"Фантастика 2023-198". Компиляция. Книги 1-21

Смородинский Георгий Георгиевич

– Чтобы не стеснялись, – комментирует Сашка. – Это у них будет общая территория. А то чужак на территории владельца скованно себя чувствует, может просадить бой из чистой нерешительности.

– Наверняка местные владельцы тотализатора умело этим пользуются, – замечаю я.

Я жду, что звери сцепятся сразу, но они принимают друг против друга угрожающие и живописные позы, демонстрируя собственную боевую подготовку – и осторожно, чуть касаясь, обнюхиваются, начав с носов и закончив анальной зоной, совсем как земные собаки. Они двигаются очень медленно, не сводя друг с друга глаз – и вдруг с визгом кидаются в драку, сцепившись в вопящий клубок.

Клубок

то распадается, то сцепляется снова. Мой хватает Сашкиного за ухо, Сашкин пронзительно верещит и вцепляется моему в губу. Мой отдирает противника от себя обеими передними лапами, напрыгивает сверху, треплет за холку… Пышная чёрно-бело-серая шерсть – в крови…

И тут Сашкин заваливается на спину, всем видом умоляя: «Не бей меня», – подставляя горло под укус, отдается на милость победителя. Остановка агрессии позой покорности – так делают млекопитающие и на Земле, а вот дальнейшие действия победившего – это уже местная экзотика.

– Тьфу ты, пропасть, – усмехается Сашка. – Мой продул, бестолочь! Тоже – сс-слабак…

– Кофейку мне принеси, если проиграл, – торжественно и барственно говорю я. Крис смеётся.

Между тем, проигравший кричит, но не вырывается. Победитель тщательно вылизывает «новую самку»; он становится бережным и осторожным. Враг-самец превратился в объект заботы и любви.

Поучительная картина. В этом мире в принципе отсутствует разделение на два пола с рождения – но почти все животные Нги-Унг-Лян утверждают свой пол и мужское доминирование в бою.

И люди…

Я пью кофе и снова разглядываю себя в зеркало, стараясь смотреть глазами аборигенов. Хочется быть совершенно уверенным, что нигде не напортачено – но, вроде бы, всё в порядке. Я выгляжу, как простолюдин. Грубая скотина, высоченный и слишком широкий. Хамская морда с крупными чертами, тяжёлая челюсть, маленькие глазки… Волосы коротко, неровно острижены. Деревенщина или наемник. Или – и то, и другое. Урод, но с лица не воду пить. На мне длинная посконная рубаха, такая же длинная куртка из якобы дешевой недубленой кожи, широкие штаны – мне не по чину подчёркивать гульфик, обойдусь и так – и тяжёлые сапоги, подкованные железками. У меня на бедре – тесак в ножнах. Эта штуковина напоминает мачете, местные мужики используют такие для рубки тростника, резки лоз – и брачных поединков. Мой тесак – копия местных, но из керамилона; теоретически может резать не только медные листы, но и железные лезвия. Меня год до позеленения обучали местным приемам боя, модифицированным земными инструкторами. В данный момент я весьма сносный фехтовальщик.

Я не люблю фехтования, я не маньячил холодным оружием, я собираюсь уклоняться от боя, как только смогу. Фехтование любят люди другого типа – им противопоказана работа на Нги-Унг-Лян. В начале исследований был момент, когда среди этнографов выбирали увлеченных бойцов – потом эту практику прекратили навсегда: у фехтовальщиков-землян не выдерживает психика, они превращаются в одержимых убийством. Аборигены это чувствуют – одного из наших д`артаньянов зарезали во сне, второго – пристрелили, третьего забрали домой, когда горожане начали от него с омерзением шарахаться.

Здесь не нужен вояка. В любом мире хватает и своих убийц. Здесь нужен человек, способный удержаться на той тонкой грани, на которой аборигены балансируют с младенчества – между любовью и смертью. И жестокие женственные лица здешних бойцов не должны бесить, не должны раздражать, не должны провоцировать. Они должны перестать быть тебе инопланетянами.

Вот тогда ты

соберешь годный материал.

* * *

Ра почувствовал, что становится взрослым, в день первого поединка Старшего Брата.

До этого жизнь казалась простой, понятной и светлой. Любые неприятности забывались быстро, так же быстро, как высыхают на листве дождевые капли – небесные слезы. Разбитое колено заживало. Зимняя лихорадка унималась. Страстные ссоры с товарищами по играм после драк сходили на нет. Мать и Отец не бывали недовольны подолгу. Мир устроен хорошо, и всё в нем занятно – примерно так выглядела философская база Ра в те времена.

Конечно, Ра знал, что небосвод Семьи Л-Та вовсе не безоблачен – но он сам не видел этих облаков в солнечном сиянии детства. Он, как любой из братьев, скорее, гордился, слыша в адрес Семьи Л-Та слова «опальный род» – надлежало насмешливо и надменно ответить: «Такая опала – это не пропасть, а вершина, потому что Государи всегда опасались моих предков!» Возможно, Семья Л-Та не располагала большим богатством, но Ра никогда не бывал по-настоящему и подолгу голодным – потому врезал бы любому, кто назвал бы его родичей бедными. Все остальные неприятности и хлопоты казались Ра непостижимыми, а потому несуществующими. Жизнь в его представлении была вечной, спокойной и огромной, как Лиловая гора – во всяком случае, до тех пор, пока не пришло Время Старшего Брата.

Ра обычно общался с Третьим братом – они были почти погодки. Старший Брат и Второй Брат, само собой, всегда существовали на другом этаже бытия, выше и дальше – почти в мире взрослых. Ра страшно радовался, когда удавалось провести в этом горнем пространстве хоть некоторое время. Там было невероятно интересно: бешеные необрезанные жеребцы, фыркающие и дико косящие кровавым глазом, лихие драки на палках, ужасные истории, рассказанные ночами, у костра, венки из цветов и ожерелья из красных ягод, шуточки, понятные ровно настолько, чтобы можно было посмеяться вместе со всеми… Юноши из свиты Старшего и Второго общались с Ра снисходительно-нежно, будто имели в виду старую пословицу: «Старший – благословение Небес, Младший – их улыбка». И казалось, всё так и пойдет. Всегда.

Пока Ра не оказался в крайне неловком положении, случайно подслушав чужой разговор – взрослый разговор, совершенно не предназначавшийся для его ушей.

Ра сидел на полу в комнате Матери и чинил клеточку для сверчков. У него на коленях лежал пучок гибких сухих травинок, которыми нужно было связать тоненькие реечки – сложное и требующее внимания дело. Ра увлекся так, что почти не замечал ничего кругом. Как всегда в летнюю жару, рамы выставили – и солнечный воздух, пахнущий садом, заполнял комнату. В снопах солнечного света медленно плавали пылинки. Ра хотелось прохлады, и он спрятался от горячих лучей за расписной ширмой, на которой в голубых тростниках сражались дикие коты.

Шаги и голоса словно разбудили его. Ра услышал шелест шёлковой накидки Матери и сильный влажный запах лилий. Мать сопровождал Старший Брат; судя по шуму, который он произвел, распахивая дверь и задев что-то ножнами меча, Старший нервничал или злился.

«Вообще-то, похоже на него, – подумал Ра, – но не в обществе же Матушки!»

Он поборол мгновенный порыв выбежать к Матери навстречу, чтобы обнять её; говорились такие странные слова, что Ра просто должен был дослушать всё до конца. Ведь если его заметят – отошлют, сказав: «Тебе ещё рано думать о многих вещах». Это несправедливо.