"Фантастика 2023-143". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Глеб, перемазанный собственной кровью, обеими руками сдирал кровососов, давил их в пальцах, не обращая внимания на укусы. Но крылатых бестий было много, слишком много, и он постепенно слабел, по капле теряя кровь.
Выручил Епископ. Маг полностью закутался в свой плотный плащ. Лицо скрылось под капюшоном, кисти спрятались в длинных рукавах. Упыри ползали по нему, ощущая биение сердца под одеждой, слыша ток горячей крови, но никак не могли добраться до тела. А маг, не обращая на них внимания, глухо выкликал слова заклинания, бешено размахивал посохом. Через несколько минут поднялся жуткий ветер, сбил Глеба с ног, переломал крылья летунам, смел, сгреб вампиров, закружил, увлек за собой, разбил их тела о стволы деревьев, стряхнул с ветвей на землю черные плоды. С треском ломались толстые сучья. Натужно скрипели корни, поддаваясь бешеному напору бури, шевелилась земля под ногами. А маг все размахивал посохом, и ветер со всех сторон огибал его, не касаясь своего повелителя. Глеб же плотно вжался в землю, уцепился за трухлявый пень и тревожно вслушивался с опасный треск над головой.
Буря прекратилась внезапно.
Лес поредел еще больше. Некоторые стволы переломились пополам, кое-где ветер выкорчевал деревья, и корни торчали из взрытой почвы, словно бесчисленные щупальца гигантского спрута. Подлесок засыпало валежником. А на земле сплошь лежали черные безжизненные тушки летучих мышей.
Епископ был бледен и слаб. Маг вернул долг…
А на следующий день они встретили огромного степного волка. Зверь был болен, и совершенно не боялся людей. Из его пасти капала слюна, один глаз заплыл бельмом, на боку краснела расчесами плешь. Впрочем, все это они рассмотрели позднее, когда зверь уже был убит… Волк, прячась в траве, подполз к ним на брюхе почти вплотную, но Глеб почуял запах псины и вовремя выхватил меч. Опоздай он на секунду, лежать бы ему с перегрызенным горлом. Зверь в отчаянном прыжке напоролся прямо на подставленный клинок.
В тот же день, ближе к вечеру, когда друзья переходили вброд небольшую речушку, Епископа схватило за лодыжку нечто, невидимое под водой, потащило к близкому омуту и немалых усилий стоило вырваться из крепких объятий неизвестного подводного существа…
За четыре последних дня произошло столько событий, что Глебу казалось, будто они с Епископом путешествуют уже несколько месяцев…
Они даже не пытались заночевать под открытым небом — слишком велика была вероятность больше никогда не проснуться, и потому шли от селения к селению, совершая длинные изматывающие переходы и иногда далеко отклоняясь от основного направления. В деревнях товарищи пополняли запасы продуктов, отсыпались, и вновь выходили в путь, предварительно расспросив жителей о соседних селениях, о дорогах и возможных опасностях.
Глеб все чаще осведомлялся, не слышал ли кто об одинокой горе, которую местные зовут Утесом Плачущего Человека, но люди только отрицательно мотали головами и разводили руками.
Отдохнув, друзья покидали очередную деревню. Шли иногда по дороге, но чаще шагали по бездорожью, напрямик.
Порой возникало ощущение, что за ними непрестанно следят чьи-то внимательные глаза. И тогда Глеб поднимал руку с оловянным кольцом на указательном пальце, и неуютное чувство чужого пристального взгляда пропадало. Впрочем, все это могло быть лишь игрой воображения.
Епископ постоянно занимался. На коротких дневных привалах, пока Глеб готовил еду, маг доставал одну из своих книг и разглядывал странные письмена. В пути он что-то бормотал под нос, фыркал, посмеивался, кривил губы, легко покачивал посохом. В селениях, в тавернах и на постоялых дворах, маг записывал что-то в тонкую тетрадь, и даже поздней ночью, когда Глеб уже засыпал, он все еще скрипел пером при тусклом свете масляного светильника. А проснувшись, Глеб видел, что Епископ уже давно встал и вновь что-то изучает, читает, пишет…
Иногда это раздражало.
