"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Дураком, Герман не был. Наивность и некоторая оторванность от жизни — это да, было такое, но не глупость. Поэтому став обладателем подписки о невыезде, обращаться за разъяснениями к работодателю не пошел. Однако появившееся внезапно острое желание сделать кому-то что-то очень неприятное подавить Лежнев не сумел.
Директор подходил на роль жертвы просто идеально, возможностей у Германа выше крыши, так что тем же утром заявление об уходе по собственному лежало на столе у начальника. А вечером успешный бизнесмен обнаружил, что нежно лелеемый счет, открытый на подставное лицо, и на который поступали уже отмытые деньги, пуст. Бумажки с паролями на мониторе — это очень удобно, но, порой, довольно опасно. И это был не единственный удар, потому что буквально
Немного остыв, Лежнев в своем поступке разочаровался. Если раньше он хотя бы сам про себя знал, что честный человек, который по неопытности попал в неприятную ситуацию, то теперь, получается, он ничем не лучше того директора. Кроме того, деньги — это вовсе не решение всех проблем, скорее даже наоборот. Первое, что приходит в голову после того, как сорвешь большой куш — это сбежать куда-нибудь подальше, за границу, и прожить остаток жизни обеспеченным человеком, ни о чем не заботясь. Но тут есть немного чисто технических сложностей. Подписка о невыезде никого из опытных мошенников никогда не останавливала, а вот если ты в целом законопослушный гражданин и только-только вступил на скользкую дорожку, может подрезать крылья прямо на взлете. Парень с грустью признался, что поступать так, как поступил он — недальновидно даже с чисто практической точки зрения. Что для начала не помешало бы подготовить пути отступления. Впрочем, после такого потрясения действовать разумно для неподготовленного человека сложно. Немудрено поддаться порыву.
Девушке своей о проблемах Герман рассказал. И о подписях злополучных, и об уголовном деле. И об очень приличной сумме, с которой он не знает, что делать. Про моральные терзания тоже рассказал, но тут особого понимания не встретил. Девушка заявила, что поступил он правильно, как настоящий мужчина. Сочувствовала, целый вечер гладила буйную головушку и обещала, что они со всем справятся. Утром, радостная и довольная, сообщила, что у ее подруги есть какие-то знакомые, которые непременно помогут покинуть страну за небольшую комиссию. Так же подруга порекомендовала способ вывести деньги на счет в иностранном банке, и даже выдала примерный расклад, сколько это будет стоить.
— То есть ты ей все рассказала? — Герман поверить не мог, что все это происходит с ним.
— Ой, ну конечно же нет! Я так, намеками, завуалированно! — защебетала девушка, и Лежнев отчетливо понял: выложила все, со всеми подробностями, и даже диалоги передала в лицах. Она же не раз упоминала, что от лучшей подружки секретов нет. Только парень почему-то надеялся, что она про себя говорит, но, видимо, его, Германа, секреты, тоже уже проходят по категории лично ее, любимой.
«Что знают двое — знает и свинья». Герман целый день проходил в ожидании, что за ним придут прямо сейчас, потом его немножко отпустило, и он окончательно понял — деньги эти ему не нужны. И за границу он не поедет. Судьба Остапа Бендера его совершенно не прельщала, а на что-то более оптимистичное рассчитывать было бы совсем уже глупостью. Все директорские деньги ушли на благотворительность. Несколько приютов для животных по всей стране теперь имеют возможность кормить своих питомцев мраморной говядиной из серебряной посуды.
Девушка, когда узнала о случившемся, довольна явно не была, но в целом решение Германа поддержала. А на утро исчезла, прихватив содержимое тумбочки с деньгами и обнулив кредитку, а взамен оставила обидную записку. Заканчивалась записка словами: «Тупым дибилам и ниудачникам деньги ни нужны. Пращай и ни ищи меня». Герман даже не удивился и воспринял это не как очередной удар судьбы, а как закономерное развитие событий. В своей способности оценивать людей и подбирать друзей он уже успел разочароваться, на серьезные страдания сил не было.
