"Фантастика 2023-176". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Примерно так размышлял Белаван де Фей, медленно и сосредоточенно сметая мусор с платформы. Метла в его руках была чахлая, с кривым неудобным черенком, но зато платформа – совсем узкая и короткая. Да и мусора за прошедший день накопилось всего ничего. Неоткуда было взяться мусору на железнодорожном полустанке в двух десятках миль от ближайшего города.
Поезда здесь не останавливались никогда, и лишь раз в месяц со скорого почтового сбрасывали пакет с письмами, каталогами семян и рекламными буклетами новейших сельскохозяйственных приспособлений. Посылки предназначались для окрестных фермеров. Белаван садился на видавший виды велосипед и развозил их адресатам.
В том же пакете, в скрепленном большой сургучной печатью железнодорожного департамента конверте, находились и мятые купюры. Не очень, в общем, крупная сумма – ставка смотрителя станции четвертой, последней категории и не могла быть высокой. Впрочем, то немногое, что Бел покупал у фермеров, они отдавали задешево, все-таки он не заставлял их каждый месяц переться на станцию, как предыдущий смотритель.
Закончив с мусором, он прислонил метлу к стене сторожки, поправил очки и выпрямился, уперев руки в бока. Нельзя сказать, что Белаван де Фей был слишком некрасив. Хотя роста он и высокого, но, увы, и плечи его не отличались шириной, и конечности пусть совсем чуть-чуть, но все же длиннее положенного. Да и мышцы не впечатляли.
Лицо вовсе не казалось отталкивающим, но вместе с очками производило едва уловимое впечатление нескладности. Нос курносый, а подбородок такой, что на ум лишь в последнюю очередь приходили эпитеты вроде «волевой» или «решительный». В общем, он был молодым человеком из тех, про которых почему-то говорят, что они длинные, а не высокие, тощие, а не худые. Взгляды молодых особей противоположного пола на таких, как правило, не задерживаются.
Никогда не знавший своих родителей, Бел де Фей не ведал также и своего возраста. Имя – по статистике, самое распространенное на континенте – ему дали в интернате, а откуда взялось «де Фей» теперь уже вообще никто не помнил. Пока он рос, в интернате четырежды сменилось регулярно проворовывающееся руководство. Обычно это предварялось пожарами, более всего, как водится, затрагивающими бухгалтерию и архивы.
Документов не сохранилось, и о возрасте оставалось лишь гадать. Время подростковых гормональных всплесков и будоражащих снов для Бела уже миновало, но и охлаждения организма пока еще не наблюдалось. Так что Белаван знал, что ему где-то между двадцатью четырьмя и тридцатью… Хотя это один из тех вопросов, в котором все же хочется быть более уверенным.
Свое лицо он считал больным местом… В переносном, конечно, смысле. Кожа была чувствительной, как у ребенка или городской барышни, и склонна покрываться розовыми пятнами после бритья; волосы на лице росли не то чтобы нерегулярно, но как-то вяло, без энтузиазма… В общем, дочери окрестных фермеров, все как на подбор крепкие, кровь с молоком девицы, видевшие Белавана во время его ежемесячных велосипедных круизов, быстро потеряли к нему интерес.
Стоя на краю платформы, он посмотрел налево, потом – направо. Слева рельсы изгибались и исчезали за грядой пологих холмов, справа тянулись прямо, рассекая луга надвое и теряясь из виду в густых травах.
Низкое небо казалось выцветшим, словно почти беспрерывно дувший в этих краях суховей начисто смел все живые оттенки, счистил киноварь, индиго и охру, осушил эфирную глубину, оставив для обозрения лишь тусклое бледно-желтое пространство.
Уже полгода Белаван де Фей занимал должность смотрителя в этой точке Вселенной, и с каждым днем Вселенная все плотнее сжималась вокруг Бела. Теперь ему иногда начинало казаться, что весь чудесный огромный мир превратился в накрытый выцветшим куполом полустанок с тянувшимися в две стороны обрубками рельс, по которым из небытия в небытие прокатывались поезда. Полустанок-черная дыра, полустанок в безвременье, который лишь периодически, раз в месяц, выплескивал протуберанцы полей и ферм, а затем после велообъезда втягивал их обратно.
