Фантастика 2006. Выпуск 2
Шрифт:
Позвольте вновь напомнить нечто общеизвестное.
Исторически сложилась так, что общество делилось и делится на две неравные части. Назывались они по-разному: аристократия и быдло, интеллигенция и народ, элита и пипл, но суть за последние два-три века не изменилась. «Две нации» — как-то сказал Дизраэли. Да, две нации, причем отличия между ними не только имущественные, но и чисто этнографические и, конечно же, культурные. Кому «Езда в остров любви», кому «Еруслан Лазаревич», кому Надсон, кому «Сыщик Путилин», кому Иосиф Бродский — кому Евгений Евтушенко. У каждой нации — свои кумиры, свои любимые писатели, свои приоритеты и ожидания. Нынешняя «боллитра», представляющая прежде всего литературу
А что же мейнстрим? А мейнстрим — это тот достаточно редкий случай, когда книгу читают и те, и другие, и аристократы, и быдло, и народ, и интеллигенты. Было такое? Пушкин, Толстой, братья Стругацкие… Было, конечно! Есть ли сейчас? Рискну опровергнуть критика-лакея и предположить: есть. Кого из отечественных авторов сейчас читают «все»? Навскидку: Акунин, ван Зайчик, Веллер, Пелевин. Есть! Почему их Читают? Потому что авторы вольно или невольно учитывают интересы и пожелания этих «всех»:
1. Текст хорошего качества, но без извращений и прочих выкрутасов.
2. Сюжет Интересный и вполне понятный, но ни в коем случае не примитивный, желательно, с приятным философским привкусом.
3. Привлекаются приемы из иных «жанров»: детектива, фантастики, женского романа.
4. В основе же всего — старая, добрая «психологическая» проза. Самое интересное всегда — герои, их чувства, их Мысли, их радости и печали.
Всего понемногу, качественное исполнение — и подавай на стол хоть в Фонтенбло. Впрочем, сравнение с кухней недостаточно. Лучше представить, что вы — где-нибудь у шоссе среди толпы не особо сытых беженцев. Всяких в толпе хватает: и работяг, и профессоров, и урок, и домохозяек. Вечер, всем грустно, всем холодно. А вы встаете и говорите этак уверенно: «Не грустите, друзья! Расскажу я вам сейчас одну очень интересную историю!»
Получится? Станут слушать? Значит, вы уже в мейнстриме. Вы — тиф!
Проверим наши выводы. Если наша Фантастика не «жанр», а литература (пусть и «квази»), один из вольных айсбергов, отколовшихся от сгинувшего монолита, значит, мы должны иметь в комплекте не только эстетов, детективистов, критиков и собственно фантастов, но и соответствующее деление: книги для «тех» — и книга для «этих». Заметно ли у нас деление на «две нации»?
Вопрос оставляю открытым. Желающие могут сами сравнить то, что печатается в «Полдне», с тем, что печатается в «Крылове», прикинуть, куда отнести Хаецкую, а куда Никитина, побродить по джунглям нашей фэнтези, Иное интересно: а как у нас с мейнстримом? С фанстримом [2] — уточним для ясности. Есть ли у нас книги, читаемые «всеми», есть ли авторы-тигры?
2
Термин Олега Ладыженского.
Думаю, да. Желающие могут сами назвать имена, их не так много, как хотелось, но они есть. Где-то раз в два года, а то и чаще, появляется книга с громким эхом: о ней говорят, спорят, читают, а после — регулярно переиздают. И каждый видит в ней свое: высоколобые — характеры героев и особенности языка, иные — навороченный сюжет с неожиданным финалом. В такой книге обязательно присутствует некая изюминка, своеобразное «ноу-хау», не позволяющая спутать ее с общим глянцевым «валом».
Впрочем, подробный анализ фанстрима — тоже особый разговор.
И что же из этого следует? Все в фанстрим? Даешь по Стивену Кингу в каждый квартал? Нет, конечно. Бессмысленно призывать братьев-фантастов
Если получится — полдела сделано. Из фанстрима в мейнстрим дорога недолгая, услышали «наши», значит, и остальные услышат. Сами господа эстеты на коленях приползут, в свои стенгазеты потянут (и ведь тянут уже!). И пусть. Чем больше Фантастики, тем лучше. Одна книга, пятая, двадцать пятая… Тогда и настанет день, когда господам из «боллитры» останется либо к нам на поклон идти, дабы на содержание взяли — или самим писать лучше. Пусть выбирают!
А мы… А мы — в Фонтенбло. Тенистая веранда, вид на старинный дворец, белая скатерть. Поговорим о Фэн-Доме, о конвентах, о литературе, о том, как хорошо на свете живется. Первый тост, само собой, за Фантастику…
Ну что, согласны?
Евгений Лукин
ВРАНЬЁ,
ВЕДУЩЕЕ К ПРАВДЕ
Теперь я вижу, что был прав в своих заблуждениях.
Умру не забуду очаровательное обвинение, предъявленное заочно супругам Лукиным в те доисторические времена, когда публикация нашей повестушки в областной молодёжной газете была после первых двух выпусков остановлена распоряжением обкома КПСС. «А в чём дело? — с недоумением спросили у распорядившейся тётеньки. — Фантастика же…» «Так это они говорят, что фантастика! — в праведном гневе отвечала та. — А на самом деле?!»
Помнится, когда нам передали этот разговор, мы долго и нервно смеялись. Много чего с тех пор утекло, нет уже Любови Лукиной, второе тысячелетие сменилось третьим, а обвинение живёхонько. «Прости, конечно, — говорит мне собрат по клавиатуре, — но никакой ты к чёрту не фантаст». «А кто же я?» — спрашиваю заинтригованно. Собрат кривится и издаёт бессмысленное звукосочетание «мейнстрим».
Почему бессмысленное? Потому что в действительности никакого мейнстрима нет. По моим наблюдениям, он существует лишь в воспалённом воображении узников фантлага и означает всё располагающееся вне жилой зоны. Можно, правда, возразить, что и окружающая нас реальность не более чем плод коллективного сочинительства, но об этом позже.
Не то чтобы я обиделся на собрата — скорее был озадачен, поскольку вспомнилось, как волгоградские прозаики (сплошь реалисты), утешить, наверное, желая, не раз сообщали вполголоса, интимно приобняв за плечи: «Ну мы-то понимаем, что никакой ты на самом деле не фантаст».
— А кто?
Один, помнится, напряг извилины и после долгой внутренней борьбы неуверенно выдавил:
— Сказочник…
Услышав такое, я ошалел настолько, что даже не засмеялся.
Впрочем, моего собеседника следует понять: термин «мистический реализм» (он же «новый реализм») используется пока одними литературоведами, да и то не всеми, а слово «фантастика» в приличном обществе опять перешло в разряд нецензурных. Недаром же, чуя, чем пахнет, лет десять назад несколько мастеров нашего цеха предприняли попытку отмежеваться, назвавшись турбореалистами.