"Фантастика 2023-147. Книги 1-28
Шрифт:
– Не понимаю.
– На железнодорожном переезде южнее города Дзиси мы обнаружили грузовики. В них лежали и сидели женщины и дети в белых ритуальных повязках, застреленные или зарезанные. Четыреста человек или больше.
Симидзу пожевал губами и сказал:
– Каждый народ живет и умирает по своим законам. Вы – по вашим. Мы, японцы, – по нашим.
– Те, кто причинял смерть женщинам, боялись не вас, не русских, – пояснил начштаба Кавагоэ. – Они боялись, что их женщины и дети попадут в руки китайцев. Китайцы обозлены,
– Понятно, – усмехнулся Жилин. – Непонятно только, почему закон сэппуку исполняют женщины и дети, а генералы уклоняются от него. Переведите точно, – обратился он к переводчику и покинул комнату для допросов.
Сопротивление врага было сломлено так быстро, что Иван ощущал некую странность в происходящем, искусственность. Словно и не война шла, а детская игра в «войнушку».
Из Линькоу Жилин со всем штабом вылетел на «Ту-12». Рейс вышел совсем недолгим – показался Харбин.
Это был большой город, к нему, петляя среди зеленых полей и островков леса, тянулись десятки грунтовых и несколько железных дорог. Паровозы, похожие сверху на модельки, тянули за собой составы – на платформах стояли «ИС-3» и «Т-54».
Промелькнула товарная станция с путаницей рельсовых путей и ветками, отходившими к большим огороженным дворам, где теснились длинные строения под железными крышами – арсенал и склады Квантунской армии.
Пройдя над пустым ипподромом, самолет сделал круг и сел на травянистом поле аэродрома Мадзягоу.
Жилина встречали офицеры-десантники. Здесь был порядок.
Японские истребители и бомбардировщики стояли в ряд с зачехленными моторами, около них – охрана.
Погрузившись в трофейные машины, маршал со всею своей «свитой» отправился в Харбин.
Это был русский город, выстроенный для русских. Само название его носило славянский призвук – по-маньчжурски «харба» – брод, а окончание приклеилось от «великого и могучего».
И выглядел Харбин на волжский манер – на простор желтой, величавой Сунгари выходили купальни и рубленые баньки.
А повыше да подальше крепко сидели дома, украшенные голубыми ставенками да белыми наличниками. Кирпичные трубы увенчаны вырезанными из жести навершиями, затейливыми и узорными – чисто императорские короны.
Этот район у реки назывался Пристанью, тут хозяйствовали купечество да путейцы – склады, амбары, лабазы и лавки перемежались мастерскими и депо. Отсюда начиналась главная торговая артерия Харбина – улица Пекарная, протягиваясь в пределы Нового города, чисто российского облику, пересеченного, однако, Китайской улицей – то был своего рода Невский проспект столицы КВЖД.
Харбин хранил в себе облик русского губернского города: двух-трехэтажные особняки с лепниной, высокие серые, с зеркальным парадным входом и широкими окнами здания для богатых съемщиков, замызганные деревянные и кирпичные доходные дома для бедноты, где во дворах-колодцах, среди сохнувшего белья и помойных ящиков играли в «крестики-нолики» худые, бледные ребятишки.
По улицам катили пролетки с извозчиками в поддевках и высоких цилиндрах, пробегали стайки девочек-гимназисток, степенно шагали бородатые студенты в мундирах и фуражках со значками политехнического института.
А Старый город, застроенный бедными фанзами, превратился в дальнюю окраину, плавно переходившую в поля гаоляна.
На Китайской было много электрического света, улица заполнена людьми, повсюду красные флаги, с тротуаров вслед солдатам и офицерам РККА неслось дружное русское «ура» и китайское «шанго».
На перекрестке с Пекарной Жилин заметил группу молодых людей с красными повязками во главе со старым знакомцем, ротмистром Мустафиным.
– Это все белоэмигранты организовали, товарищ маршал, – охотливо объяснил шофер. – Штаб охраны Харбина! Бандитов ловят, мародеров, хунхузов, японцев – не все же сдались. Хорошо еще, наши танкисты и моряки подошли – навели шороху! Местная шпана теперь прячется…
Остановились в отеле «Ямато».
Иван порой улыбался, откровенно радуясь – «пятидневная война» прошла еще стремительней, чем в былое время. Меньше народу побили, больше спасли.
Показался генерал Белобородов, назначенный военным комендантом Харбина. Он сменил вороватого мэра Чжана Тинго, нажившего миллионы под японцами.
– Поздравляю, Афанасий Павлантьевич, – улыбнулся Жилин.
– Поздравили коня с весенней пахотой! – рассмеялся Белобородов. – Мэра мы прижали в одном из пяти его особняков – попутал Чжан свои амбары с японскими складами.
– Вор должен сидеть в тюрьме.
– Посадим. Меня другое беспокоит – хунхузы больно уж оживились, а у них шайки таки-ие… до тыщи человек доходят. Грабежи, налеты, убийства волной пошли. Вон, в пригородах харбинских, особенно в Фуцзядяне, Нахаловке, в Питомнике, уже на солдат нападают!
– Хотите совет? – серьезно сказал Жилин. – Обходитесь без задержаний, поступайте с бандитами по закону военного времени – расстреливайте на месте. Это враги почище японцев или фашистов, потому как нападают не открыто, а гадят исподтишка. Показать вам одну листовочку? Мы-то мимо проходим, для нас китайская грамота нечитаема, а вот полюбопытствуйте, что за перевод.
Белобородов перевернул листовку и прочитал:
– «Красная Армия пришла в Маньчжурию по приказу нашего главы правительства Чан Кайши, японская армия не воевала и сама сгинула…» Мило! «Почему безоговорочно капитулировал японский империализм? Думаем, всем понятно. Это результат борьбы великого полководца генералиссимуса Чан Кайши, Америки и Англии. Да здравствует Чан Кайши! В союзе Китая с Америкой, Англией пойдем на Москву! И в Москве выпьем чару вина! Выступайте против большевиков!» Ну, ничего себе! Это уже не бандитизм, это похуже.