"Фантастика 2023-99". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Хуже всего, что силы покидали меня. Во всех смыслах. Колени ходили ходуном, как у голодного диабетика, который увидел сладкий чай и бутерброд с колбасой. Перед глазами все плыло, то сливаясь в одно большое пятно, то вновь обретая резкость. Но хуже всего не это.
Заканчивались силы и у штабс-ротмистра. Я это понял, когда в Баррикаде появились разрывы. Наглая морда одного из Слепцов просунулась через защиту, хищно щелкая пастью. И сразу же получила сначала кочергой, постарался Илларион, а следом наспех собранным Кистенем, с мутной, плавающей в воздухе формой. Это подоспел один из наших жандармов.
Его револьвер, прикрепленный к кобуре красным шерстяным шнуром, болтался в ногах. Но по-настоящему я испугался, когда жандарм достал свою кавалерийскую шашку и приготовился показать искусство фехтования. Печально, что и говорить. Мне почему-то думалось, что Слепцы подобное не оценят.
Вскоре на мостовую рухнул штабс-ротмистр, похоронив и нашу защиту. И мы: я, один опустошенный жандарм с шашкой, его компаньон, явно творивший одно из последних заклинаний и храбрый мужик с кочергой остались наедине с пятью ранеными, но все еще намеревавшимися полакомиться человечиной Слепцами.
И тут все-таки кто-то там наверху подумал, что хватит с меня. Кьярд прежде сражавшийся пусть как и боевой, но все же конь, встал на дыбы и пахнул на обидчиков огнем. Я стоял в метрах в четырех от созданий Разлома, но почувствовал нестерпимый жар. И тогда твари с подпаленной мерзкой шкурой, бросились наутек.
— Бегите, Слепцы, — обессиленно сел я на мостовую, чувствуя себя как минимум Гендальфом.
Не было сил даже говорить. Я лишь пощупал пульс у штабс-ротмистра, спасибо урокам ОБЖ — живой. Уже хорошо. Итого, у нас из потерь — один испугавшийся жандарм. Зря, он, конечно. Выбрал самое неверное решение — поддаться панике. За что и поплатился.
А мои-то молодцы. Вот честно, не ожидал даже от них. Всю дорогу они изображали скучающих балбесов, но в нужный момент показали себя с лучшей стороны. И кьярд. Блин, крутой зараза.
Вспомнив о мистическом животном, я только сейчас поискал его глазами. И в груди защемило. Кьярд лежал на боку и смотрел на меня своими змеиным взглядом, в которых теплилась жизнь. И я понял, что он не хочет умирать.
Да, говорили, что после гибели хозяев животные становятся неуправляемыми. И лучше умерщвлять их следом. Но я почему-то не мог видеть, как это гордое и в чем-то красивое животное страдает. Да блин, он всех нас спас. Если я ничего не сделаю, то в жизни себе не прощу.
Я осторожно подошел к нему, положив руку на теплую шею. Кьярд вздрогнул, но даже головой не повел, продолжая лежать и тяжело дышать. Его раны кровоточили, самым большим оказался длинный порез сбоку, и стало очевидно — дело труба. Если что-то не предпринять…
И тогда я стал вить форму. По памяти, медленно вплетая один узор в другой. Заклинание называлось Затягивание ран. Лекари изучали его на пятом ранге. Изучали долго, кропотливо. Потому что структура казалась слишком сложной. Да таковой она и была.
Что и говорить, если даже штабс-ротмистр, использовавший Баррикаду, решил пренебречь подобным заклинанием. Заклинанием в бою невероятно полезным. А все потому, что если ошибешься — и вместо затягивания, раны как раз откроются.
Мне терять было нечего. Кьярд все равно умирал. Если все пройдет плохо — вряд за него кто спросит. Если нет — то может мне премию какую выпишут, а? Хотя, конечно, на самом деле мной сейчас руководила не корысть, а скорее жалость.
На создание заклинание ушло почти десять секунд. И то у меня не было ощущения, что я сделал все правильно. Извини, мой новый черногривый друг, если что не так. Я влил силу в форму и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Видимо, дар решил, что хватит с меня мучений и пора отключать этот мешок с костями.
Что интересно, очнулся я в собственной кровати. Помытый, одетый в какую-то дурацкую сорочку (Илларион!), с подоткнутым, как у маленьких мальчиков, одеялом. С уже знакомым ощущением «отстаньте все от меня и дайте помереть спокойно». И даже с часок лежал, не шевелясь и размышляя о смысле жизни.
То, что я думаю — это хорошо. Значит, живой. То, что при усилии поднять руку меня ломает, как не в себя — плохо. Выходит, я опять почти истощился. Интересно, заклинание получилось или нет? Так и не успел понять.
Спустя час ко мне вошел Илларион. Сначала всплеснул руками, а потом перекрестился. Что, так все плохо?
— Я уж думал все, отбегался, — тихо сказал слуга.
— Вот еще. Я же сегодня в лицей собирался, ребятам обещал — ответил я.
— Сегодня, как же. Третий день лежите, господин. Уж и лекарь от Их Высокопревосходительства приходил.
— Максутова, что ли?
— Его, его, — покивал Илларион, подходя. Он налил в стакан воды и стал бережно меня поить. — Сказал, что никаких видимых повреждений нет. Когда дар восстановится, тогда и вы, стало быть встанете. У Их Благородия не так все радужно.
— Что еще за Благородие? — оторвался от стакана я.
— Штабс-ротмистр. В госпиталь отправили, сказали, что ежели восстановится, то процесс будет долгим.
Последние слова Илларион произнес чужим голосом, видимо, подражая лекарю.
— А ведь, если бы не этот штабс-ротмистр, мы бы сейчас не разговаривали, — сказал я.
— Истинно так. Но на то у них и служба такая. Им за это деньги платят.
— Годовой оклад пять двести, — вспомнил я его слова.
— Ну хватит вам панихиду разводить, — отмахнулся слуга. — В себя пришли, значит, все хорошо будет. Нам с вами надо проблему одну серьезную решить. Вы, господин, встать-то сможете?
— Могу и сплясать. Но лучше не буду. Я Сегодня, как бы это сказать, не в потоке.
Я жестом остановил Иллариона, подорвавшегося помогать. А когда почти поднялся, замер сам, обнаружив на прикроватной тумбочке предмет, которого здесь быть не должно было. А именно — сульфар. Чуть поменьше того, который уже имелся у меня.
— Это что?
— Господа принесли, — ответил Илларион. — За убитую бестию, сказали. Ну, помните, господин, как вы ту тварь ловко размазали?
— Ах, за нее, — произнес я, но интересовало меня совершенно другое. — И во сколько оценили?