"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Кормить надо.
Она обняла столбиком стоящую Зорьку и торопливо пошла в шатёр. На входе оглянулась и уже с улыбкой добавила:
— Если у тебя будет свободное время, заходи. Потрещим. У меня как видишь ни дня, ни ночи не хватает.
Зорька всё поняв, закивала головой.
— Обязательно зайду, Тихая. Зайду.
Молодая мама скрылась внутри шатра и звуки малыша затихли.
Как-то само собой течение Зорькиной жизни вошло в привычное русло. Дни стали днями, ночи ночами. Она по началу каждый день ходила к Тихой Воде, но подружиться они так и не смогли. О том, что произошло в баймаке при налёте Тихая отвечала скудно и без особого желания. Об участи остальных ничего не знала. У Зорьки тогда прокралось подозрение, что Тихая попросту не верит в её бессознательность и ничего не знание. Она думает о ней плохо. Зорька не раз ловила себя на этой мысли. Да что говорить, хоть почти полтора года Тихая Вода жила в их роду, а так чужой и осталась. Вскоре им вообще как-то стало не о чём говорить. Отношения почему-то были натянутые. Тихая не стремилась душу изливать, Зорька и подавно. Она стала ходить к ней всё реже, а вскоре и вовсе
То, что Зорька забеременела, она почувствовала сразу. Ей для этого даже девятого дня дожидаться было не надо. Вот почуяла и всё. Ну, естественно, с этой новостью рванула первым делом к Хабарке. Та, обтерев руки о подол, раздвинула её веко и что-то внимательно поискала в Зорькином глазу. После чего абсолютно уверенно заявила:
— Точно. Беременна. Ну, Зорьк, готовь мужику «благодарственну».
— Ой, вскинулась молодуха, да как же. У меня ни очага, ни продуктов никаких.
— Ни сцы, молодуха, придумам чё-нибудь.
Ну и придумала.
Хабарка, следуя указанию атамана, ещё на Зорькиной свадьбе подпоила, окрутила и пристегнула к себе одного из мастеровых братьев, что по моложе. Да так крепко вцепилась, что тот и вырваться не смог. Да так мягко, да умно постелила, что тот и не пытался даже вырываться. Понравилось. В отличие от Онежки, которая обихаживала второго братца потихоньку да помаленьку, корча из себя девку молодуху, эта сразу взяла бычка за рожки и нахрапом, без зазрения совести впёрлась в их жилище, да там и поселилась, будто тут и жила, по сути выселив второго братца чуть ли не на свежий воздух жить. По началу тот в кузнеце проживал, вокруг которой Онежка в нерешительности кружилась, пока обнаглевшая Хабарка чуть ли не силой послала его к Онежке в землянку погостить, попить, поесть, разговоры поразговаривать. Так он там впервые и заночевал. Хабарка не стала спрашивать, что они там этой ночью делали, да и делали что-нибудь, аль всю ночь просидели за разговорами друг против друга, лясы точа. Ей было наплевать. Главное, что с этой ночи он ей в «новом» её доме больше не докучал. Спать ходил к Онежке. А видя счастливую харю Онежки и расспрашивать даже не стала. У неё на этой харе было всё нарисовано. С утра до вечера братья в мастерских на кузнице гремели. Кстати, тоже резко повеселели, орлами за глядели. Атаман даже Хабарку похвалил, за свадьбу заикнулся, но Хабарка отшутилась, переводя всё на братьев, типа, не пришло то время, когда бабы мужиков за себя замуж начнут звать. Все посмеялись, пошутили, но на этом и закончили. Замуж так никто и не позвал. Хабарка ещё атаману на уши отговорки да шутки навешала, а для себя всё же зарубку на душе сделала. Телок, телком, но замуж позовёт, никуда не денется. Только бы палку не перегнуть, не спугнуть добычу. В Хабарке, связавшейся с Зорькой, откуда не возьмись проснулась дремавшая в ней «оторва». Именно схожесть их разгильдяйских характеров и равность «наклонных интересов» и