"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Скромно и достойно воина! — сказал Император. — Вот тебе в награду… — он вспомнил условия игры и осёкся, — Собрат, предлагаю выпить с нами по большой чаше вина за твои подвиги, которых, я думаю, будет ещё много!
Кто-то из королей промолвил: "Действительно, достойный Имперский Рыцарь будет!"
Император строго сказал: "Короли, вы что, забыли? В присутствии гетер государственные дела не обсуждаются!" И больше ни слова про политику на этом приёме сказано не было.
В старкском мире запрет на обсуждение государственных дел в присутствии гетер, актёров и деятелей искусства был строжайшим. Считалось, что гетера способна временно заставить любого мужчину (и даже многих мужчин разом) потерять рассудок и принять самое безумное решение. Актёр способен увлечь их чужой идеей, повторённой в своей игре. Ведь своих мыслей и чувств у него нет: он лишь выражает созданное другими. А художник может увлечь государственных мужей в область химер.
На некоторое время этот узкий круг властителей и "властителей чувств" разбился на несколько локальных разговоров. Король Валлины, стройный и сильный (но не по сравнению с Тором!) мужчина лет пятидесяти, стал обсуждать с Мастером подробности битвы при Карлиноре. Чувствовалось, что при этом он оценивал боевые и полководческие способности собеседника и остался доволен лишь первыми. Дальше оба обсуждали чисто мужскую тему: достоинства и недостатки разных видов оружия у разных Мастеров. Король Старквайи Красгор интересовался не столько оружием, сколько устройством дома, цеха, мастерской оружейника, выясняя, как ни странно для короля, какие доходы у среднего и у лучшего мастера, сколько обычно длится обучение подмастерья, каковы отношения хозяина мастерской с его людьми, все ли ингредиенты можно достать на месте или требуется некоторые привозить из других стран, насколько трудно их доставать и так далее…
Но вот вышли музыканты, и заиграли мелодию старого имперского марша в честь Императора. Все запели. После этого оркестр заиграл нежную и пронзительную мелодию, и вышедший на помост симпатичный молодой художник [2] запел:
Всё то, что было, не случайно, Всё жизнью, страстью рождено, На поле лжи созрело тайно Высокой истины зерно. Всё то, что было, безвозвратно, Следы смываются волной, Всё вновь прилично, аккуратно, И только в сердце новый слой. Всё то, что было, повторится, Но только, правда, не со мной. Мелькнуло счастье, как зарница, И снова туч тяжёлый строй. Всё то, что было, тайна наша, С вином любви заветный мех. Но не до дна испита чаша, И только это — смертный грех.2
В Империи члены многих цехов и другие люди, подпадавшие под льготы и ограничения "лиц свободных профессий", назывались единым словом: художники. В их число входили гильдии актёров, цеха и гильдии живописцев и музыкантов (порою отчаянно враждующие между собой), каллиграфов, танцовщиков, танцовщиц… В число художников мог попасть и дворянин, и мастер обычного цеха, и отпрыск знати, если основным занятием его признавалось художественное творчество. Художники были полностью устранены от общественной жизни, даже спрашивать их мнение и разговаривать с ними о политике и общественных делах, не касающихся прямо их цеха, было проступком, а для знати преступлением. Поэты, композиторы и писатели в свои цеха не объединялись, обычно они были членами какого-то художественного цеха. Этот поэт был Мастером цеха арфистов. Но зачастую поэты и писатели оставались в своём общественном слое, если они (как, например, в наших цивилизациях Грибоедов, Корнелий Тацит, сэр Рейли или У Чэн-энь) в первую очередь были специалистами, занимающимися реальными делами. В таких случаях работала формула: "увлечение деклассирует, если оно подменяет дело, и почётно, если оно помогает делу". Как в Японии: Тикамацу Модзаэмон перестал быть самураем, когда увлёкся театром.
— Эту песню Клин Эстайор, что сейчас поёт, сочинил в честь Толтиссы, — негромко пояснил король Красгор Тору. — Рассказывают, что поэт влюбился в неё, но после трёх ночей Толтисса отослала его и больше не подпускает к себе. А он всё пылает безнадёжной страстью и излил её в стихах и песнях.
— Значит, настоящая влюблённость, — сказал Тор. — Ведь он талантлив, красив, и, судя по всему, не порочен. Наверно, много женщин по нему сохнет.
