограниченные возможности. Казалось бы, мне следовало забыть об этой загадочной даме, почему-то не пожелавшей показать мне свое лицо, и заняться своими собственными делами. Что мне до этой Цапкиной, — говорил я себе. Но тщетно! Имя “Цапкина” цепко схватило мое сознание. Как я ни старался отвлечься, мысли все время возвращались к ней. Я думал о ней до ужина и после ужина, я думал о Цапкиной вечером, читая новую повесть тиомца Бома, и ночью, ворочаясь на мягкой, удобной постели.
Почему же она отвернулась от меня так демонстративно? Кто она? И что имел в виду Матисс Коломейцев, называя ее гением терпеливости и представительницей вечности? Впрочем, возможно, что он, отдавая дань своей жизнерадостной натуре, сказал это в шутку, желая невинно посмеяться над моей старомодной наивностью и легковерием. Все же, несмотря на веселую легкость мыслей, он обладал иным опытом, чем я, опытом, обогащенным тремя веками, протекшими мимо меня, представительница вечности! Нет, вечность выбирает своими представителями не бренные существа из плоти и крови, а из чего-то более прочного, способного противостоять двусмысленной игре среды. Цапкина… Казалось мне, пока я не выясню, кто она и почему она не желает показать мне свое лицо, я не смогу заниматься ничем, более достойным человека, кое-что повидавшего на своем веку, И следующий день тоже прошел в тщетных попытках получить ответ на вопрос, который (я был в этом уверен) имел какое-то отношение к моей личной судьбе. Но кого бы я ни спрашивал об этой таинственной женщине, все отвечали смутными намеками, словно всякая ясная и живая конкретность были чужды особе, не желавшей показать свое лицо. Все — не только люди, но и роботы — растерянно бормотали что-то о вечности.
Наконец я не выдержал и попросил робота, обслуживающего мой номер, принести мне из библиотеки энциклопедичесиий справочник за этот год на букву “Ц”.
Сознаюсь, не без волнения я раскрыл толстый том и прочел следующее: “Цапкина Нина Григорьевна. Родилась в конце позапрошлого столетия в городе Верхнеангарске в семье знаменитого эндокринолога и хирурга доктора Г.В.Цапкина. Отец Нины Григорьевны в продолжение многих лет занимался проблемой продления жизни за счет обновления деятельности гормонов и уже было достиг поразительных результатов. Исследовательские работы, имеющие кардинальное значение для развития медицины, были прерваны внезапной смертью экспериментатора. Нина Григорьевна унаследовала от своего великого отца необходимую выдержку, упорство, терпение, хладнокровие и точность. С основания Вокзала дальних космических экспедиций в начале прошлого века работает старшим диспетчером. По удачному выражению поэта Умберто Ливнева: “Та, что умеет ждать”.
Глядя в будущий век, так тревожно ты, сердце, не бейся:
Ты умрешь, но любовь на Земле никогда не умрет.
Эти стихи земного поэта, жившего в XX веке, читал мне вслух тиомец Бом, тоже лирик и поэт.
Это он разбудил меня ночью, чтобы сообщить мне невероятную и прекрасную весть. Космолет с моей Ольгой и ее спутниками приближается к космической станции “Великие ожидания”, он довел до минимума свою скорость и скоро должен быть здесь. Бом произнес слово “здесь”, вложив в него едва заметным усилением голоса, интонацией какой-то особый смысл.
— Здесь, — повторил он.
— Что значит — здесь? — спросил я.
— Здесь — это значит на Земле.
И я только сейчас, в это мгновение почувствовал всю полноту, весь удивительный земной смысл слова “здесь”.
— Да, здесь. Только здесь и нигде в другом месте солнечной системы. Здесь.
Тиомец Бом играл своим звучным красивым голосом, повторяя слово “здесь”. Он произносил его так, словно впервые за все существование вселенной звуки слились, обозначив только что родившийся смысл слова “здесь”.
И, сойдя на планете неведомой, странной и дивной, Неземным бездорожьем, с мечтою земною своей, Он шагает в Аид, передатчик включив портативный, И зовет Эвридику и песни слагает о ней.
Бом посмотрел на меня и улыбнулся.
— Одевайтесь. Брейтесь. Я сейчас свяжусь с Цапкиной.
— Ниной Григорьевной?
Бом еще раз посмотрел на меня. Казалось, выражение его лица вдруг изменилось. Но только на одно мгновение.
— Нет никакой Нины Григорьевны. Есть Цапкина. Только Цапкина. Не забывайте, что ей почти двести лет. И не демонстрируйте, пожалуйста, свое интимное отношение к вечности. Вам этот фамильярный тон чужд…
— Почему же? Вспомните хотя, бы о том, что я еще старше Цапкиной.
— Вы?.. Вы другое дело. Не буду сейчас объяснять. Нет времени. Свяжусь с Цапкиной. И если пора, мы поедем на Вокзал далеких экспедиций.
Через несколько минут мы сидели в машине быстрого движения. И теперь, когда до встречи с Ольгой после разлуки, продолжавшейся три столетия, осталось меньше часа, меня охватило нетерпение. Скорость машины быстрого движения, буквально пожиравшей пространство, казалась мне замедленной.
“Скорей! Скорей!” — мысленно торопил я время.
— Вокзал далеких экспедиций, — сказал голос автомата-водителя.
Мы с Бомом вышли из машины.
Я ожидал увидеть здание и зал для ожидания и забыл о том, что люди не могли сидеть здесь и ждать десятилетия. Само слово “ожидание” здесь приобретало другой, новый, особый смысл. Я услышал биение водяных струй. Шумел водопад. Неслась речка Звенел ручей. Шум воды успокаивал. Я догадался, что беспрерывный бег водяных масс снимал противоречия между мигом и вечностью, освежая и возобновляя каждую пробежавшую секунду.
— Смотрите, — сказал Бом. — Это она.
— Кто?
— Цапкина.
Возле гремящих, звенящих, поющих вод стояла статуя в античном духе, вылитая из неизвестного мне металла. Я увидел суровое и прекрасное лицо строгой девушки. Оно Словно излучало тихую и торжественную мелодию, слившуюся с шумом вод.
Затем случилось необыкновенное, лицо статуи ожило. И от этого оно стало еще более прекрасным.
— Да, это она, — сказал тихо тиомец Бом. — Она приветствует вас… Корабль подходит к Земле.