"Фантастика 2023-179". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
В продолговатых, широко распахнутых глазах Кларисс жила та самая грусть, от которой никуда не уйти, единожды ступив на темную дорогу. Паутинки морщин в уголках рта дрожали, казалось, ночница вот-вот расплачется.
– Зачем ты говоришь это мне, любовь моя? – шепот Кларисс напоминал шуршание мертвых листьев на ветру.
– Ты могла меня отпустить, но не сделала этого, – упрямо сказала Миральда, – ты предпочла забрать меня с собой.
– Но разве ты не звала меня? Разве не просила?..
– Я никогда бы не попросила тебя ни о чем подобном. Ты просто истолковала мои слова так, как хотелось тебе.
Воцарилось
– Мне казалось, так будет лучше для всех, – глухо пробормотала ночница, – кто бы тогда позаботился о твоем сыне?
– О нем позаботились бы те добрые люди, – парировала Миральда, – и тебе это прекрасно известно.
– Зато ты видела, как он растет. Или ты думаешь, что, сидя в небесных садах, ты бы смогла наблюдать за тем, как твое дитя сделает первый шаг, как начнет ходить все увереннее? Все это сказки, Миральда. Те, кто ушел единожды, уже никогда не будут принадлежать этому миру…
Миральда только прикусила губу: Кларисс была права. Впрочем, как всегда.
… Роды начались до срока, и застали ведьму на окраине вечернего Алларена. Она стучалась в низкие, потрескавшиеся двери бедняцких лачуг, умоляла, плакала… Вся магия мира оказалась бессильна против боли, от которой мутилось сознание. В конце концов ее пустили в крошечный домик, и даже помогли; но что-то пошло не так, и когда раздался писк новорожденного, Миральда поняла, что дело плохо.
Она лежала, прижимая к себе трепещущий комочек, коему было предсказано стать великим воином и возродить Дэйлорон, и плакала. А молодые муж и жена, приютившее ведьму, со страхом глядели, как по тюфяку, на котором она лежала, расползается жуткое темное пятно. Потом у нее начался жар, и бред; Миральда уже знала, что ничем не сможет себе помочь… Ее сестры, Глорис и Эсвендил, стояли в изголовье постели, и Глорис нежно гладила ее по волосам невесомой ладошкой.
– Я иду к вам, – прошептала тогда Миральда, – вы же меня ждали?
Эсвендил качнула головой.
– Мы ждали тебя, дорогая. Но на кого ты оставишь ребенка? Должен быть кто-то, кому ты могла бы доверить его жизнь. Тот, кто не предаст, кто будет достаточно могущественным, чтобы заботиться о крошке. Ты ведь не хочешь, чтобы последнее пророчество Шениора кануло в ничто?
Миральда задумалась ненадолго. И – позвала Кларисс.
Часы тянулись нестерпимо медленно, и ведьма уже начала бояться, что ночница не услышала ее слабый зов. Над ней хлопотала заплаканная молодка, все еще пытаясь что-то сделать. Как ей можно было объяснить, что порой за дар магии приходится платить слишком большую цену?..
Во время тягостного ожидания она думала и о Геллере, отце ее мальчика и командоре императорской армии. И было жаль до слез этого человека, осмелившегося связать свою судьбу с судьбой ведьмы – ибо недолгие годы ожидают того, кто хотя бы малую часть жизни прошагал рука об руку с владеющим Силой, и не зря так одиноки маги Закрытого города. Но, не смотря на это, Миральда сокрушалась только об одном – что не в ее силах будет защитить Геллера от грядущих нападок Судьбы.
А потом… кто-то постучался в дверь. Хозяин пошел открывать, и Миральда краем глаза видела, как он попятился прочь от гостя. Хозяйка тоненько взвизгнула, вцепилась в его рукав.
– Все – вон, – устало сказала Кларисс, – не смейте входить. И упаси вас Хаттар звать на помощь.
Потом она склонилась над Миральдой, окутанная легкой вуалью запаха болот.
– Ну, и что мне с тобой делать?
Глорис нахмурилась и отвернулась. Эсвендил быстро наклонилась и поцеловала Миральду в лоб.
– Прощай, сестренка.
– Стойте… куда вы? Но я…
– Ты больше их не увидишь, – прошептала Кларисс, – но увидишь, как будет расти твое дитя. Кстати, как ты его назвала?
– Гиллард, – выдавила Миральда, – Гиллард Накори…
– Ты оставишь ему медальон и перстень Шениора.
– Да, да…
Кларисс взяла ее бледное, исхудавшее запястье в свои тонкие пальцы.
– Мудрость болот, прими новую сестру.
И – резкая боль.
– Кларисс… Зачем?!!
– Я не хочу тебя потерять, дорогая.
– Что ты хочешь найти в Дэйлороне?
– Хочу убедиться, что чаша Отражений на самом деле полна до краев. Разве ты сама не чувствуешь? Мы подошли к последней черте, и бессильны шагнуть назад. Скоро все изменится, этот мир изменится… Уж не знаю, как там дэйлор будут просыпаться, но Силы стало слишком много. Особенно поле гибели Дэйлорона. Она прибывает и прибывает, растет, как на дрожжах. Да ты и сама должна чувствовать…
Миральда кивнула. Став темной нелюдью, она особенно ясно ощущала приливы Отражений, порой даже видела их – черные липкие нити, свободно плавающие под облаками. После того, как земля дэйлор была отравлена, что-то изменилось в поднебесье, и если раньше черная сила уходила в темную нелюдь, то теперь она плескалась повсюду. Хочешь – бери, множь свое могущество, дразни свою жажду, желание убивать… Миральда только прикусила губу. Убивать… Слишком сладкое для болотной ночницы слово. И слишком тяжело запереть в себе сущность чудовища, отчаянно цепляясь за человеческую память.
– Что-то поломалось, – задумчиво пробормотала она, – людям придется несладко, да?
Кларисс молча кивнула. И, с присущей язвительностью, добавила:
– Сперва – людям. Потом – всему народу Зла. Что мы без них?
– Ну, ладно. А что ты ищешь в Дэйлороне?
– Новых n’tahe.
Они вышли из леса; впереди простерлась болотистая низина, по кромке которой желтела дорога. И дальше, там, где начинался ельник, за полуразвалившимся частоколом чернели убогие избы.
У темной нелюди тоже есть сердце, и оно, словно напоминая о своем существовании, тревожно заныло в груди. Кларисс только бровью повела; молча шагала по заброшенному полю, никуда не сворачивая. Прямиком к человеческому жилью.
Миральда помедлила, принюхиваясь, но быстро сообразила, отчего Кларисс, не таясь, шла к деревне. Ибо запах людской давно выветрился из этого места; пахло чем-то другим, непонятным, будоражащим, и ночница вдруг поймала себя на том, что рычит.
– Пойдем, пойдем, – буркнула Кларисс, – думаю, тем уже никого нет. Ни людей, ни тех, кто родился в отравленном Дэйлороне.
Солнце розовым яблоком висело у горизонта, собираясь нырнуть на покой, завернуться в одеяло из ночи и густых облаков. Со стороны болота уже тянулись к заброшенному жилью клочья тумана, похожие на расплывшиеся в воде хлопья прокисшего молока; веяло сыростью.