Период апатии с уходом любимой почему-то прекратился. Уже утром Германа в городе не было.
Однако несмотря на то, что жизнь, как считал Герман, загублена окончательно и полностью, расставаться с ней ему все равно не хотелось. Денег у него все еще оставалось прилично — ну, по его меркам конечно же. Хватило бы, чтобы убраться куда-нибудь на Гоа и прожить там пару лет, не работая и ни в чем себе не отказывая. Если фрилансить, пребывание в тропическом раю можно продлить до бесконечности. Одна заковыка — Герман еще только вступил на скользкую дорожку афериста и преступника, и потому понятия не имел, как выехать из страны имея на руках подписку о невыезде. Поэтому и пытаться не стал.
Решил залечь на дно и дождаться, когда все хоть немного уляжется. Подумать, а потом уже решать — идти ли с чистосердечным признанием в органы, или придумать что-то более оригинальное. Главное, больше не действовать импульсивно. Деревеньку для залегания на дно выбрал по карте — совершенно произвольную. Электричка довезла до станции, потом еще час автостопом, пара часов пешком по проселочной дороге.
Деревня с незатейливым названием Михайловка опознавательных знаков не имела. Даже дорожного знака. Ближе к центру домики еще выглядели жилыми, ну а те что на краю по большей части смотрели на мир заколоченными окнами и укрывались от непогоды провалившимися крышами.
— То, что нужно, — пробормотал молодой человек. — Даже если не смогу договориться о постое, заночую в какой-нибудь из этих хибар, а потом пойду дальше.
Вокруг, в радиусе пятидесяти километров было два перспективных варианта — правда, чуть менее подходящих чем Михайловка — не таких депрессивных и умирающих. Однако скитаться не пришлось. Всего через час Герман познакомился с одноногим ветераном афганцем, который без долгих разговоров разрешил ему поселиться в соседнем доме.
— Брательник у меня там жил, младший, — пояснил, как он представился, дядя Максим. — Помер год назад, нах, а жена с племянниками еще десять лет назад в город уехали. Буен был Лешка, когда выпимши, а не выпимши я его как раз те десять лет и не видел. Нах. Так что заселяйся да живи, мне не жалко. Да и денег особо не надо — только за электричество плати — вы, молодые, дохрена электричества тратите.
Сам дядя Максим тоже не гнушался выпивки и очень обрадовался появлению собутыльника, так что за следующую неделю Герман так и не побывал в арендованном доме. И только на восьмой день, когда проснулся, понял, что если так и продолжится, то никаких бандитов не потребуется. Помрет сам и без всякого насилия.
— Ну, отошел, значит, оттаял, нах. — Пожал плечами хозяин, когда Герман признался в своих опасениях. — Тогда идем, нах, покажу дом да с соседками познакомлю. Так хоть заскучаешь — поможешь старухам, нах. Я-то, сам видишь, только по мелочи. Забор там поправить, или вскопать чего — это пожалуйста, а вот ту же крышу подладить — тут уже не ко мне. С лестницами у меня беда, нах.
Так и повелось. Физический труд на свежем воздухе Германа неожиданно увлек, благо несмотря на офисную профессию, руки у парня росли из плеч. По утрам, как только оправился от тяжелого похмелья, бывший айтишник отправлялся на помощь очередной одинокой бабке. За работу парень получал ворох жизненного опыта старшего поколения и домашнюю кормежку, которая с непривычки казалась божественно вкусной. Тем более тут включилась конкуренция: каждая из бабок старалась переплюнуть соперницу. Вечером приходил дядя Максим, с которым они подолгу играли в третьих героев. Старику игра неожиданно зашла, он увлекся, да так, что и опытному Герману порой не удавалось выиграть. Правда, партию доигрывали редко — за разговорами забывали делать ходы.