Фантазёрка
Шрифт:
Конечно, Джошуа Коулу были прекрасно известны совершенства противоположного пола. Его мир был наводнен женщинами со стройными, скульптурно вылепленными телами, с отбеленными зубами, с безупречной формы бровями, совершенным макияжем, сногсшибательными прическами и с одеждой, дышащейбогатством и лоском.
Женщина, стоявшая перед ним, была, на его взгляд, воплощением няни. Чистенькая, без всякой косметики, в удобных туфлях и простой черной юбке, выглядывавшей из-под жутко помятого пальто. На
Она относилась к тому типу женщин, о которых он тут же забывал, один раз взглянув: синий чулок, всецело погруженный в утомительные заботы о детях. Впрочем, она была моложе, чем ему сперва показалось, и держала себя с таким достоинством, которое не могла скрыть никакая убогость в одежде.
Изысканный золотой медальон, висевший на шее, совершенно не сочетался со всем ее нарядом и подчеркивал белизну кожи.
А затем Джошуа заметил ее волосы. Волнистые и иссиня-черные, они были зачесаны назад, и лишь несколько локонов непослушно выбивались из густой копны. В них чудилось что-то дикое, экзотическое, цыганское.
Глаза ее, когда он в них заглянул, подчеркивали это ощущение. Они были потрясающе бирюзового цвета, а черные ресницы — такие длинные и пушистые, что им не требовалась никакая тушь.
Лицо ее на первый взгляд могло показаться простым. И все-таки в нем было нечто — возможно, непосредственность и свежесть, — что его интриговало.
Казалось, она явилась из мира его фантазий, в которых он мечтал о чем-то недостижимом, и вдруг это что-тостало материальным и ощутимым.
Джошуа отогнал от себя странные мысли и вернулся в реальность под громкий крик младенца. Ему достаточно было оглянуться вокруг себя, чтобы убедиться, что он — человек, у которого есть уже все, включая восхищение и обожание женщин в тысячу раз привлекательнее, чем та, которая стояла перед ним.
— Мой дядя ненавидит нас, — заявила его племянница Сиси в тот момент, когда Джошуа пытался очаровательно улыбнуться няне. Было бы недурно испытать свои чары на ком-то столь нравственном перед предстоящими переговорами с Бейкерами о продаже их любимых земель на Лосином Озере.
— Сиси, это очень грубо, — сказала няня. Голос се был низкий, хрипловатый — такой же реальный, как она сама. И в нем звучала чувственная нотка — неожиданная для синего чулка.
— Конечно, я нисколько не ненавижу вас, — сказал Джошуа, раздосадованный тем, что вынужден оправдываться перед девочкой, которая досаждала ему год назад. — Я растерялся при виде вас. Вот в чем разница.
Он попытался изобразить улыбку. Губы няни изогнулись, и свободная рука ее дотронулась до медальона.
— Вы ненавидите нас, — твердо сказала Сиси. — И зачем только маме и папе понадобилось отдохнуть от нас?
При этих словах нос ее сморщился, глаза закрылись и, расплакавшись, она уткнулась лицом в широкое пальто няни.
— А почему бы и нет? — сухо спросил Джошуа. Дети находились в его офисе едва ли тридцать секунд, а ему уже хотелось от них отдохнуть.
— Девочка просто устала, — сказала няня. — Ш-ш-ш, Сиси.
Он невольно залюбовался рукой, которую она положила на детскую голову, — был очарован этим
нежным прикосновением и тихим успокаивающим тоном. Сиси перестала плакать, но продолжала печально всхлипывать.
— Я думаю, сказалось еще то, что нас никто не встретил в аэропорту.
Ему почему-то захотелось, чтобы после его объяснения неодобрительная морщинка исчезла с ее лба.
— Кажется, произошла какая-то путаница с датами. Если бы вы позвонили, я послал бы кого-нибудь встретить вас.
— Я звонила. — Морщинка стала еще глубже. — Но, видимо, лишь очень важные люди допущены к разговору с вами.
Он увидел, что те секретные меры, которые применялись для того, чтобы сберечь его время и оградить личную жизнь, явились для нее показателем его чрезмерно раздутого эгоизма. Кажется, ему следует смириться с тем, что недовольная морщинка на лбу ее не исчезнет никогда.
— Я ужасно сожалею, — сказал он, но взгляд ее нисколько не смягчился.
— А эти тети голые? — спросила Сиси, между всхлипами, оторвав голову от пальто няни.
Он проследил за ее взглядом и внутренне вздохнул. Девочка смотрела на вазу, украшавшую его кофейный столик. Она стоила сорок тысяч долларов. Изысканно вырезанное голубое стекло переливалось в солнечных лучах и было такого же оттенка, как и глаза няни.
— Сиси, достаточно, - твердо произнесла няня.
— Но ведь они же голые, мисс Принни, — пробормотала Сиси без всякого раскаяния.
Мисс Принни. Тяжелое, крепкое имя, которое носят старые девы-библиотекарши.
— В окружении твоего дяди, я уверена, эта ваза считается подходящим украшением.
— И какое же у меня окружение? — спросил Джошуа, поднимая бровь.
— Я имела удовольствие прочитать о вас все на борту самолета, мистер Коул, в журнале «Народное обозрение». Вы знаменитость.
Ее тон говорил о многом: неглубокий человек, плейбой, гедонист. Он был признан виновным уже до того, как не встретил ее в аэропорту.
Он снова обнаружил, что защищается.
— Я бизнесмен, — сказал он коротко, — а не знаменитость.
На самом деле Джошуа Коулу очень не нравилось афишировать свой все более повышающийся статус. Но чем больше он скрывался от представителей прессы, тем упорнее они преследовали его. Эта анонимная статья в «Народном обозрении» была обескураживающей.
Ему присвоили титул «Самого сексуального холостяка в мире». Джошуа пришел в замешательство, увидев такое количество своих фотографий, а ведь он принимал все возможные меры, чтобы оградить свою частную жизнь.