"Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Братья-акробаты Марк и Матвей – подивитесь на них, нет на свете ловчей!
Это точно – ловкачи еще те! Особые чудеса ловкости они демонстрируют, добывая выпивку. Марк и Матвей раз и навсегда продали души винному демону, они готовы пить все, в чем есть хоть толика спиртного. Огюст знает об этой их слабости – впрочем, как и все в труппе, – и старается не подпускать акробатов к выпивке. Стаканчик глинтвейна в холодную погоду – это максимум того, что им разрешено. В ответ братья придумывают потрясающие по изощренности способы добычи спиртного. Вроде уж Огюст контролирует каждый их шаг, ан нет, только что оба были трезвые, а в следующий момент уже лыка не вяжут. Так, например, вчера братья где-то раздобыли бутыль крепкой настойки и высосали ее в узком
– Дева-змея, вместо кожи – чешуя! Гнется лука сильней – руки и ноги без костей!
Насчет чешуи – враки, конечно. Чешуя – обычные блестки, нашитые на обтягивающее трико. А на лицо и руки Санни наклеивает их перед выступлением на рыбий клей. После выступления долго умывается, но все равно пахнет, словно торговка рыбой. В остальном – все правда. Санни может буквально завязаться узлом, иногда мне кажется, что суставы у нее способны сгибаться во все стороны. Впрочем, девчонке нет и двенадцати – в ее возрасте и я мог легко заложить ноги за голову или втянуть живот до самого позвоночника.
– А потом выступает Самсон-силач! Здоровый как лошадь – хоть в телегу впрячь!
Это про Булыгу. Огюст решил, что Андрэ – неудачное имя для циркового силача. Булыга – лучше, но и этому имени не хватает изящества. Ведь на самом деле почти в любой деревне найдется свой силач не хуже Андрэ – кузнец, кожемяка, а то и простой земледелец. Но кому интересно смотреть на Жака-кузнеца, которого знаешь с пеленок? А вот цирковой силач с библейским именем – это совсем другое дело.
– Ездит взад и вперед Леди Годива, смотреть интересно, хоть и сидит в седле криво! Ни шелка на ней, ни тафты, одни волосы не скрывают красоты!
До моего появления тощая сварливая шлюха, подобранная сеньором Сарозом в каком-то жалком борделе, считалась «изюминкой» цирка, делавшей основные сборы. Из талантов у Леди Годивы присутствовали только полнейшее бесстыдство да парик из крашенных в рыжий цвет конских волос. Что за удовольствие находили взрослые женатые мужики в разглядывании голой девки с фигурой колодезного журавля – мне понять, видимо, не дано. Тем не менее номер (круг на лошади) пользовался феноменальной популярностью.
– А вот редкостный зверь – кот ученый! Сидит на цепи крученой! Такого зверя не видали вовек – читает и считает как человек!
А это про меня. Я приоткрыл глаза, потянулся и без особого интереса посмотрел на потенциальных зрителей, сбившихся в тесную кучку у хозяйского фургона.
Синяша – сын Огюста – честно надрывался во всю мощь легких, стоя на облучке и демонстрируя параллельно картинки, нарисованные специально для этого самим синьором Сарозом. Огюст как-то заявил, что учился в Италии у какого-то знаменитого художника – то ли Леонардо, то ли Рафаэля. Думаю – врал. Во-первых, бывал мой отряд и в Италии, охраняли мы одного флорентийского вельможу, которого хотели зарезать соотечественники то ли из кровной мести, то ли из соображений высокой политики, как это принято в тех краях. Будучи дворянином, я имел честь участвовать в попойках напуганного и скучающего вельможи, и во время одной из таких попоек ему взбрело в голову просветить меня относительно великих художников Италии. Больше всего он рассказывал как раз про Леонардо и Рафаэля. Возможно, я был слишком пьян и не совсем уяснил, чем же они были так знамениты, однако совершенно точно помню, что умерли оба еще до моего рождения. Ну а во-вторых, если Огюст и впрямь учился у художника, то почему я на его рисунках похож на мохнатый сапог с двумя рядами пил вместо рта, а когда Синяша демонстрирует картинку с акробатами, дети в толпе начинают плакать?
