"Фантастика 2024-13". Компиляция. Книги 1-19

Всегда ненавидел Новолуния.

Время тьмы, страхов и слабости. Время, когда смерть спускается с ледяных гор, шляется по лесам и полям, заглядывает в окна и дышит в затылок. Время самых жарких молитв, великих жертв и тёмного колдовства.

Этой ночью я сам вызвался нести бдение в рощах. Я был единственным взрослым мужем на всём острове, а Новолуние и правда несло опасность, особенно для жриц.

Но в священных местах вроде нашего Свартстунна славления не должны прекращаться ни на мгновение. Поэтому я оберегал женщин и в одиночестве бродил по узким тропам рощ, читая воззвания к богам и кутаясь в подбитый мехом плащ.

Тьма была всюду. Я освещал путь факелом, но чем дальше уходил в леса, тем тревожнее становилось на душе. Это было далеко не первое Новолуние, когда мне приходилось нести стражу, но раньше все протекало куда спокойнее. Сегодня место, которое я считал своим домом, почему–то казалось мне чужим и враждебным.

— Вод Великий, отец богов и людей, услышь нашу… Ох, проклятье!

Большая тёмная птица, вроде бы ворон, сорвалась с ветки и бросилась прямо на меня. Я шарахнулся в сторону и от неожиданности уронил факел. Ворон едва не поцарапал меня, сбив с головы капюшон, и с карканьем взмыл в небо. Я быстро подхватил единственный источник света и инстинктивно потянулся к поясу. Из оружия у меня с собой был только ритуальный нож — в священных рощах мечи и топоры запрещены.

Истошно крича, ворон принялся кружить над лесом богини Хевн. Птицы носились над деревьями, орали и тревожно били крыльями. На них это было совсем непохоже: здесь пернатых не трогали. Наоборот, почитали и подкармливали, видя в них посланников богов. Что же тогда их напугало?

Я крепче перехватил факел, на всякий случай обнажил нож и пошёл на шум.

— Хевн–мстительница, услышь мои слова и прими почтение, — прошептал я, ступив на священную землю. Странности странностями, но про славления забывать нельзя.

Ели росли плотными рядами, широкие лапы нависали над тропой так, что мне приходилось пригибаться и следить, чтобы не опалить огнём деревья. Чем ближе я подбирался к алтарной поляне, тем громче становились птичьи крики. Вороны бешено носились над жертвенными камнями, деревьями и моей головой, разрезая ночную тишину громкими криками.

— Подкиииидыш! — Огромная птица рухнула на меня, выплюнув ругательство низким мужским голосом. И тут же снова взлетела к звёздам.

— Убийца! — Другой ворон пронёсся над моей макушкой, задев крылом. Я вскинул руку, чтобы отогнать его, но он приземлился на ветку ели и зашёлся заливистым женским смехом.

Ну и жуть. Умом–то я понимал, что вороны — пересмешники. Слышат слова и просто их повторяют. Но всё равно мне стало не по себе. Не ночь, а котёл дурных знаков. Неужели наши жрицы ничего не почувствовали?

— Невеждааа! — Донеслось откуда–то сверху. Обругать ворона я не мог — непочтительно. Поэтому просто поднял над головой факел и продолжил идти сквозь рощу, надеясь, что пламя отпугнёт особо наглых птиц.

Никогда на моей памяти они себя так не вели. Что же за ночь сегодня такая?

— Жерррртва! — кричали над алтарём. — Жерррртва! Жеррртва! Жеррртва!

Я отмахнулся от ещё одной птицы и ускорил шаг. Вороны теперь просто кружили надо мной, но не пытались нападать. Может поссорились из–за добычи — мы всегда оставляли жертвенное мясо на алтарных камнях. Или же исчезнувшая луна на них так повлияла. Я должен был проверить алтарь.

— Хинрик…

Я остановился. Звали меня, и этот голос не был вороньим. Мягкий, вкрадчивый женский — но незнакомый. И слышен был так отчётливо, словно шептали мне на ухо. Я обернулся — никого.

— Хинрик, иди сюда.

Я тряхнул головой. Бред какой–то. В роще не должно быть никого, кроме меня. Все жрицы наверняка уже спали. Жертвоприношения совершились на закате, здесь больше некому и незачем находиться. Кого же тогда могло принести в рощу Хевн?

Выйдя на поляну, я замер. Вороны продолжали носиться над кронами деревьев. Поднялся ветер с моря — такой сильный, что едва не сбил пламя факела. В центре вытоптанного круга у алтаря стояла женщина. Я никогда не видел её прежде — и это уже показалось странным. На Свартстунне чужих людей нет — это небольшой остров посреди моря, и здесь каждый человек наперечёт.

— Кто ты? — тихо спросил я.

Она не ответила. Женщина была хороша собой — красивое чуть суровое лицо, длинные косы трепетали на ветру, сияющие, словно звёзды, глаза. И всё же что–то в её облике меня отталкивало. Что–то неправильное, ненастоящее… Неживое. От облачённой в длинный плащ фигуры исходило слабое сияние.

— Хинрик, — позвала она. — Подойди ближе.

Я медлил. На всякий случай моргнул — наваждение никуда не делось. Женщина не улыбалась. Наоборот, при взгляде на меня по её лицу пробежала тень гнева. Только сейчас я заметил, что в руке незнакомки был длинный ритуальный нож, каким жрецы забивали жертв.

— Кто ты? — повторил я и опустил факел. Вороны прекратили орать.

— Время пришло, Хинрик, — мягко сказала странная гостья и подняла нож. — Пришло время для истины. Правда здесь, на острове.

Я непонимающе уставился на неё.

— О чём ты говоришь?

Незнакомка словно не слышала. Лишь сверлила меня странными блестящими глазами.

— Выполни долг! — крикнула она, и сотня воронов снова принялась с карканьем носиться над нами. — Уплати!

— Долг!

— Плата!

— Кррровь! — орали они.

— Что за долг? — громко спросил я, перекрикивая птиц и ветер.

И вновь женщина не ответила. Лишь печально улыбнулась. Отгоняя воронов, я шагнул к ней, но она вскинула руку в предупреждающем жесте. А в следующий миг пронзила себя ножом.

— Ох ты ж!

Я бросился к ней, но вороны обратились против меня. Кружили, клевали, били крыльями и царапали когтями, стремясь мне помешать.

— Пошли прочь!

Взревев, я выхватил нож и прокладывал себе путь, размахивая им во все стороны, словно и сам заразился их безумием.