сроднила их. Обе оказались легки на подъём в вопросах чего-нибудь непотребного. Разбирали мужиков своих на мелкие детали без зазрения совести, не смеясь, а похваляясь. И Зорьке от этого не было стыдно, а даже как-то легко и обыденно с Хабаркой. Странно, но у них всегда было о чём поговорить со взаимным интересом. Зорька спокойно делилась с этой бабой всем сокровенным без утайки и мыслями и чувствами, и переживаниями. Хабарка отвечала взаимностью. Её как будто прорвало за долгие годы одинокого воздержания от словесного поноса, и она облегчала свою душу молодухе. По крайней мере Зорьке так казалось. Хабарка тоже тянулась к Зорьке. С ней она забывала о своих годах и как Зорька становилась молодой, озорной и интересной. Она почувствовала какой-то новый привкус у жизни, новую необжитую ею грань и впереди засверкало вполне не плохое будущее. В общем за молодилась она с Зорькой и это как нельзя кстати было теперь и именно этим она сразила и добила мастерового. Молодой задор в голове, да умудрённый опыт в делах, против такого оружия ни один мужик не устоит. Рибху-младший, как и следует молодому телку переключил мысль с головы на головку и безропотно таскался за ней, как на привязи.
Баба с молодухой чуть ли не бегом прошвырнулись по логову. Зацепив по дороге небольшой котёл, кое-какую посуду. В схроне нахватали продуктов, что смогли унести и всё это притащили в кузницу, выгнав оттуда обоих мужиков самым наглым образом. Рибху-младший безропотно, придурковато улыбаясь обмяк, бросил молот, подчиняясь своей хозяйке. Его старший брат хотел по началу, что-то огрызнуться поперёк, но его обломала Зорька, мило улыбаясь и зависая на его руке, как «выжившая из ума» и «абсолютно потерявшая стыд» девчонка, жалобно упрашивая. Тот тут же растаял, махнул рукой и сдался «бабам проклятущим» со словами:
— И то правда. Пойдём ка брат, посидим с тобой да выпьем чего-нибудь. А то в последнее время всё никак не соберёмся, да спокойно не поговорим.
Так, обняв друг друга за плечи, они и подались, оставив двух что-то затевающих «проклятущих» у не погашенного горна.
Сначала Зорька сильно переживала и боялась сознаться Хабарке, что не знает,
Вечером подвыпивший Рибху-младший, глупо чему-то улыбаясь, сидел на брёвнышке у входа в кузницу. Именно в этом растёкшемся состоянии его застал атаман. Ардни наконец-то потерял свою молодую жену и со злобным выражением на лице двинулся на её поиски. Но спрашивать у Рибху о своей пропаже ему не пришлось, так как Ардни ещё на подходе услышал пьяную бабью песню, доносившуюся откуда-то из-за кузни. Песня была нудная и жалостливая и судя по голосам они её не сколько пели, сколько ревели. Атаман, подойдя к мастеровому с недоумением спросил:
— Что тут происходит?
Рибху ничего ему не ответил, а лишь поднял с травы и показал остатки расплавленного медного котелка, по-прежнему продолжая при этом придурковато улыбаться. Ардни решительно двинулся на пьяную песнь. За кузней была полузаглублённая баня — землянка, на крыше которой насыпан холм, уже давно поросший травой и на этом холме, на расстеленной шкуре тура сидели и ревели две пьяные в «умат» дуры. Растрёпанные, извазюканные в чём-то, зарёванные и уже похоже ничего не видящие пред собой и ничего не понимающие. Ардни поднялся на холм, подошёл вплотную. Они не обращали на него никакого внимания, продолжая уныло завывать.
— Не понял! — грозно рявкнул он.
Хабарка от неожиданности хотела повернуться, но вместо этого повалилась набок и как кадушка скатилась с холма вниз. Зорька громко икнула, широко улыбнулась и тут же завалилась на спину, раскидывая руки в стороны, лишь тяжело выдавив из себя:
— Ооой.