— Это правда, — ответил король.
Затем исполнили песню Эстайора в честь Тора. Она оказалась вымученной и ходульной. Тор поднялся и прямо сказал:
— Поэт, песня недостойна тебя. Создавай такие же, как прошлая. А эта — творение не Великого Мастера, а пьяницы-подмастерья.
— Правильно, хоть и грубо! — сказал Император. Все сдержанно зааплодировали, непонятно, то ли поэту, то ли Тору.
— Поэт, не расстраивайся! — добавил Тор, увидев, что Эстайор повесил голову. — Песню о мужчине, наверно, не может написать мужчина. Её может создать лишь любящая его женщина.
— А содомит? — ехидно и тихо спросил король Красгор.
— Неизвестно, мужчина ли содомит, — так же тихо ответил Тор. Король Валлины, слышавший это, расхохотался и озвучил разговор.
— Тор, ты прелесть и ты — моя любовь! — вдруг поднялась Толтисса. — Я гетера, а не музыкантша и не поэтесса. Но я сложила песню о тебе. — И она взяла лютню.
Всё, что ты говорил, всё, что я говорила Каждый вздох, каждый взгляд в своё сердце вмести. Как оазис во льдах вдруг нам жизнь подарила Чтоб до полюса нам удалось добрести Там не ждёт нас ни сфинкс, ни гора Махамеру Ни обитель бессмертных, ни жилище людей. Начав жертву богам, потеряли мы меру, И теперь лишь одно: расплатись поскорей. И среди белой тьмы, в этой хладной пустыне Ярким солнцем пылает любовный экстаз. Растопив вечный лёд, осушает трясину. Ледниковый период завершился сейчас.На втором куплете мелодию подхватил оркестр, а затем песню повторил оркестр с хором, и музыканты стали её лихорадочно записывать. Император сказал:
— Да, сегодня же эту песню запоёт весь остров!
Песня намекает на один из самых страшных обетов веры. Сохранились предания, что обитель Победителей находится на высокой горе на Северном Полюсе, там, где год равен дню (эту гору мы назвали именем из нашего мира, из индийской мифологии: Махамеру). Паломники отправляются на Северный полюс через ледники Северного Материка. Ещё никто не вернулся из такого паломничества.
Эстайор вдруг бросился к Толтиссе, обхватил её колени и зарыдал:
— Любовь моя, я не ревную тебя к Мастеру! Он достоин тебя. Не то, что многие другие твои любовники! Но я ревную тебя к стихам и песням! Ты победила меня в последнем, где я был сильнее!
— Неправда, Клин! — ответила Толтисса, гладя его по голове. — У тебя столько прекрасных песен, а у меня лишь одна, которую я сочинила для своего возлюбленного. И ты найди себе достойную возлюбленную. Столько моих клиенток и учениц вздыхают о тебе! Ты — Великий Мастер своего дела, как признал и Мастер Тор. Поднимись и создавай достойное себя. Я отказывала и отказываю тебе в любви не потому, что презираю тебя. Я не могу дать тебе такой любви, которой ты достоин. А теперь я уже всем говорю, что моя любовь отдана другому.
Эстайор с бледным лицом вышел. А компания перешла вновь к светскому разговору, и к шутливому состязанию: стихи в честь Толтиссы. И Тор вынужден был тоже высказать своё неуклюжее стихотворение.
Страстью распят, от муки крича, я. Вот теперь бы сказать себе: "Врёшь" Но ведь на колу — не на мочале. Раз посажен — не упадёшь!Тор был немало удивлён, когда венок за лучшие стихи Толтисса поднесла ему со словами: "За искреннюю страсть". А затем выступили танцовщицы, и короли поднялись со своих мест. Приём был окончен. Но перед концом приёма Тор получил неприятный сюрприз. Король Красгор подошёл к гетере, поклонился ей и сказал:
— Несравненная Императрица красоты и любви, Толтисса! Жалкий королишко ничтожной Старквайи падает к твоим ногам, поскольку у него остался последний шанс. Скоро ты, о великая и прелестная, станешь женой и будешь нам всем недоступна. Пока не поздно, я прошу у тебя хотя бы единственной ночи. Я приготовил королевские подарки для тебя. Прошу тебя, не отказывай мне, от этого зависит судьба целого королевства! Ведь если монарх его умрёт от неразделённой страсти, то могут быть в нём великие потрясения.