Впрочем, о существовании других обитаемых мест свидетельствовала еще радиосвязь. Как раз сейчас тонкий писк сигнализатора доносился из приоткрытого окна. Белаван аккуратно вытер подошвы стоптанных туфель о тряпку и, ссутулясь, вошел в дом. Радио – железный куб, стоящий на столе, – продолжало пищать. Белаван взгромоздился на стул, щелкнул переключателем, взял микрофон и произнес:
– Смотритель ост-полувест слушает.
Из динамика доносились треск, шипение и приглушенный голос:
– Ршш… Ну вот, а она мне говорит – за пять… трс-с-с-с… а если не согласен… тр-рш… иди в… пансион и… ж-ж-ж… никаких тебе скидок.
– Смотритель слушает! – повторил де Фей.
– Да что ж такое… тр-рш… Длинный, где ты там? – Голос стал громче.
– Я не длинный. Я долговязый.
– А! Привет, Бел! Как дела?
– Какие наши дела? – Он подкрутил настройку, и треск помех стал тише.
– Копаешься в своем навозе?
Бел посмотрел в окно на засаженные чахлыми кустиками грядки и вздохнул:
– Зачем вызывал-то?
– Не приглядел еще себе какую-нибудь пышку-селянку?
– Приглядел, – буркнул де Фей. – Чего тебе?
– Слышь, ты там ведь по третьему разряду получаешь?
– По четвертому.
– Ну! В твои-то годы? Да, а сколько тебе? Ну, не важно… Мы тут с мужиками скидываемся, чтоб в королевском заезде поставить. Мне одна букмекерша шепнула, на кого… Верняк, по десять… то есть по семь монет с каждой вложенной. У тебя ж свободные должны быть. Предлагаю в долю войти.
– Как? – уточнил Бел. – Вы – там, а я – здесь. У меня даже поезда не останавливаются, как я деньги вам передам?
– Приезжай в город на денек. Ты в своем захолустье скоро совсем зачерствеешь.
Бел подумал и сказал:
– Нет, не хочу приезжать. И скачки – это не по мне. Ты из-за этого меня вызывал?
– Из-за этого?.. Нет… а! Там сегодня через тебя состав пройдет.
– Какой состав? – удивился Бел. – Сегодня ж не…
– Знаю, что не… Но этот вне расписания. Маленький, пять вагонов всего.
– Да откуда ж он взялся?
– Откуда, откуда… Пустили с полуостовской ветки через нас. Цирковой поезд, слыхал о таких?
– Ну, слыхал…
– Это цирк Антона Левенгука. Он появился года полтора назад, еще шум был, помнишь, когда у него из труппы несколько человек исчезли? Нет, ничего ты, наверное, не помнишь… В программе: блохи-гладиаторы, девочка-вундеркинд, женщина, распиливающая сама себя ножовкой… – динамик донес радостное хихиканье человека, до глубины души восхищенного собственным остроумием, – и огромные кролики, которых достает из шляпы фокусник, он же владелец и антрепренер А. Левенгук. Впрочем, тебе это все ни к чему. Ты, главное, проверь, чтоб на путях ничего не было. И чтоб он там какую-нибудь живность не подавил. Ты там уже хозяйством обзавелся, Длинный?
– Я – долговязый! – рявкнул Бел. – Все у тебя?
– Все, все…
– Я тогда отключаюсь…
– Ну, бывай.
Белаван отложил микрофон и щелкнул выключателем.
– Длинный! – повторил он вслух, впрочем, без особого возмущения. Во-первых, он действительно был длинным, не высоким, а именно длинным, во-вторых, по природе своей Бел просто не способен был на кого-нибудь долго сердиться.
Поезд ехал не слишком быстро. На передке под извергающей клубы дыма трубой висел плакат с надписью: ЦИРК А. ЛЕВЕНГУКА, – а под надписью располагалось высокохудожественное изображение мужчины, с вытянутым сосредоточенно-таинственным лицом, облаченного в черный фрачный костюм и черный высокий цилиндр. Сам А. Левенгук – его лицо действительно было скорбным и вытянутым, как морда старой голодной лошади, – сидел возле окна в личном купе четвертого вагона, одетый, правда, не во фрак, а в длинный цветастый халат. Фрак висел на специальных плечиках под потолком, а цилиндр стоял на полке-столике у окна. Это окно Левенгук только что приоткрыл, но задувавший в душное купе суховей облегчения не принес.