Ардни оглядел импровизированный стол. Заглянул в пустой мешок, принюхался. Хмыкнул, невесело улыбнувшись. Посмотрел на Хабарку, стоящую на четвереньках и при этом шатающуюся, тупо уставив взгляд в землю. Посмотрел на жену. Она уже спала, посапывая слегка приоткрыв милый ротик. Ардни поиграл желваками на скулах, поднял «неживое» тело жены, закинул на плечо, как мешок и понёс домой. Проходя мимо всё там же сидевшего младшего Рибху, он грозно спросил:
— Ты с ними пил?
Тот в ответ замотал головой.
— Нет. Мы с братом, — при этом махнув рукой куда-то в сторону ватажного круга.
— А эти с чего, как свиньи нажрались?
В ответ младший только пожал плечами.
Проснулась она утром. Было уже светло. Лежала Зорька на своём лежаке полностью одетая и даже вся при золоте. Было очень нехорошо. Болело, не пойми, что, вернее сказать всё. С огромным трудом села, опустив ноги на солому и только тут поняла, что ещё пьяная до сих пор. В грудях что-то мешалось, сдавливало. Приложила руку, нащупала какой-то комок. Нехотя сунула туда руку и вынула свёрток белой материи. Поначалу просто сидела и тупо смотрела на него, пытаясь сообразить, что это такое. Соображать не получалось, притом совсем. Развернула, с усилием фокусируя взгляд. Улыбнулась. В тряпице лежали благодарственные лепёшки, приготовленные мужу. Медленно, мелко трясущимися руками, старательно завернула обратно. Попыталась подняться на ноги. С грохотом плюхнулась обратно. Грохнуло в голове, да так, что Зорька скривилась и зажмурилась. Тут она поняла, что очень хочет пить. Это была первая ясная мысль, которая тут же овладела и её разумом, и её телом. Такое единение не только позволило Зорьке подняться на ноги, но и целенаправленно двинуться к выходу из кибитки, где стоял жбан холодного, вкусного ягодного напитка. Но только выползя за занавеску, замерла как вкопанная, резко забыв куда и зачем шла. На своём лежаке, прямо перед ней сидел очень сердитый муж. Сидел мрачнее тучи, уткнувшись взглядом в пол и поигрывая в руках тяжеленой конской плёткой. Зорька сразу поняла, что её сейчас будут бить, но почему-то нисколько этого не напугалась и приняла подобное как за должное. Молодуху за её недолгую жизнь били довольно часто. Это не было связано с её каким-то особенным шкодливым характером, втягивающим Зорькину жопу в различные приключения, детей пороли всех без исключения. Принято так было в воспитании подрастающего поколения. Ну может Зорьке, в виде того же исключения, доставалось чуть больше. Мама порола за её закидоны, за ослушание, соседские бабы лупили на пойманном безобразии в качестве воспитания, даже один раз матёрая лично приложилась к её седалищу, зажав девичью голову меж ног, правда Зорька уже не помнила за что. Так что несмотря на то, что она выросла до звания жены, а вскоре даже станет сама мамой, Зорька не забыла, как жопу дерут. Но мысль эта пролетела как стрела. Вжик, и нету, а свёрток в руках заставил сразу же подумать о другом. Она со всего маха брякнулась на колени, сильно ударившись о пол, даже через настеленную солому и низко опустив голову, протянула на обеих руках свёрток, жалобно при этом проблеяв:
— Благодарствую тебе, муж мой.
Атаман, всё утро, накачавший себя на воспитательное избиение отбившейся от рук жены, подобным её поведением был просто обескуражен. Он искоса глянул на скрюченную на полу жену и недовольно буркнул:
— Что это?
— Благодарственная тебе, — тихо пропищала она, не поднимая головы.
Он взял свёрток. Развернул. Достал оттуда лепёшки, зачем-то понюхал их. Хмыкнул, ничего не понимая. Есть не стал.
— С чего это вы вчера нажрались? — спросил он грозно, но уже без особой злости, примеряясь плёткой к её округлой спине, в ожидании ответа и пока не решаясь её применить.