Фантастика 1971
Шрифт:
— Пожалуйста, и покрепче!
Он взял из рук жены термос и запер дверь на ключ.
Часы, когда Тетерин работал, считались священными. Тогда все в доме ходили на цыпочках, разговаривали шепотом, а телефон убирался на кухню. Никто не имел права тревожить его в это время.
Исключение Делалось только для красавицы колли. Тетерин любил, работая, ощущать на себе преданный взгляд собачьих глаз.
Он сел к столу и начал просматривать незаконченную главу.
По мере того как он читал, на его лице все явственней проступала брезгливая усмешка. Типичное не то! Литературщина. Скоропись.
Плоские
Но как?
Тетерин вставил в машинку чистый лист и задумался. Хотелось чего-то свежего, своего, а на ум шла все та же пошлятина, многократно перелицованная и отутюженная такими же кустарями, как он сам. Он иногда позволял себе роскошь быть вполне откровенным с собою. Конечно, он не гений, хотя критики единодушно признают у него литературное дарование. Но если разобраться, то на что это дарование растрачивается?
Десять книг. Среди них нет ни одной сколько-нибудь значительной. Бабочки-однодневки. Вечно не хватает времени. Всегда подпирают сроки сдачи рукописи. Хорошо было бы уехать куда-нибудь к черту на рога, подальше от всяких издательств и договоров. Лежа на травке, думать, думать, пока мысли не станут ясными и прозрачными, как вода в горном ключе! («Вот видишь, дорогой, — прервал он себя, — и тут не можешь обойтись без штампов».) Вечно приходится думать чужими словами. А где же их взять, эти свои слова? Он скомкал недописанную главу и в сердцах кинул в корзину.
Собака, почувствовав, видимо, что хозяин не в духе, подошла и положила голову ему на колени.
— Вот так, Диана, — сказал он, поглаживая ее за ухом. — Все не легко дается, и эта квартира, и ковер, на котором ты спишь, и вкусные куриные косточки. За все нужно чем-то расплачиваться.
Он хотел сказать еще что-то очень значительное, но тут раздался стук в дверь.
— Ну что там такое?! — раздраженно спросил Тетерин. — Я же предупреждал, чтобы меня не беспокоили!
— Прости, Игорек, — сказала жена. — Но тут к тебе пришли. Я говорила, что ты занят, а он…
— О дьявол! — Тетерин встал и направился в переднюю; Непрошеный гость уже снимал пальто. Он обернулся на звук шагов, степенно закончил разоблачаться, пригладил седые волосы и шаркнул ножкой.
— Простите, Игорь Павлович, — произнес он, слегка грассируя. — Прошу меня не судить строго за столь бесцеремонное вторжение, но я взял на себя смелость явиться к вам без предупреждения, так как дело мое не терпит отлагательств. Моя фамилия Лангбард. Лука Евсеевич Лангбард, в прошлом преподаватель химии, а ныне пенсионер. Однажды я уже имел честь быть вам представленным.
Тетерин удивленно на него взглянул. Лука Евсеевич Лангбард.
Имел честь быть представленным.
Все под стать внешнему облику.
Одет незнакомец был тщательно, даже изысканно, если исходить из представлений конца XIX века.
На нем были полосатые брюки, черный двубортный сюртук тончайшего сукна, впрочем несколько порыжевший в швах, стоячий крахмальный воротничок и ботинки с замшевым верхом и множеством мелких пуговиц. В руке — кожаный саквояжик, столь же древний, как и все облачение его владельца.
Вдобавок ко всему в передней стоял какой-то удивительный запах, не то старинных духов, не то ладана.
Впрочем, и экзотическая
— Прошу! — сказал он, пропуская Лангбарда вперед.
Тут в дверях кабинета произошло событие, хотя и незначительное, но все же удивившее Тетерина. Диана, обычно равнодушная ко всем посторонним, бросилась навстречу Лангбарду и начала его обнюхивать, с каким-то самозабвением тычась носом в брюки и сюртук.
— Диана, на место! — прикрикнул Тетерин, но это не произвело на собаку никакого впечатления. — Я кому говорю, на место?! — Он ее слегка шлепнул.
Она еще несколько раз судорожно нюхнула, а, затем, притворно зевнув, улеглась на ковер, все еще не спуская глаз с Лангбарда.
— Простите! — сказал Тетерин. — Она никогда себе таких вещей не позволяет. Просто не могу понять…
— Запах, — перебил Лангбард, усаживаясь в кресло. — Ничего удивительного нет, просто запах. Животные его любят. Итак, вы меня не помните. — Это звучало как утверждение, а не вопрос.
— Минуточку… — Тетерин закрыл глаза ладонью. Ему хотелось вспомнить, где он видел эту нелепую фигуру в сюртуке, лицо с остреньким носиком, жидкие седые волосы и бескровные руки с длинными пальцами. Кроме того, запах;… Он вдохнул слабый аромат ладана — и вдруг все удивительным образом прояснилось.
…Это был один из сумбурных вечеров у него дома, кажется по поводу выхода какой-то книги.
Много пили, обсуждали литературные сплетни, перемывали косточки отсутствующим, кого-то по привычке ругали, кого-то по традиции хвалили. К двенадцати часам ночи в столовой стало трудно дышать от запаха лука, пролитой водки, распаренных тел и табачного дыма. Открыли окно, но и это не помогло. Липкий туман, насыщенный бензиновыми парами, был не лучше. Тетерин зажег свечи, чтобы хоть как-то освежить прокуренный воздух. Начались обычные разговоры о том, что современная цивилизация лишает нас истинных радостей жизни, что к чему все достижения материальной культуры, когда скоро уже будет нечем дышать, что, если бы сюда посадить первобытного человека, он бы и часу не прожил, и так далее.
Тогда уже сильно подвыпивший Тетерин наперекор всему, что говорилось, заявил, что он никогда не променяет автомобиль на право бегать голым по лесу и что вообще еще неизвестно, чем там пахло в этих самых первобытных лесах.
Может, даже похуже, чем у нас в городе.
И тут поднялся этот старичок в сюртуке. Неизвестно, кто его привел. Весь вечер сидел молча, ковыряя вилкой в тарелке, а тут вдруг возвысил голос:
— Вы хотите знать, чем пахло в этих лесах? Пожалуйста! — Он вынул из кармана янтарный мундштук и поднес к свече.
И то ли потому, что запах горящей смолы так непохож был на все эти запахи вульгарной попойки, то ли потому, что люди почувствовали в нем невообразимую дистанцию в миллионы лет, но все как-то притихли и вскоре молча разошлись.
— Вспомнил! — сказал Тетерин. — Вы жгли у меня янтарь. И этот запах…
— Верно! — подтвердил Лангбард. — Именно запах. Я нарочно к нему прибег, а то бы никогда не вспомнили. Итак, Игорь Павлович, я пришел к вам по очень важному и, надеюсь, интересному для нас обоих делу. К вам, потому что вы — писатель, к тому же достаточно известный.