"Фантастика 2-23-120". Компиляцмя. Книги 1-20
Шрифт:
– почему-то закон подлости всегда работает безотказно;
– почему-то друзей найти трудно, а врагов – пара пустяков;
– почему-то тот, кто мне действительно необходим, – недосягаем или вообще обо мне не думает;
– почему-то я учусь только на своих ошибках;
– почему-то смеяться легче, чем плакать, но долго грустить легче, чем долго радоваться;
– почему-то недовольство собой называется объективной самооценкой, а уверенность в себе – завышенным самомнением;
– почему-то все случайное происходит гораздо чаще, чем специальное;
– почему-то быть не такой, как все, значит быть непонятой и отвергнутой;
– почему-то одиночество острее всего чувствуется в толпе;
– почему-то самые искренние чувства получаются наигранными;
– почему-то увидеть достоинства гораздо труднее, чем недостатки;
– почему-то я часто создаю себе ненужные
– почему-то сказать «ненавижу» очень легко, а «люблю» – очень трудно.
Уже погружаясь в сон, я вдруг пришла к забавному выводу: все эти «почему-то» происходят со мной, да и со всеми нами, отнюдь не случайно, ибо они и называются жизнью.
Да, это дураки повторяют чужие ошибки, зато умные – придумывают свои. Да, это мудрецы умирают в своих постелях, зато чародеи – остаются жить в легендах. Да, это реалисты строят города, зато романтики – возводят прекрасные замки из песка. Возможно, я не очень умная романтичная магичка, но разве я изначально не собиралась избрать именно стезю чародейства, а не какую-то иную? А если все случившееся со мной произошло сообразно моим желаниям и чаяниям, то имею ли я право жаловаться на невезение, расписываясь в собственном бессилии? Конечно же нет! А раз так, то клянусь, что отныне не стану бояться совершить что-то не то, выходящее за общепринятые рамки. Я буду поступать так, как велят мне совесть, сердце и разум. У человека всегда есть два объяснения своим поступкам: пристойное и настоящее. Клянусь, что отныне я не стану оправдываться перед самой собой, а смело взгляну правде в глаза. Да, я не такая, как все! Да, мои действия так же необычны, как и моя судьба! Да, мне не избежать бед, проблем и разочарований! Но теперь я спокойно принимаю свою долю. Я не стану искать легкого пути к счастью и не побоюсь показаться кому-то сумасбродной, нелепой или странной. Ведь жить как все – это так скучно. Жить как все – это слишком просто! Ведь для того чтобы твоя жизнь стала не совсем скучной и бессмысленной, нужно хоть иногда позволять себе быть немного сумасшедшей. Поспорим?
Ни разу в жизни мне не доводилось бывать на королевском балу или пиршестве подобного масштаба, но признаюсь откровенно: торжественный прием, посвященный рождению принца Арцисса Второго, на котором я вынужденно присутствовала сейчас, не произвел на меня ни малейшего впечатления. Возможно, причиной тому стало мое плохое настроение.
Впрочем, оценивая мероприятие объективно (если не принимать во внимание мои придирки), можно было с уверенностью заявить: бал удался! Что, кстати, не преминули заметить и все приглашенные на торжество особы, включая даже Ребекку, в равной степени сиявшую ослепительной улыбкой, шелковым камзолом и новыми, украшенными серебряными пряжками сапогами. Беонир, сидевший по правую руку от своей нареченной, разрывался надвое, деля внимание между жарким из оленины, сочным и тающим во рту, и молодыми эльфийскими дворянами, проявляющими повышенный интерес к сиятельной персоне нашей воительницы. К чести лайил следует упомянуть, что она являла собой разительный контраст с эльфийскими девами: те были как на подбор бледны, томны и трепетны. Правда, они заметно взбодрились, обнаружив в Ребекке достойную соперницу, способную отбить их кавалеров. Ветреные ухажеры, чрезвычайно падкие на любую новинку, как и положено мужчинам, сами дали девушкам повод для ревности, отхлынув от них подобно морскому отливу. Увы, правда жизни жестока: когда женщина привыкает к мужчине – она начинает его желать. Когда мужчина привыкает к женщине, он начинает желать другую. Стол ломился от яств, но молодые дворяне ели мало и плохо, ибо возжелали непривычного для этих мест лакомства, называемого «языкастая и язвительная лайил». Они осыпали Ребекку шуточками и граничащими с колкостями комплиментами, поминутно приходя в восторг от ее остроумных ответов. Эльфийские барышни надулись, пожирая нашу воительницу ненавидящими взглядами. Похоже, они давно забыли, что кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не исключено, что именно поэтому все настоящие женщины такие язвы.
Улучив удобный момент, Ребекка, безумно гордая успехом у особ противоположного пола, подвинулась поближе к жениху и игриво шепнула:
– Любимый, ведь правда, что я тебе послана богами?