Мальчишка продолжал орать. Я понял, что уснуть не получится, да и, пожалуй, пора наведаться к синьоре Сароз. Добрая простоватая женщина – полная противоположность мужу – исполняла в цирковом таборе обязанности ключницы, фуражира, кухарки, прачки и даже лекаря, когда кто-то из артистов заболевал или что-нибудь себе вывихивал во время представления. Настоящая кампфрау, я вам скажу! Ко мне синьора Сароз с самого первого дня благоволила, и я в любой момент мог рассчитывать на кусочек мяса или рыбы вне обычной скудной пайки.
Увы, я не оговорился – именно скудной. Роскошный обед, которым Огюст усыпил мою бдительность и подкупил Андрэ, оказался первым и последним проявлением щедрости – щедрости особой, расчетливой – хозяина цирка. Если уж говорить без обиняков, то он нас самым наглым образом надул. Когда бедняга Андрэ впервые увидел, сколько и чего ему положили в миску на завтрак, я уж было решил, что он забудет про свое пресловутое миролюбие и бродячий цирк лишится своего не в меру бережливого хозяина. Собственно, это было бы даже не преступление, а справедливое возмездие. Увы, даже очень большой и злой овце волком не стать – все закончилось свернутой в трубочку миской и сломанной скамейкой. Синьор Сароз, спокойно наблюдавший за беснующимся Булыгой, хладнокровно сообщил, что вычтет их стоимость из жалованья силача. Правда, сомневаюсь, что нам с Андрэ он вообще собирается платить. Да я и не останусь в цирке так долго.
Если поначалу слова Огюста о совместном путешествии в столицу показались мне резонными, то реальное положение дел быстро избавило меня от иллюзий на этот счет. Обман с кормежкой и деньгами – это так, мелочь. В конце концов в бытность мою ландскнехтом меня постоянно обманывали с довольствием. Главной бедой было то, что табор двигался слишком медленно. В Большие Куроцапы мы с Булыгой пришли в тот день, когда цирк давал последнее представление. Однако тем вечером мы никуда из села не тронулись – артисты отдыхали, что выражалось в распитии гомерического количества дешевого вина и крепких настоек. На следующий день синьор Сароз проспал до полудня, и только часам к трем все было собрано и табор двинулся в сторону третьего села – Бугров. Мулы, тащившие повозки, двигались с головокружительной скоростью засыпающих улиток, так что путь, который пеший странник одолел бы к полудню следующего дня, отнял у табора весь следующий день. А в Буграх, селе чуть меньшем, чем Большие Куроцапы, Огюст решил остаться на три дня, чтобы захватить и воскресенье, справедливо рассчитывая на большие сборы в праздничный день. Узнав об этом, я окончательно понял, что с цирком мне не по пути. Так мне не только до Хеллоуина, но и до Рождества чернокнижников не догнать!
Я попытался уговорить Андрэ бежать вместе, но успеха не достиг. На гиганта неожиданно сильное впечатление произвели слова Огюста о галерах и рудниках. Похоже, Андрэ вбил в голову, что в каждом городишке на нашем пути вся стража только и мечтает о том, как бы заковать в цепи именно его – Андрэ Булыгу. Разубедить его мне не удалось. Что же, придется своими лапами как-то…
– Эй, господин кот! – донеслось с улицы. – Где вы, господин кот? Пора. Скоро начало представления…
Я торопливо доел жареную рыбью голову, витиевато поблагодарил синьору Сароз и выскочил на улицу. Еще неделю назад я расцарапал бы Огюсту лицо, посмей он в своей утонченно-издевательской манере назвать меня «господин кот». Увы, за эти дни все как-то незаметно, но очень сильно поменялось. Слова уже не так задевают меня… а если уж честно, то и не задевают вовсе. Когда ежедневно выходишь паясничать перед «почтеннейшей публикой» за еду, нелепо обижаться на какие-то там слова.
– Иду, иду, – мрачно буркнул я, присоединяясь к торопливо шагающему Огюсту.
– Готов?
– Можно подумать, я совершаю какой-то умопомрачительной сложности трюк, – фыркнул я сварливо. – Ты главное следи, чтобы в меня не кидали всякой дрянью. Вчера чуть не попали гнилым помидором в голову – я чудом увернуться успел!
– Культурный уровень этих людей крайне низок, дорогой капитан. Будьте к ним снисходительны – бросить в артиста гнилым овощем для них обязательная часть представления. Не камнями же кидаются в конце концов…