"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— Почему вы не на занятиях, Илья Александрович? — сказал мне голос Анастасии в трубке.
— Я… Заболел?! —осторожно предположил я.
— Илья, я ваша распорядительница. Разумеется, я была бы в курсе вашей болезни. Вас нет на территории. Нет уже вторые сутки. Вы пропускаете учебный процесс. Это недопустимо! — не могу понять, она меня отчитывает или уговаривает? Интонация неуловимая.
— Настя, почему вы такая серьёзная? — поинтересовался я, шумно втянул в себя сок чебурека. Ох, остренький! М-м-м…
— Это моя работа, Илья Александрович. Работа, которая мне нужна и которая, как я думаю, очень важна. Вы слишком наплевательски относитесь к шансу, который вам выпал. Непозволительно наплевательски!
Хм. Если её переодеть в кожу, натянуть сапоги с длинными каблуками, дать в руку кнут, а на прелестную головку нахлобучить офицерскую фуражку — образ очень волнительный получится и для Настеньки прямо идеальный.
— Настя. Не волнуйтесь, я всё сдам. Академия же это про знания, а не про дисциплину?
— Если преподаватель решит вас завалить, то вы ничего не сдадите, — вздохнула Анастасия. — Да и дисциплина никому не мешала. Но довольно об этом. Где вы сейчас?
— Где-то на трассе, еду в сторону Академии. Не волнуйтесь, завтра же приступлю к занятиям!
— Завтра суббота, занятий нет.
— Здорово же! Тогда я не буду спешить, с вашего позволения! — не то, чтобы я устал от обучения, коим и не занимался, но в природе русского человека радоваться выходным.
— Илья. Я понимаю, что начало у вас получилось плохим. Понимаю, почему вы избегаете оставаться в Академии. После произошедшего в уборной, — она замялась. — Не знаю, как бы я поступила на вашем месте. Но вы, Илья, лично вы не должны сдаваться. Даже если они станут вам мстить. Понимаете, вот таких одарённых, у которых с детства было всё… Их же очень много. Они родились, и жизнь дала им лучшее. Условия, учителей. А таких как вы — единицы. Поэтому вы должны бороться!
— Бороться? — отличная идея. Хватит себя мучить! Эти ароматы сильнее меня. Я откусил от пышного, сочного чебурека и закатил глаза от удовольствия.
— Бороться! — вдохновилась Настя. Голос стал жарче, в нём растаял лёд. — Считайте, что это война с несправедливостью. У вас просто другой уровень сложности в этой жизни, но если вы не отступите, это подарит надежду другим!
Ёжкина ж ты кошка, как пафосно звучит. Но такая вера в добро дорогого стоит. Ей определённо надо сохранить в себе такую милую редкость.
— Поэтому не бойтесь трудностей, — продолжала она, явно забывшись и ступив на любимую тропку. Наверное, это личное у неё. — И вы всегда можете обратиться ко мне, если вдруг у вас появятся сложности с вашими… однокурсниками. Не прикрывайтесь глупыми «понятиями». Если сейчас оставить их поступки безнаказанными, то в следующий раз они кого-нибудь всё-таки убьют.
Как это мило…
— Настя, а можно вопрос? — поинтересовался я, прожевав.
— Конечно…
— Почему вы стали распорядительницей?
Пауза.
— Илья Александрович, к сожалению, мне нужно спешить, — сухо ответила она. — Доброй вам дороги.
Нас разъединило. Я хмыкнул, откинулся на спинку стула и неторопливо принялся за чебурек. Настя мне нравилась. Я ей, видимо, не очень. Скорее всего, есть какие-то сложные настройки в её прелестной головке, которые мешают моему обоянию. Ну и пусть.
А вообще, Настасья не дура, это точно. Таких сюда не брали. Распорядительницы в Академии, как мне удалось узнать, это особенная каста. Большой конкурс, серьёзный отбор. Юные, красивые, талантливые девушки. Мальчиков на эту должность не нанимали никогда. Отчасти я могу догадаться отчего. Всё же мозги у парней в этом возрасте ещё не на месте. У девушек тоже есть проблемы, но… Контроль у них лучше развит, чего и говорить.
Распорядительницы обязательно должны быть неодарёнными и им категорически запрещены отношения с учащимися. Конечно, сюда просачивались охотницы за состоянием, желающих вкусить благородной жизни, но таких очень быстро вскрывали.
Для чего такие требования к кандидаткам точно не знаю. Есть домыслы и слухи из различных литературных источников. Традиция появилась ещё во времена основания Академии. Дескать, должность эту ввел лично Милонов. А вот для чего именно: тут мнения разнились. Мне ближе была версия, что распорядительницы служат для того, чтобы воспитывать в одарённых сдержанность. Быть запретным и недоступным плодом. Ибо владеющий магией обязан владеть собой, а когда в голове чудит юность и жажда утех — ничто так не сносит голову будущему магу, как близость молодой красавицы.
При этом представитель знатного рода должен привыкнуть взаимодействовать с людьми без дара, у которых может оказаться больше власти. Итого, обычный одарённый рядом с распорядительницей хочет не хочет, а вынужден будет познакомиться с такими вещами как терпение, смирение, собранность. Воспитает полезные качества, что сказать. Тем более, что власть странной должности была здесь запредельна. Вон, Настя, если захочет, может меня и к ногтю прижать, но пока просто разговаривает. Буду упорствовать, сделает так, что меня вышибут на улицу. Здесь её слово выше слова благородных учеников.
Интересно, а почему для девочек-одарённых не ввели каких-нибудь распорядителей? Там же тоже ещё те демоны таятся. Нет ли в этом ущемления чьих-нибудь прав?
Впрочем, вероятно у Милонова на эту тему было своё мнение. Или свои детские травмы.
А вообще бедным девочкам из благородных семей и так несладко, ибо за их честью и манерами следит, кроме непосредственно родных, целая армия наёмных работников. Забавно это, конечно, куда не плюнь, всюду молодости достаётся. Хорошо, что меня это не касается! Ни родственников, ни обязанностей.
Докушав и выпив почти поллитра лимонада (чай в этой кафешке был исключительно из пакетиков, и я не стал издеваться над собой), я вернулся в машину, где на пассажирском сидении застыл Поганенький. Хоть штурмовую винтовку спрятал, а то ведь поначалу с ней в руках норовил ездить. А у меня и так прав нет, только чудом дорожные инспекторы за горло не взяли.
— Угощайся, — я бросил ему на колени чебурек. Наёмник из африканского корпуса жадно вцепился в еду. Голодный что ли? Вроде бы не заставляли его голодать. Работник должен кушать, иначе не сможет работать. Так завещала экономика.