Фантастика 1979
Шрифт:
Такая глобальная постановка проблемы буржуазными учеными делает ее рыхлой и расплывчатой, лишает социально-исторической четкости.
Чего хотим «мы»? И кто это «мы»?
Еще в 1925 году Е. Замятин опубликовал антикоммунистический фантастический роман о будущем человечества, не без умысла озаглавив его «Мы». В его представлении «мы» — коллективное стадо, в котором личность растоптана и угнетена правящей элитой, захватившей контроль над современной техникой. Не ясно ли, что, если речь идет о желаниях стада, картина одна — серая, убогая и безысходная. Совсем иначе, как известно, строятся желания социально-активных классов, передового общества свободы, где, говоря словами «Коммунистического манифеста», свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.
Слова физика М. Борна невольно вызывают вопрос: что он подразумевал под «нашей цивилизацией»,
«Наша» — как общепланетарная? Но такой, увы, не существует в мире, расколотом на противоположные социальные системы. Если же под «нашей цивилизацией» имеется в виду мир современного капитализма, то Борн во многом прав, ибо система отношений буржуазного общества действительно оказывается все более несостоятельной в эпоху бурного развития производительных сил под влиянием НТР.
Однако коренные преобразования, меняющие материальную базу, весь характер производительных сил в мире являются и результатом глубочайших социальных преобразований, наступивших под воздействием главного события XX века — Великой Октябрьской социалистической революции в России.
В мире буржуазных прогнозов о том, как будет жить человек в 2000 году и гораздо дальше, все более определенно пробивается несколько течений — оптимизма и пессимизма. Футурологи пытаются предвидеть будущее общественного прогресса, противопоставляя его марксистскому социальному прогнозированию.
На заре создания футурологии, а время это относится к началу 50-х годов нашего века, среди буржуазных ученых царил оптимизм в отношении всемогущества науки и техники, способности технического прогресса автоматически разрешить все беды, противоречия и конфликты в странах и государствах. Широковещательная заявка такого рода содержалась в разрекламированной буржуазной пропагандой книге американского социолога У. Ростоу «Стадии экономического роста». Ростоу претендовал ни более ни менее как на «опровержение» вывода Маркса о движущих силах и стадиях исторического развития человечества. «Опровержение» сводилось к тому, будто техническая революция делает ненужной какую бы то ни было социальную революцию, а развитие техники автоматически ведет к смене форм цивилизации.
За короткое время идея «технологического детерминизма» завоевала среди буржуазных ученых массу сторонников.
Ближайшее будущее рассматривалось как простое накопление ростков настоящего в виде «индустриального общества», «технотронной эры», «постцивилизации», «постиндустриализма» и т. п. На международном симпозиуме по проблемам «постиндустриального общества» в Цюрихе в 1971 году автор этого термина американский социолог Д. Белл насчитал более десяти названий для обозначения будущего технического прогресса. Конечно, сторонники «технологического детерминизма» могут принадлежать к различным социальным группировкам, отражать позиции различных слоев современного буржуазного общества. И тем не менее общность исходной позиции ставит их в ряд футурологов-оптимистов.
Подобный футурологический оптимизм несет на себе вполне определенный социальный отпечаток, отражая надежду правящих классов на неповторимость в будущем социальных бурь и революций. Обоснование столь напрасных надежд было подготовлено идеей «технологического детерминизма»:: развитие техники создает мир массового потребления и ликвидирует эксплуатацию человека капиталом. Правда, на месте эксплуатации появляются как бы новые формы угнетения, связанные с возрастанием отчуждения человека от бездумного мира техники. Об этом писал французский социолог А. Турен. Однако при этом он утверждал, что опасность отчуждения человека от созданного им «общества вещей» ликвидируется в постиндустриальном обществе, которое сохраняет исходные принципы капитализма и устанавливает «зависимое соучастие» людей. Вместе с тем Турен пророчествовал, будто в обществе «бюрократического коллективизма» [4] , как он изображал социализм, отчуждение человека от техники становится всеобщим признаком нашей жизни.
4
Touraine A. La societe post-indastrielle, P, 1964.
В работе американского профессора социологии С. Хетцлера, написанной с позиций воинствующего антимарксизма, утверждается, что «Техника по своей сути является системой социальных и физических связей или способов взаимодействия между человеком и механизмами, с помощью которых он трудится. Техника — это социо-техничеекая энтелегия (причина существующего. — Авт.), содержащая семена своего собственного роста, которые могут в благоприятных условиях произрастать независимо от других, более поверхностных социальных и экономических факторов, с которыми их принято связывать» [5] . Технологизм авторской концепции выражен весьма откровенно: доминирующее влияние на человека, — утверждает Хетцлер, — оказывает машина, в связи с чем «понимание сущности отношений между человеком и машиной могло бы во многом способствовать созданию новых концепций, столь необходимых для теории и планирования развития [6]. .
5
Hetzler S. Technological growth and social change. L., 1969, p. 293.
6
Там же.
Говоря о решающей роли техники в социальных сдвигах, автор заявляет, будто все основные формы контроля над производством, связываемые традиционной теорией с характером собственности, на деле определяются изменением типов механизации. Поскольку же эти изменения выступают как естественный процесс развертывания научно-технического прогресса, существующие формы контроля над производством «не должны исчезать в ходе кровавой революции, а устраняться сами по себе в естественном процессе роста» [7] .
7
Hetzler S. Technological growth and social change. L., 1969, p. 293.
Воинствующий антикоммунизм, откровенное отрицание какой бы то ни было социальной революции как способа ускорения общественного прогресса, технократизм в его наиболее метафизическом виде представлены в книге Хетцлера предельно выпукло и откровенно.
Однако широкое распространение подобных идей в начале 70-х годов отнюдь не свидетельствует об их новизне. Тезисы Белла, Фурастье и других певцов «постиндустриализма» были довольно полно изложены еще в 1954 году в работе французского социолога Ж. Эллюля «Техника. Ставка столетия», выдержавшей ряд изданий [8] . Из американской литературы к работам подобного рода можно отнести книгу К. Керра, Дж. Данлопа, Ф. Харбинсон и Ч. Майерса, которые в 1954 году объединились в группу «по изучению трудовых проблем в экономическом развитии», а в 1962 году опубликовали работу «Индустриализм и индустриальный человек» [9] .
8
Ellue J. La Technique. Ou e'ehieu du siecle. P., 1954.
9
Kerr C., Dunlop J, Harbinson F., Myers Ch. Industrialism and Indastrial. Man. L., 1962.
Вернувшись к своим прогнозам через 10 лет, они с удовлетворением констатировали, что их основополагающие выводы стали своего рода исходным пунктом для новейших концепций «постиндустриального общества». В опубликованном им «Постскриптуме к книге «Индустриализм и индустриальный человек» говорится: «Индустриализация является главным динамическим фактором, действие которого проявляется во всем мире… «Индустриализацией» мы называем всю совокупность отношений, которые устанавливаются между трудящимися, работодателями и обществом с целью использования нововведений современной технологии (машин, методов обслуживания). Эти отношения совершенно иные, чем те, которые преобладают в обществах, состоящих из торговцев, ремесленников, крестьян или охотников и рыбаков. Индустриализация связана с новыми формами поведения, которые оказывают влияние на людей, участвующих в процессе производства, по мере того, как они, если использовать выражение Маркса, переходят от эпохи ветряной мельницы к эпохе паровой машины и продолжают двигаться вперед к обществу, характеризуемому богатым выбором продуктов и услуг [10] .
10
Revie international du travaie», 1971, N 6.