Эта деревня ничем не отличалась от прочих. Разве только частокол был пониже, да крыши домов были крыты не привычной соломой, а потемневшей дранкой. В остальном все то же: узкие пыльные улочки, дорога, приходящая неизвестно откуда и уходящая неизвестно куда, одинаковые одноэтажные домики из самана, подгнивший колодец, хиреющий постоялый двор, пара маленьких магазинчиков, где продают лишь всякую дрянь, настороженные Одноживущие…
Глеб и Епископ устроились на ночлег, дали аванс, чем расположили к себе хозяина. Седой старик — владелец постоялого двора — принес им пива, утверждая, что это самое лучшее, для себя приготовленное, с холодка, из погреба.
— Часто ли бывают у вас Двуживущие? — поинтересовался Епископ.
— Не то, что бы часто, но заезжают. Иногда у меня останавливаются. И на день, и на два. Вот три дня назад один господин приезжал. Переночевал и ушел на север. На прошлой неделе был еще один. Так тот три дня у меня провел. Потом, заплатив лишь половину должного, отправился к юго-западу.
— Негусто, — посочувствовал Глеб.
— Это точно, господин. — Словоохотливый старик кивнул. — Вот полтора года назад совсем не так было. Зачастили к нам гости, я уж думал помощников нанять — не справлялся в одиночку. Много тогда понаехало — и пеших, и конных. Все видные, при оружии, в доспехах…
— Чего же им надо было?
— Да есть тут неподалеку древний курган. Никто не знает, кто там похоронен, да и похоронен ли вообще? Странное место. Мы всегда избегали ходить туда. Разве только мальчишки бегали. — Старик улыбнулся, видимо, вспомнив детство. — Мальчишками и мы туда ходили. Но все днем. А ночью ни-ни. Страшно! Есть на этом кургане плита. Огромная. Тяжелая. Сплошь письменами исписанная…
Заслышав про письмена, Епископ заинтересовался, стал внимательно слушать рассказ Одноживущего.
— Всегда она лежала там, мхом поросла, к земле прикипела. Камень и камень. Но вот по весне, уже снег давно сошел, трава пробивалась, прибежали огольцы и сообщили, что якобы плита эта сдвинулась, открыв ход. И лестница там видна в самую глубь кургана. А в это время жил у меня странный человек. Двуживущий, но не воин, не маг. Оборванец. Бродяга. Уж не знаю, он ли об этом разболтал, или кто другой как прослышал, но через месяц стали к нам приходить чужаки. Выспрашивали про старый курган, про какие-то сокровища, про открытую дверь. Мы ничего не скрывали, конечно. Зачем? Вон он там — за деревней, за лесом. Только место это нечистое. Да, плита сама по себе вдруг открылась, человеку такую тягу не сдвинуть. А про сокровища мы ничего не знаем, и кто лежит там, тоже не знаем. Зачем нам это? Мы туда не ходим. Страшно там. Особенно ночью. Видится всякое. Огни, тени… Ничего мы не скрывали. И Двуживущие все приходили, ночевали у меня, пиво пили, ели. Дрались все меж собой, поделить чего-то не могли. Странно… А потом уходили на курган и пропадали. Не слышал я ни о каких сокровищах; не знаю, вышел ли кто из-под земли живой… Много их было. Много от меня ушли. Но никто ко мне не вернулся. А через год, опять перед самым летом, плита вдруг оказалась закрытой. И мох на ней нетронут, и земля, вроде, как и была. Задвинулась сама по себе, загородила вход. Теперь у нас все тихо. Может, оно и к лучшему. Но тогда я здорово разбогател. Здорово… А что это за курган я не знаю. Вы-то не к нему идете? А то я и показать могу…
— Нет. По могилам мы не шарим, — ответил Глеб.
— Ну и ладно. Вход все равно закрыт, а чтобы плиту сдвинуть, надо сотню человек, а может и еще больше.
Старик ушел. Епископ проводил его взглядом и сказал, обращаясь к Глебу:
— Давай туда сходим.
— На курган? Зачем?
— Хочу на письмена взглянуть.
— Ну, разве только взглянуть.
— Конечно. Плиту-то сдвинуть мы все равно не сможем.
— Надеюсь, ты не прямо сейчас собрался?
— Нет, конечно. Утром, когда пойдем дальше, сделаем небольшой крюк.