Беонир чуть не подавился недожеванным куском оленины, но судорожным движением кадыка все-таки сумел проглотить изысканный деликатес и печально ответствовал:
– Правда, любимая! Вот только не знаю, за какие грехи.
Я мысленно рассмеялась, став случайной свидетельницей этого забавного диалога, но даже их обычные пикировки
Танцы продолжались недолго, после чего гости шумно расселись за длинным столом и ударились в оголтелое пьянство, благо король поднимал бокал за бокалом, провозглашая тосты за здравие своего многочисленного потомства. Каюсь, я так и не сумела запомнить имена всех своих сестер, отвечающих мне взаимным безразличием. Кажется, их звали Эвита, Эврата, Эврибида, Эвлоя и как-то еще. Все имена начинались со слога «эв», который обозначал у женщин Полуночного клана принадлежность к королевскому роду Эврелиев. Сама я носила совсем иное имя, что обличало меня как внебрачную дочь. Я стала для этих девушек досадной помехой, пришлой чужачкой, незаконнорожденной полукровкой, смутившей покой Дархэма и укравшей внимание отца. Боюсь, они никогда не признают меня равной себе, не назовут родной и не примут в свой пышно разодетый, хихикающий кружок, благоухающий духами и занятый охотой за женихами. Хотя почему же боюсь? Будучи предельно искренней с самой собой, я в глубине души даже радовалась их отчужденности, ибо никогда не замечала за собой пристрастия к пустой болтовне, флирту и кокетству.
Меня опечалило другое. Еще совсем недавно я наивно полагала, что обрету в Дархэме дом и новую родину, и это заполнит мое внутреннее одиночество, неотступно терзавшее меня с той самой минуты, когда я начала осознавать себя как личность. Увы, но ожидаемого чуда не произошло.
Да, признаю, город Дархэм великолепен и его красота кружит мне голову сильнее любого вина. Но эта красота не моя! Она для меня чужая. К сожалению, я не приложила руку к созданию беломраморного чуда, а пришла на все готовое, намереваясь воспользоваться трудами других. Скажите, разве это справедливо? Нет, ведь меня сюда не звали. Отец одарил меня лаской, но по его растерянному лицу я сразу же поняла: он не знает, как вести себя со мной, свалившейся на него столь неожиданно. А еще я стала болезненным напоминанием об оставленной возлюбленной, погибшей по его вине. Сможет ли король жить с этой сердечной раной, с этой бесконечной пыткой: ежедневно видеть мои глаза, волосы, губы – живое свидетельство постигшей его утраты, необратимой и невосполнимой? А смогу ли я превратиться в безмолвный укор его совести, став палачом любимого отца? Нет, конечно же не смогу…
Мое сердце разрывалось от страшной муки, подсказывая вполне закономерное решение: я должна как можно быстрее покинуть прекрасный Дархэм, устремившись навстречу своей судьбе… Ведь где-то там, впереди, меня ждет мое четвертое испытание, очередное и, надеюсь, не последнее.
Итак, на сегодняшнем празднике жизни я оказалась единственным откровенно скучающим гостем, не принимающим участия во всеобщем веселье. Я испытующим, медленным взором обвела пиршественную залу и замерла от удивления. Сдается мне, что мой скоропалительный вывод совершенно неверный. В королевском дворце нашлись еще две персоны, добровольно устранившиеся от разгула пьяной вакханалии, охватившей титулованных эльфов.
Одной из таких особ была королева Эвника, молча сидевшая рядом с королем, опустив на лицо густую вуаль и почти не притрагиваясь к еде. Казалось, будто королева укрылась за железным щитом, предпочитая ничего не видеть и не слышать. Но ведь там, в шалаше, она вела себя совсем по-другому, проявляя живость, участие и благоразумие… Я удивленно хлопала ресницами, не находя логичного объяснения столь странному поведению своей мачехи. Возможно, королева еще не вполне оправилась от недавних родов?
А вторым нерадивым участником пиршества, к моему глубочайшему изумлению, был верховный чародей Лаллэдрин, подобно мне самой пристально наблюдающий за Эвникой, намеренно отгородившейся от окружающих ее дворян. Во мне разгорелось жгучее любопытство, вызванное загадочными манерами придворного мага. В чем и почему Лаллэдрин подозревал Эвнику, не сводя с нее напряженного взора охотника, загоняющего желанную добычу? Мне казалось, будто чародей ждет какого-нибудь неосторожного жеста или слова королевы, способного выдать ее истинные намерения, и тогда он непременно сделает что-то страшное, заранее вызывающее во мне ужас и содрогание… Но что именно он намеревается совершить, я не понимала. К несчастью, я сидела слишком далеко от мага, а поэтому не имела возможности вступить с ним в разговор и выведать интересующие меня подробности.