Фантастика и Детективы 2014-07
Шрифт:
Великая загадка Пеграма
(Приношу извинения доктору Конан Дойлу и нашему общему другу покойному Ш. Холмсу)
Мимоходом я помянул это дело — «Великую загадку Пеграма», по слову журналистов — в беседе с моим добрым другом Шерли Колмсом. Мне было интересно узнать его мнение.
Дело было так: друг мой играл на скрипке; на лице его лежала печать отрешенного покоя, какую я дотоле не видал ни разу. А ведь чем более спокойным кажется мой друг, тем большая ярость кипит в его
На сей раз причиной ярости стали утренние газеты, привычно восславившие бдительность и компетентность работников Скотленд-Ярда. Надо заметить, что друг мой столь не выносил Скотленд-Ярд, что не мог смотреть ни на крупный, ни на мелкий рогатый скот, а ярды полагал устаревшей мерой длины, годной лишь для колоний.
Тем временем мистер Колмс отложил в сторону скрипку и поприветствовал меня с обычной теплотой в голосе: мы были с ним весьма дружны.
— Хотел бы я знать, Колмс, — я решительно бросился с места в карьер, — что вы думаете о загадке Пеграма?
— О чём, о чём? — переспросил он.
Как это было на него похоже! Весь Лондон обсуждал это дело, все газеты наперебой писали о нём — а Колмс и не подозревал. Он вообще сочетал в себе удивительную неосведомлённость о делах повседневных и общеизвестных с глубокими знаниями в самых неожиданных областях. Сия черта его характера сделала общение с ним истинным благом, поскольку он не знал ни о Гладстоне, ни о Солсбери, а, следовательно, никогда не спорил со мной по поводу политики [2] .
2
Британские государственные деятели, в политическом смысле — полные антиподы. Если Колмс ничего о них не слышал — значит, он, так сказать, «ни за либералов, ни за консерваторов». — Здесь и далее прим. составителя.
— Инспектор Грегори поставлен в тупик, — добавил я.
— Охотно верю. Он же сущее дитя, этот инспектор — его может поставить в тупик любая мелочь, хоть квадратура круга, хоть вечный двигатель, — ответил Колмс.
Он никогда не позволял себе ни малейшего проявления профессиональной зависти — черта, редкая в людях и вызывавшая моё искреннее восхищение.
Друг мой тем временем набил трубку, упал в кресло, заложил за голову руки, вытянул ноги, пристроив их на скамеечку у камина и просто сказал:
— Рассказывайте!
— Старина Барри Кипсон был брокером в Сити. Жил он в Пеграме, и у него была привычка…
— Войдите! — внезапно крикнул Колмс.
Он не двинулся с места, но слегка напугал меня, тем более что я не слышал стука. Еще больше я удивился, когда мой друг засмеялся.
— Право, простите: так заслушался, что забыл первое правило сыщика, — извинился он почти сразу. — Сперва сказал и только потом подумал. Дело в том, что вот-вот придёт человек, который поведает мне о преступлении всё, что только можно, избавив вас от необходимости меня просвещать.
— Так у вас клиент? Простите, не смею мешать, — я поднялся, но Колмс меня остановил:
— Нет-нет, никаких клиентов. Честно сказать, я осознал, что ко мне кто-то придёт, лишь тогда, когда сказал об этом.
Я ошарашенно глянул на него. Хоть мне и ранее предоставлялась возможность на практике наблюдать невероятные способности моего друга, они всякий раз поражали меня до глубины души. Колмс затянулся, с удовольствием созерцая восхищённое изумление на моём лице.
— Мои слова не стоят вашего удивления, поверьте. Происходящее на улице отражается в зеркале над камином. И вот я вижу, как некий господин остановился, достал мою визитную карточку, повертел в пальцах, затем бросил взгляд в нашу сторону. Карточку я легко опознал — вы ведь знаете, я всегда заказываю ярко-алые. Если, как вы сказали, загадку обсуждает весь Лондон — естественно, и этот господин не будет исключением. Вероятно, ему требуется моя консультация по этому вопросу. Всё это совершенно очевидно, хотя, разумеется… войдите!
На сей раз в дверь и впрямь постучали.
— Мне нужен Шерли Колмс, известный сыщик… — начал незнакомец, войдя.
Мой друг не обратил на вошедшего ни малейшего внимания. Тот подошёл ближе.
— Он перед вами, — наконец не выдержал я, поскольку Колмс продолжал отрешённо попыхивать трубочкой. Мне даже показалось, что он задремал.
— В таком случае, позвольте представиться… — гость потянулся за визиткой.
— Не стоит. Вы журналист.
— Разве мы знакомы? — недоумённо уточнил тот.
— Отнюдь. Первый раз вас вижу, — ответил Колмс.
— Но тогда как…
— Легче лёгкого. Вы пишете в вечерний листок. Сегодня подали туда уничтожающую критику книги вашего друга. Он будет страдать, вы — утешать его. Он никогда не узнает, кто нанёс ему этот удар… если, конечно, я не расскажу.
Журналист, покраснев, упал в кресло.
— Это чертовски…
— Чертовски некрасивый поступок? Согласен.
Кое-как взяв себя в руки, гость произнёс:
— Надеюсь, вы не откажетесь рассказать, каким образом вы смогли узнать подобное о совершенно незнакомом вам человеке?
— Я не часто рассказываю о своём методе, — невозмутимо ответил Колмс. — Однако в данном случае, если я привью вам наблюдательность и привычку анализировать обстановку, это улучшит ваши профессиональные навыки — что, в свою очередь, пойдёт на пользу мне самому, так как ваша газета перестанет наводить на меня смертную скуку. Поэтому я, пожалуй, всё же расскажу. Большой и средний пальцы у вас синие от чернильных пятен — следовательно, вам приходится очень много писать. Это, в свою очередь, означает, что вы принадлежите к одному из двух пишущих классов: или вы мелкий клерк, или журналист. Однако клерк должен быть аккуратен; пятна у них на пальцах мелкие или частично смытые. Вывод очевиден. Продолжаю. В кармане у вас — вечерний листок. Купить его мог бы каждый, скажете вы. Бесспорно, но только не сегодняшний номер, который поступит в продажу не раньше, чем через полчаса. Следовательно, вы взяли номер прямо в редакции — и, следовательно, вы в этой редакции работаете. В содержании карандашом отмечен отзыв на книгу — а ваша братия никогда не отмечает отзывы и статьи своих коллег. Значит, статья ваша, и вы, вероятнее всего, собираетесь послать ее автору книги. Газетёнка ваша нещадно клеймит всех, кто пишет книги и при этом не сотрудник оной газетёнки. Ну, а что с автором вы дружны, я просто предположил. Наблюдательность и немного простейшей логики — не более того, как можете видеть.
— Вы… мистер Колмс, вы же гений! Вы ровня самому Грегори, богом клянусь!
Друг мой нахмурился, отложил трубку и выхватил свой шестизарядный револьвер.
— Да вы, сэр, вознамерились меня оскорбить!
— Ничуть, богом клянусь, ничуть! Вы… вы хоть завтра могли бы возглавить Скотленд-Ярд! Честное слово, сэр, я так и считаю!
— В таком случае, молитесь! — крикнул Колмс, прицеливаясь.
Я вскочил и встал между ними.
— Нет! Шерли, друг мой, не стреляйте — вы испортите ковёр. Разве вы не видите, что этот несчастный не хотел вас обидеть? Более того, он полагал, что хвалит вас!