Фантастика 1971
Шрифт:
— Шеф, — тихо сказал Глеб, — человек затерялся в пространстве… Туманов получил психическую травму. Гога отделался сотрясением мозга и переломом ноги, Казура — легким испугом. Но никто не обвиняет вас. Мы понимаем, что это только начало, но никто не посмеет обвинить вас и в будущем. Прав Захаров или не прав, но уж если мы забрались на чердак вселенной, вряд ли кто пожелает спуститься вниз по рецепту Захарова. Я, например, не намерен. А вы?
Калантаров молчал.
— Я жду ваших распоряжений.
РОМАН ПОДОЛЬНЫЙ
Восьмая горизонталь
Пешка,
ГЛАВА I. СКУЧНЫЙ ДЕНЬ
— Здравствуйте. Меня зовут Рюрик Андреевич, — сказал я, пожимая плотную теплую ладонь.
Мы вышли в редакционный холл, чтобы не мешать моим соседям по кабинету. В холле этим поздним зимним утром было еще полутемно, я зажег свет и вгляделся в посетителя. Солидный, приглаженный, полный, но нетолстый, модно одетый, но без намека на желание обогнать моду, хмурый, но чуть-чуть, уж никак не мрачный. И портфель был весь в хозяина — объемистый, но не настолько, чтобы показаться кому-то чересчур большим.
— Понимаете… Видите ли… Я не очень умею говорить. Я нашел путь… к закону, закону… по которому делаются открытия. Я нашел гомологичные ряды открытий. Однородные то есть.
Я успокоился. Это было уже типично, ошибки быть не могло.
— Простите, кто вы по профессии, уважаемый товарищ?
— Учитель… учитель рисования.
Все было ясно. Требовалось только решить, что в данном случае будет гуманнее — потратить полчаса, пытаясь разъяснить человеку его заблуждения, доводя его до белого каления, ярости, истерики и бог знает чего еще; или спровадить под чисто формальными предлогами. Последнее сэкономит и время и нервы. Во всяком случае, мне. А он все равно обречен. Вон как глаза-то горят.
— С открытием — это не к нам, — сказал я. — К нам только с популяризацией открытий. А первый рассказ об открытии должен быть в журнале научном. Иначе к открытию отнесутся несерьезно. Есть же «Вестник Академии наук», «Вопросы философии». Там вас и поймут лучше. И статью там можно напечатать солидную, не то что у нас. Гонорар там, правда, меньше…
— Да я ведь… ей-богу… не ради гонорара! — он поднял ко мне свое порозовевшее лицо. — Я о гонораре и не думаю.
— И напрасно, — раздался серьезный голос Гришки Строганова. Он стоял у входа в холл, тщательно обминая сигарету, казавшуюся крошечной в его могучих пальцах. — Пушкин вот о нем думал… И Достоевский тоже, — добавил он после паузы. — А уж Гоголь и Гейне… — Гриша не договорил, сам себе заткнув рот сигаретой, На несколько секунд я получил свободу слова и обрушил на посетителя добавочную груду громких имен.
— Но это же все писатели, — прохрипел учитель, уже полузадавленный. — А ученые…
— Хе-хе, дорогой товарищ, — Гришка наконец разжег сигарету и снова получил возможность говорить. — Белл, создатель телефона, судился из-за денег, Эдисон…
— Они изобретатели!
— Ньютон, Гаусс, Менделеев, Якоби, — имена пулеметной дробью сыпались из Тришкиного рта.
Учитель вздохнул, извинился, кое-как открыл свой портфель, путаясь в ремешках и замочках, засунул в него приготовленную было рукопись, закрыл его — по-моему, только на правый замочек, — попрощался и побрел к двери, нелепо отставив чуть назад руку с тяжелым перекошенным портфелем.
Я не знаю соответствующей статистики — не вел, но в этот день норма графоманьих визитов была явно перевыполнена.
Целая бригада телепатов и ясновидцев полчаса окружала мой столик (в холл я на этот раз не вышел, так как в кабинете мог хотя бы время от времени напоминать, что мы мешаем соседям).
Они предлагали мне поехать посмотреть какой-то невероятный фильм, хотели познакомить с девушкой, творящей чудеса, и стариком, излечивающим все болезни наложением рук. И я должен был вежливо объяснять, что таких фильмов уже видел немало и все они не доказательны, что с невероятной этой девушкой я беседовал и в большой лаборатории, и в камере предварительного заключения (она была сверх всего мошенницей в точном смысле, который придает этому слову уголовный кодекс), что старика я знаю, и он действительно излечивает головную и зубную боль, но до туберкулеза и рака пока не добрался.
— Фома Неверующий! — взвился самый упрямый из ясновидцев. — Ну, а если я вот сейчас, вот здесь, прочту ваши мысли, тогда поверите?
Ответил ему — сзади, и это был именно удар в спину — Гриша:
— Да прочти вы его мысли, вы бы уже давно побежали жаловаться главному редактору. Телепаты исчезли с такой стремительностью, как будто они срочно освоили технику нуль-транспортировки.
Я свободно вздохнул, осторожно потянулся и полез в стол за собственной рукописью. Превращать людей и вещи в слова — моя профессия, больше того, мое единственное умение. Надо писать…
Да где там писать! Очевидец приземления летающей тарелки жаждал поделиться со мною — и читателями — своими богатыми впечатлениями.
Потом явился создатель гипотезы о полости внутри солнца, за ним — автор вечного двигателя новой системы (система оказалась старой, проверенной).
В промежутках я обсуждал с авторами (настоящими авторами) проблемы будущего облика людей, догадки древних индийских ученых об эволюции, возможность того, что у нашей вселенной обнаружатся четкие границы…
Гриша вскрыл пришедшую в редакцию посылку и долго демонстрировал всем желающим стержень, на вид явно металлический, с тусклым свинцовым блеском.
Стержень торчал из куска углистого сланца и согласно письму шахтера был им найден в полукилометре от поверхности земли.
Чуть позже Гриша долго объяснял пожилому человеку — явно не графоману, — что его статью надо переделать, сейчас она попросту неверна.
— Молодой человек, статья написана на тему моей докторской диссертации.
— Я не ВАК, не надо со мной спорить, — ответил Гриша.
И снова — люди, люди, люди.
Один с предложением, как сделать из дурака — гения. Опять — летающие тарелки, фантастические рассказы…
Мне стало вдруг скучно. Впервые в жизни. Мне бывало тяжело, грустно, тоскливо, плохо, печально… Скучно не бывало. В портфеле всегда лежали (и сегодня тоже) недочитанная книга и не дописанная статья. В клубе ждал партнер по шахматам, у часов — девушка, в Манеже — выставка.
Я не ходил, а бегал, втискивался в троллейбусы, останавливал такси и вскакивал на ходу в попутные грузовики.