"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
– Мне обещали один рё, – словно оправдываясь, произнес боцман.
– А кто, кроме капитана, был в Учжоу? Хоп?
– Только повар Бугэй.
Ага, отметил для себя Натабура, надо его расспросить, – и прыгнул в люк. Оттуда, среди других звуков, слышалось грозное рычание Афра с нотками паники, словно пес столкнулся с демоном и не мог справиться, но и отступать не хотел, а ждал появления его – Натабуры. У них было так заведено: где один, там и другой. Откуда на джонке демоны, когда миры официально разделены? – успел подумать Натабура, пересчитывая боком все ступени, потому что спешил. – Они давно перешли жить в сказки и предания.
В первые несколько мгновения, пока глаза не привыкли к темноте трюма, он стоял под люком, даже не подумав, что здесь он как на ладони и что если у кантё есть лук, лучше момента не найти. И действительно: 'тук' – рядом, в основание деревянной опоры, воткнулось короткое копье. Бросили его неумелой рукой, потому что оно летело не по прямой,
Звуки доносились справа, где угадывались какие-то ящики, тени и еще нечто громоздкое. Как бы мне пригодился вакидзаси, с сожалением подумал Натабура, и двинулся туда, ощущая дурное предчувствие. Драться длинным кусанаги в трюме с низким потолком было крайне неудобно. И хотя короткий вакидзаси годился разве что против легковооруженного воина, потому что им трудно нанести смертельную рану, в ближнем бою он незаменим, с его помощью можно устрашить любого противника.
Рыжий подпал Афра он разглядел сразу. Афра пятился задом и истерически рычал. Но как только почуял Натабуру, стал яростно нападать на невидимого врага. Из пасти у него летела пена. По спине Натабуры пробежали мурашки. Так происходило всегда. Это было привычно – холодное чувство ярости и собранности перед боем.
Держа кусанаги двумя руками не над головой, а чуть сбоку, чтобы не зацепить балки под потолком, Натабура перепрыгнул через Афра и за ящиками увидел смутную фигуру воина. Он показался Натабуре слишком громоздким. Не то чтобы выше его ростом, а как-то шире и мощнее. Да и доспехи поблескивали как-то странно, словно были неметаллическими. Все это за доли мгновения пронеслось в голове, и он ударил наискось, целясь в шею, полагая, что если даже и не разрубит сикоро, то хотя бы заставил врага отступить. Самое плохое, заключалось в том, что он не видел рук противника и действовал вслепую, полагая, что противник не успеет ответить. Удар вышел классический – 'тяни-толкай', и пришелся на верхнюю треть кусанаги. Обычно таким ударом Натабура легко валил человека. На этот раз все пошло не так. Удар получился очень жестким, словно по скале, с сухой отдачей в рукоять. Даже заболели ладони. Любой бы другой меч сломался. Но голубой кусанаги выдержал – только во все стороны брызнули искры. И то, что Натабура увидел за это мгновение, удивило его больше всего: в темноту трюма тянулись ряды воинов-истуканов, а между ними шмыгал никто иной, как сам кантё Гампэй. В затхлом воздухе стоял очень знакомый запах, словно из святилищ Нихон. Натабура сразу не мог вспомнить, с чем конкретно он связан.
– Стой! – крикнул Натабура, делая привычное движение, которым стряхивают кровь с меча, прежде чем бросить его в ножны, и ближайший к нему воин повернул голову. – Стой!
А тот воин, которого он ударил, со скрипом поднял копье и ударил древком об пол:
– Бух!!!
И тотчас же весь трюм наполнился движением. Истуканы словно проснулись от долгого сна.
Кими мо, ками дзо! Да это хирака, сообразил Натабура, отступая к люку и оттаскивая за ошейник злобно хрипящего Афра, который, ничего не понимая, готов был стоять насмерть и никуда не отступать. Натабура слышал и читал о самураях из обожженной глины, но никогда их не видел. Такие войны крепче стали, и кусанаги их не возьмешь. Здесь нужна тяжелая булава. Хирака принадлежали царству мертвых. Они охраняли и сражались за китайских императоров, ушедших в область за Луной. Но никогда не приходили в мир живых. Кантё Гампэй, что-то бормоча, бегал среди них. Терпко пахло чем-то знакомым. Да он их оживляет, понял Натабура. Но как?
– Все! Все! – успокаивал он друга и подталкивал его вверх по лестнице, с ужасом чувствуя, что один из хирака двинулся следом за ними.
Афра не хотел лезть по лестнице. Он извивался, как сломанный во многих местах стебель, щелкал зубами, выражая презрение к противнику и за одно к хозяину. И вообще, выказывал полное неподчинение. В другое время Натабура примерно наказал бы его, но сейчас было не до этого – пол мелко подрагивал под тяжелыми шагами, а у самого Натабуры не было никакого желания вести бой с неизвестным противником в тесном трюме.
– Давай! Давай же! – твердил он, вытолкал Афра, и в этот момент его кто-то цапнул его, как собака, за ногу.
Натабура попробовал было брыкнуться, но словно ударил по камню и с ужасом подумал, что если схватят за вторую ногу, то можно вообще не выбраться из трюма. Не оглядываясь и не теряя ни мгновения, он уцепился за ступени и полез наверх, с большим трудом подтягивая за собой того, кто мертвой хваткой висел на нем.
