"Фантастика 2023-183". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Не знаю, чего я боялся больше: ожившей памяти, жгучей, как кислота, – это было, но этого больше не будет… никак… никогда! никогда!! – или чужих следов, окурков, испоганивших ее.
В гостиной ничего не изменилось. В кухне тоже. А вот кабинет…
Здесь было почти как прежде. Ни чужих следов, ни беспорядка – только пусто. Огромный стол Старика был непривычно, нестерпимо пуст. И книжный стеллаж. Две полки зияли пустотой, как выбитые зубы. Те, где стояли книги чертовых сук. И подлинный «Malleus Maleficarum», маленький, в немом переплете из грубой кожи с железными набивками на углах…
Впрочем,
Я постоял, поводя пальцами по краешку полки. Все еще оттягивая. Но что толку? Что толку…
Я повернулся и зашагал по длинному коридору назад. Перед дверью в другую половину дома постоял, собираясь с духом. Толкнул и решительно вошел.
Темно, в нос ударил тяжелый запах. Я шаркнул рукой по стене, нащупывая выключатель. Вспыхнул яркий свет, я поморгал, привыкая.
Не знаю, чего было больше: облегчения или разочарования. Стол, на котором лежала ручная дьяволица во время тренировок, также стоял в центре комнаты. Пустые клетки для крыс… Тел не было. Ни Старика, ни ее. Была капельница, оторванная от изголовья стола, какие-то шланги, испачканные в зеленой мути и засохшей крови… Кровь, засохшие черные пятна – их здесь было столько, словно человека выжали досуха. Черные-черные. Куда темнее, чем обычные пятна крови. Это была кровь, полная той зеленой дряни.
Я заглянул за стол, но там было только кресло Старика, растерзанное, будто…
Потом! Потом!
Я не мог это все осматривать – не сейчас! Не сейчас! Старик…
Обойдя стол, я толкнул дверь дальше.
Здесь я никогда не был. Коридор убегал вперед, к наполовину зашторенному окну, тускло освещавшему коридор. Длинный, сквозной, как и в той половине дома, только двери по бокам шли наоборот. Те, что были справа, стали слева. Как отраженные в зеркале.
И запах. Ужасный, тяжелый запах гниющих тел… Зажав нос рукой, я быстро пошел по коридору, пиная двери.
Копия гостиной, только совершенно пустая, и на стенах не привычные зеленоватые обои, а вспузырившиеся розочки, местами ободранные, из-под них желтели древние газеты.
Я пнул следующую дверь. Копия столовой, но тоже совершенно пустая.
Дальше, дальше, дальше…
Всюду было пусто, пока я не добрался до последней двери, у самого торцевого окна. Я пнул – здесь было темно, окна зашторены. Но я чувствовал ногами, что здесь не голый, старый линолеум, а что-то мягкое, ковер с высоким, густым ворсом. И свет, сочившийся в приоткрытую дверь, подтверждал, что комната жилая.
Наконец я нащупал выключатель, мягкий красноватый свет залил комнату.
Сколько я там стоял, замерев на пороге? Даже про запах, кажется, забыл – так неожиданно это было. Так непохоже на комнаты в той части дома, где я привык бывать…
Это был кусок другого дома. Роскошного и – чужого. Чужого…
Я стоял на пороге как вор, забравшийся в чужой дом, в чужую память, в чужую жизнь, которой не должен был видеть, знать, догадываться…
Я шел по коридору обратно, снова наваливался тяжелый запах, и я закрывал нос ладонью, и все равно меня мутило. И был стыд, словно я сделал что-то подлое, и как камни бултыхалась в голове мысль: тела, где же тела?..
Я сообразил, что одну дверь, в самом начале, пропустил. Забыл, что она должна быть здесь. В ее копию в жилой половине дома я заходил редко – там у Старика была кладовка. В нашей половине дома.
А здесь…
Запах за дверью был чудовищный, я совсем перестал дышать, но вонь все равно заползала в ноздри, в плотно сжатые губы, я почти чувствовал ее на языке… Я шлепал по стене, но никак не мог найти выключатель, а вонь сочилась в меня, выкручивая наизнанку…
Наконец что-то щелкнуло, тренькнули люминесцентные лампы на потолке, стало светло.
На самодельных стеллажах вдоль стен стояли клетки. Крысы…
Все-таки меня вывернуло.
Не помню, как я вылетел из комнаты, как выбрался из коридора.
Захлопнув дверь, я стоял снова в комнате для тренировок, зажимая рукавом плаща нос, и желчь обжигала горло, а перед глазами прыгало, будто я все еще был там, под неживым светом люминесцентных ламп…
Прутья клеток, слишком частые, чтобы крысы могли пролезть, но они все-таки пролезли. Чудовищная сила заставила их протискивать головы сквозь прутья – ломая кости крошечных голов, сдирая шкуру с морд, выдавливая глаза…
Оскаленные, изломанные морды, с которых сорвало шкуру, торчащие сквозь прутья и безвольные тельца по ту сторону клеток…
Сука. Чертова сука. Зачем ты убила этих маленьких тварей – так? Для кого ты это оставила? Для меня?.. Что, так же как заставила их забиваться в прутья решеток, заставишь и меня сунуть ствол в рот и спустить курок? Я тебя достану, дрянь. Достану.
Зажимая рукавом нос, я выпрямился. Обошел стол с другой стороны. К перевернутому креслу Старика.
Один подлокотник оторван. Ось погнута, и оба колеса растопырились будто, перед тем как кресло перевернулось, на него обрушили чудовищный удар… Вся перепачканная в крови. Коричнево-ржавые пятна на ярко-голубой ткани. Господи, сколько же из него крови вытекло…
И с той стороны стола, и здесь…
Или там – это из его девочки? А здесь его самого…
И здесь тоже валялись какие-то прозрачные шланги от капельницы. Только куда короче. Темные внутри от засохшей крови, но не такие черные, как та кровь. Эта, внутри шлангов, словно и без дряни была – обычная засохшая кровь…
Я пошевелил носком ботинка змейки шлангов. На них тоже были насажены иглы, как и на том обрывке от капельницы. Но зачем-то с обоих концов. И где они были в капельнице, эти короткие шланги? Мне казалось, там всего-то один и был – от капельницы к руке, и довольно длинный…
К черту! Какая теперь разница? Какая теперь, к дьяволу, разница?!
Я развернулся и пошел вон.
Рука заболела, едва я выехал из Смоленска.
У ближайшей стоянки остановился, заглянул в забегаловку и купил пару упаковок аспирина. Швырнул в стакан пару таблеток. Кусая от боли губы, едва дождался, пока таблетки растворятся, и залпом выпил…
В машину я залез, но не трогался.
Подействует? Или лучше сразу чего-то посильнее?
Но мне нужна чистая голова. Мне нужна чистая голова, будь оно все проклято. И значит, она должна быть чистой. И если не подействует – что ж, значит, не подействует…