"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
После этого случая отказался Плотников от Лута. Испугался, чего таить. Силы своей, власти Лута. Как голова сладко кружилась — помнил. Как косточки врага хрустели, будто перепелка в лисьей пасти — тоже навек в ушах засело.
Михаил закрыл верное оружие, спрятал дальше от самого себя. Сел на Хоме Росы. Здесь плотничал, растил огород и приблудную кошку Машку, рыбачил, ходил в лес по грибы и ягоды. Жил не тяжко, трудился, как честный человек.
Думал, глупец, от Лута скрыться.
А Лут сам к нему пришел. Белым мальчиком.
Извертелся
Даа…
Выдохнул дым, поник головой. По всему выходило, одолел его Лут. Поманил, покликал, а тот и рад бежать. Нила-Крокодила он знал по словам едва знакомых, слава о его мошенствах ходила далеко. Исчез Нил вроде, говорили — на Хоме Альбатроса сел, век вековать.
Ан нет.
Мальчика синеглазого Михаил сперва за Первого не признал. Когда увидел — лицо, вся белая кожа была исшита черной нитью. Болел. Кожу скинул, новая наросла. Жарило его страшно, за сорок точно. Человек бы помер, а этот выкарабкался. Михаил его остужал — в мокрые простыни обертывал, в них же в купальню опускал, в ледяную речную воду. Лед таял, но и жар утекал, водой уносило.
Теперь хоть прояснилось, куда белого тащило. На Хом Полыни, не ближний свет. Михаил поскреб мизинцем переносицу. Голым в Лут идти, что голову в мясорубку совать. Следовало вернуть себе оборону. Вот только признает ли? Примется ли к руке? Сберегло ли валентность?
Вздохнул, волнуясь. Звал его Лут опять, но теперь голос у него был мальчишеский, ломкий, а глаза — синими.
Глава 15
Остаток дня Юга проспал. Словно выпал из всего настоящего и вернулся только под вечер. Проснулся, когда его будто пнули под ребра — хорош, мол, валяться.
Мысли спутались. Или голову ему наизнак вывернули, волосами внутрь? Смутно помнил события, а их черед — хоть убей. Поднялся тяжело, зацепился глазом за дикту.
Клык ее прикусывал полог, ограждал. Или сторожил. Юга приблизился, прошелся пальцами по наростам-кольцам. Тяжелые на вид, холодные. И весь ствол оружия был испещрен мелкими подрезами. Раньше, вроде, и не было их…
Юга попробовал выдернуть дикту, но та сидела прочно. Будто корни пустила. Взялся двумя руками и вздрогнул от неожиданности, когда в глаза ягодным соком брызнул закатный свет.
Второй замер, придерживая рукой полог. Юга тоже застыл, точно пойманный вор.
— Поставил, чтобы не тревожили, — медленно произнес Выпь. — Моя палатка, но все равно лезут.
Отстранил Юга, легко, одной левой, выдернул дикту, убрал за спину.
— Выспался? — спросил, глядя сверху.
В отросших волосах его запутался колючий запах полыни, сухой земли, огня. Впалые щеки не бриты. Зеленью горели бусы на запястье. Юга кивнул заморожено.
— Как бревно, — подтвердил хриплым со сна голосом, взялся переплетать косу, раздирая пальцами пряди, — что я пропустил?
— Ничего важного. Столпы только прибыли. Хотят нас видеть.
Юга замер. Глубоко вздохнул, с силой выдохнул.
Столпы, они же жеребьевые, избирались Лутом в лихую пору для подсобы Башне. Никто не знал, на кого падет жребий, по каким приметам Лут ставленников выдвигает, а только в положенный срок к арматору прибывали выбранные люди.
Лут их таврил особым клеймом — всякий раз разным. В этот раз наградил выжженной на тыле кисти цикадой. Слинять должно было, если дело сладится.
С клейменными Башня и должна была дальше справляться. Луту не перечили, кого избрал, с тем и вставали плечом к плечу.
— Где мы, а где столпы, пастух.
Выпь на это только криво, непривычно усмехнулся.
— В одной лодке, Юга. В одной лодке.
Юга закатил глаза:
— Ай, куча народа наперлась, а грести нас поставят, пастух, вот увидишь. Остальным лишь бы с трибуны руководить. Ладно, давай поглядим, что там за благородное собрание.
Второй шел впереди, указывая дорогу. Сам он не разбирался в лагерном устройстве до того, как попал сюда. Знающие люди пояснили. Оказалось — под питательную основу лагеря выбирали специальных людей, крепких телом и умом. Готовых принести себя в жертву во имя спокойствия и защиты собратьев. Нарекали таких стромами, а растили и готовили на Хоме Колокола, в толстостенных, от людей огражденных, монаках.
Когда приходил черед, строма в специальном обряжении живьем закапывали в землю. И уже напряжением, соединным усилием воли и физической тяги, стромы выпускали из себя первые ростки лагеря — стены, укрепления, ловушки… То, что поднималось над поверхностью, вырезано было на их телах, а люди только принимали и дополняли костные конструкции своими силами.
Сказывали, что самые старые города на Хомах тоже стояли не на ровном месте.
Выпь слушал эти объяснения. Молчал. Знаю я место, где из камней растят дома, думал. Но чтобы из людей строения добывали — такого, пожалуй, не упомню.
Было еще: на Хоме Оливы готовили лучших огневых стрелков, аммонес, на Хоме Фарло учили пешников, а Хом Шартра похвалялся стабилизированными, особой породы скакунами. И никто в стороне не остался.
Лагерь поднимался, прорастал живыми стенами. Солдаты деловито крепили насыпи. Юга видел гребни, строгую их линию, ряды одинаковых двускатных палаток, сторожевые вышки. Где-то там был враг с которым он так неудачно столкнулся.
— Давно здесь? — спросил, когда миновали половину пути.
Лагерь имел форму прямоугольника, палатки столпов находились у площади для общих собраний.