Сверху уже тянулись руки. Он даже разглядел встревоженные глаза Юки. А когда его голова появилась из люка, учитель Акинобу, Язаки и боцман Дзидзо подхватили и потащили его на палубу. Они старались целую кокой и не могли справиться. От боли Натабура искусал себе все губы. Вслед за Натабурой появился не хирака и не кантё Гампэй, которого все ожидали увидеть, а странное существо – ганива. Грубая, бесформенная голова с мощными челюстями молча и беспощадно жевала ногу Натабуры. Акинобу ударил посохом что есть силы – по глазам, по носу. Но это было все равно, что клинком дробить камень. Всего лишь три песчинки упали на палубу и всего лишь три искры улетели за борт. Запахло серой. Ганива же завилял хвостом, как настоящая собака. Должно быть, ему было щекотно, а потом, довольный, зарычал, показывая в углах пасти каменные губы.
– Берегись! – взвизгнул Язаки и забегал, и забегал вдоль борта, прижимая руки к груди.
Обычно он так кричал, когда не знал, что ему делать, а бегал, потому что было страшно. Все это Натабура заметил как бы мимоходом, потому что его внимание, как и всех, было приковано к ганива.
Из люка показалась голова хирака в коническом шлеме, на котором даже кисточка была каменной. Плоское, скуластое лицо воина с редкими усиками ничего не выражало. Оно было неподвижным, как маска, – мертвые глаза, мертвые губы. Только там, в глубине зрачков шевелилось что-то живое. Боцман Дзидзо подскочил и ударил что есть силы тяжелым китайским мечом. Будь на месте хирака человек из плоти и крови, его бы голова покатилась по палубе. Однако с хирака ничего не случилось. Только верхушка шлема вместе с кисточкой отлетела к борту. Это не произвело на хирака никакого впечатления – он все так же равномерно и неумолимо, как смерть, лез на палубу, протискиваясь в люк, который для него оказался слишком узким. В одной руке он держал длинное копье, с конским волосом возле наконечника, в другой – прямой китайский меч.
О Натабуре тотчас забыли. Все забегали. Закричали. Боцман Дзидзо бросился в кладовку за масакири и другим тяжелым оружием. Натабура ударил ногой ганива в морду, понимая, что это ни к чему не приведет, – только сделал себе так больно, что на какой-то момент потерял связь с реальностью. Спас его Афра. Он вырвался из рук Юки и прыгнул. Этого ганива вынести не мог. Должно быть, он любил сородичей из плоти и крови больше, чем людей. Разомкнув челюсти, он прыгнул на Афра. Натабура пнул его что есть силы здоровой ногой в бок и не дал вцепиться в Афра. Да и сам Афра оказался не так прост. Он обладал такой ловкостью, о которой ганива не имел понятия. Его огромные челюсти щелкнули в воздухе, потому что Афра взлетел, а потом атаковал сверху. Если бы это была настоящая собака, то ее шансы были бы минимальны, ибо Афра в таких случаях перекусывал шею. Но в данном случае его клыки всего лишь поцарапали камень. Зато Натабура успел вскочить, и они с учителем Акинобу схватили ганива: один за холку и уши, чтобы ганива никого не укусил, второй за задние лапы. Хирака почти вылез из люка. Язаки бегал и кричал, бегал и кричал:
– Натабура!… Натабура!…
Юка подбежала и ударила тем, что осталось от тяжелого китайского меча. Во все стороны брызнули искры и крошки камня. Хирака, ни на что не обращая внимания, выпрямился и приготовился встать. На нем поблескивали старомодные доспехи времен Тан, а меч был проржавевшим и кривым. Все это Натабура увидел в тот момент, когда они с учителем Акинобу приподняли ганива, который весил, как откормленная свинья, и, перевалив через борт, бросили в море. Натабура повернулся, чтобы защитить Юку, но откуда-то сбоку, как демон, налетел боцман Дзидзо с масакири и решил все дело, отколов одним ударом хирака голову. Она с гулким стуком покатилась по палубе, и тогда все заметили, глаза у головы мигают, как у настоящего человека. Должно быть, хирака все же испытывал боль. Он поднялся с колен и даже сделал размашистое движение копьем, задев мачту, но сразу стало понятно, что каменный самурай ничего не видит, поэтому удар пришелся в никуда. Акинобу же, схватив второй топор, который принес боцман Дзидзо, подкрался, нанес удар от плеча сзади и отколол руку с копьем, а боцман – руку с мечом. Все замерли, наблюдая, что будет дальше, лишь боцман ухватился за штурвал и в очередной раз поставил джонку носом к волне. Повар Бугэй вместе с матросами боролся с гиком. Хирака сделал пару неуверенных шагов. Внутри его родился странный звук – так зовут сородичей на помощь, и только тогда Натабура сообразил захлопнуть люк и накинуть дужку. Тотчас снизу ударили – раз, другой, но безуспешно, как в плиту гробницы.
После этого он вспомнил о ноге, захромал, все и поплыло перед глазами. Юка, вглядываясь в него тревожными глазами, тотчас оказалась рядом, подставила плечо, и, он, споткнувшись, как-то неловко плюхнулся на палубу и оперся спиной о борт джонки. Рана казалась пустяковой. Однако крови было, как из борова: забрызгал весь мостик, Юку напугал. Натабура хотел сказать, что ничего – выпутывались и не из таких положений, но все куда-то пропали, и он увидел цветистый сон, из тех, что называется вещим, но только не понял ничего, словно он находился в цветущей долине, такой яркой, что в жизни таких не бывает, ручей под ногами, бегущий весело среди мшистых камней, и голубое небо. Надо было что-то сделать, но он никак не мог сосредоточиться и понять, что именно, словно его звали со всех сторон, а он не решался определить направление. Потом откуда-то из выси родился звенящий звук, переросший в нечто, что не имело смысла, и Натабура пришел в себя оттого, что ногу ему поливали теплым сакэ, а Юка, обливаясь слезами, держала наготове чистое полотно.