"Фантастика 2023-117". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
В принципе, можно было отправляться. Сергей выдернул из второго ряда толпы человека в черной тужурке. Солдатики успели пустить ему юшку из носа и, похоже, намять бока.
— Ты машинист?
Железнодорожник покосился на револьвер в руке лейтенанта, осторожно коснулся распухшего уха:
— Так точно.
— Эшелон вести сможешь?
— Так помощник и кочегар сбежали. И семафор закрыт.
Тут вмешался Кондратьев:
— Я к начальнику станции.
— Вощило, двоих автоматчиков с капитаном.
— Сделаем, лейтенант.
С такой поддержкой можно любое дело решить, да и в качестве посыльных могут пригодиться. Между тем отправление затягивалось, пришедшая в себя толпа дембелей начала все громче гудеть, активных действий пока не предпринимала, но и не расходилась. Новые вожди могли найтись в любой момент. Пришлось еще двоих с пулеметом отправлять на тормозную площадку в хвост эшелона и вооружить оставшихся танкистов. Демобилизованных было, наверное, больше тысячи, если бы навалились все разом, то смяли бы. Только желающих с голыми руками на пулеметы лезть среди них не оказалось.
Прибежал Кондратьев с паровозниками и автоматчиками. Начальник станции лично появиться не отважился. Паровозники раскочегарили котел. Побитый дембелями машинист не рискнул остаться и решил ехать с эшелоном дальше. Наконец открылся семафор. Паровоз свистнул, дернул куцый эшелон и начал медленно набирать ход. Танкисты и десантники торопливо запрыгивали на платформы и в теплушку. Сергея и гремящего своей шашкой Кондратьева втащили в последний вагон. Под аккомпанемент солдатского мата эшелон выкатился со станции на основной путь. Пряча наган в карман шинели, Сергей заметил, что барабан револьвера пуст.
— Ты бы отвыкал от этой «селедки», если хочешь танкистом стать.
Кондратьев действительно отцепил шашку, но речь завел совсем о другом:
— Вот она, ваша революция, во всей красе.
Капитанская эскапада требовала адекватного ответа.
— Не наша, а ваша. К этой революции мы отношения не имеем, сами довели народ до ручки, сами и расхлебывайте.
— А разве сейчас на станции не революционные массы пытались у нас паровоз отнять?
— Да какие, к черту, революционные массы? Мужикам быстрее хочется домой к бабам и детишкам вернуться, а их на путях в теплушках держат и толком ничего не говорят. Тут кто угодно взбунтуется!
— Их сюда полтора года везли по единственной железной дороге, а теперь они хотят, чтобы за месяц всех вывезли обратно. Это просто невозможно, а тут еще и железнодорожники бастуют.
С другой стороны, Кондратьев в чем-то прав, вот оно — топливо революции. Пока они только хотят уехать, но стоит только бросить в эту обозленную толпу искру из десятка грамотных агитаторов — и так полыхнет… Никаких пулеметов потушить не хватит. Сначала паровоз захватят, затем, ощутив свою силу и опьянев от первой пролитой крови, пойдут крушить все вокруг. И только потом, протрезвев, осознают содеянное и ужаснутся ему, но будет уже поздно, обратная дорога закрыта. И тогда, кто-то — боясь наказания, а кто-то — искренне поверив в простые, хлесткие лозунги, шагнут они под другие знамена.
Сам тоже хорош: наган в руке почувствовал и обрадовался, даже не догадался проверить, заряжен ли револьвер! А если потребовалось в воздух пальнуть, вот обделался бы. А если не в воздух? Сергей вдруг осознал, что в запале, спасая подчиненных и собственную жизнь, вполне мог и выстрелить. Тогда, в марте, когда для него они были царскими солдатами, он отдал приказ сложить оружие, а сейчас, пять месяцев прожив с ними в одной казарме, готов был в них же стрелять! И за что? За паршивый паровоз? Хотя, с другой стороны, никакой симпатии эта обозленная толпа, и особенно некоторые ее представители, не вызывала. Одно дело в книжках читать про революционный порыв солдатской массы, другое — с этим порывом столкнуться лицом к лицу.
На следующей станции Рябов и Ерофеев нарисовались в теплушке.
— Замерз как цуцик, — пожаловался наводчик, присаживаясь к буржуйке.
— Сержант Рябов, сержант Ерофеев!
Почувствовав командные нотки в голосе лейтенанта, оба, выпрямившись, замерли.
— За находчивость обоим объявляю благодарность!
— Служу тру…
Не зная, что сказать дальше — оборвали ответ на полуслове, покосившись на капитана Кондратьева. Тот сделал вид, что оговорки не заметил. Сергей махнул рукой:
— Вольно.
Понизив голос, Сергей задал Рябову волновавший его вопрос:
— А если бы толпа не остановилась, ты по ней пальнул?
Сержант до сих пор подобным вопросом как-то не задавался. Поскребя шею, наводчик выдал:
— А хрен его знает. Нет, если бы вас бить начали, то мог и выстрелить.
— Ладно, иди грейся.
На этой станции эшелонов с демобилизованными не было, но пост с пулеметом на тормозную площадку выставили. Пост на тендере паровоза оставался даже во время движения.
К вечеру следующего дня литерный эшелон прибыл в Харбин. Столица КВЖД с размахом прогуливала заработанные на войне деньги. Скоро схлынет поток демобилизованных солдат, разъедутся лощеные штабные офицеры и вороватые интенданты, вернутся в столицы разжиревшие на военных поставках коммерсанты, даже имущество вывезут. И опять потянется размеренная и скучная жизнь провинциального городка, даже не на глухой окраине, а за границами огромной империи. Но пока, пусть и последние недели, жизнь в Харбине била ключом. Казалось, что город состоит из одних только кафешантанов, публичных домов и игорных притонов.
Вернувшийся от коменданта Кондратьев принес плохие новости:
— Началась всеобщая забастовка на Забайкальской дороге. Дальше приграничной станции Маньчжурия поезда не ходят.
— Какие есть варианты? — поинтересовался Сергей.
— Можем остаться здесь, можем поехать дальше, но на границе наверняка застрянем. Здесь хоть продовольствием можно разжиться, а там можем с голоду помереть.
Трое суток простояли в Харбине. Этого времени хватило, чтобы дальнейшее пребывание в нем стало невыносимым. Пассажирские поезда не ходили. Вокзал был забит военными, гражданскими чиновниками и их семьями, которые ночевали в залах ожидания, на перронах постоянно торчали компании демобилизованных солдат. Кондратьева делегировали к коменданту. Сухонький старичок-комендант пообещал паровоз к утру.